Россия прирастает сирийцами Альтернативу европейскому миграционному кризису предлагает Республика Адыгея

В Адыгее готовы делиться опытом по планомерному обустройству беженцев из Сирии. Возможностью начать новую жизнь в России уже воспользовались более 700 бывших жителей Сирийской Арабской Республики — сирийских черкесов, вернувшихся на историческую родину из-за войны. Насколько применим опыт Адыгеи для работы с соотечественниками на федеральном уровне?

«Вот они где у меня», — указывает глава Афипсипского сельского поселения Ахмед Чачух на горизонтальный штабель папок. Там — данные на 150 с лишним новых жителей аула Панахес, приехавших за последние три года из Сирии на историческую родину в Адыгею: биографии, даты, специальности.

В конце девяностых в Адыгею на родину предков в полном составе вернулись сразу два черкесских — иначе адыгских — поселка из Косово. Как адыги оказались в такой дали? «Была война против царской армии, — объясняет глава Адыгеи Аслан Тхакушинов. — После поражения большая часть черкесов покинула родину, переселившись в Османскую империю. Сегодня потомки черкесов проживают в пятидесяти пяти странах мира». В том числе и сто тысяч сирийских черкесов.

Полтора десятка лет работы с зарубежными черкесами привели к административной гармонизации процесса обустройства переселенцев. Беженцами последних лет занимается комиссия по поддержке соотечественников, прибывших в Республику Адыгея из Сирийской Арабской Республики; глава — республиканский премьер. «Что-то подобное есть только в Израиле», — подчеркивает Асхад Гучетль, директор Центра адаптации репатриантов. Деньгами, правда, не помогают. До кризиса силами местных бизнесменов «сирийцам» выдавали по десять тысяч рублей в первые месяцы, сейчас речь может идти разве что о продуктах: мука, масло, сыр — все местное, естественно. Нет и послаблений со стороны миграционных структур — сирийцам для получения гражданства надо пройти все обычные для мигрантов стадии, начиная с разрешения на временное проживание. Строгих квот ФМС — несколько сотен в год — тоже никто не отменял.

Зато документы в центре можно оформить и подать централизованно, через специальную паспортистку по имени Жанна — и рассматривать их стараются побыстрее. Также для сирийцев-черкесов имеются бесплатные курсы русского в Майкопе и Панахесе плюс внимание служб занятости. Новые вакансии — «особенно расхожие для молодежи: облицовка, монтаж, мойка», перечисляет Гучетль — стараются сначала предлагать новым жителям республики, для чего раз в месяц к ним выезжает мобильная бригада от адыгейской фабрики вакансий. В итоге — почти полная занятость («большинство не по специальностям, но тут надо и понимание иметь», — говорят чиновники) и никаких проблем с законом по месту проживания.

Самые дальновидные — такие, как профессор университета Дамаска Мухаммед Ратеб Стас — запаслись российским гражданством заранее. Недавно ему исполнилось семьдесят пять. Профессор Стас — уроженец Сирии, окончил советский МИСИ, до последнего времени учил инженеров. «Арабы идут вправо — мы соглашаемся. Арабы идут по центру — мы соглашаемся. Арабы идут налево — угадайте, что мы делаем, как меньшинство?» — улыбается он. «Война — достойный повод, чтобы подумать о родине и своей собственной жизни».

Профессор Стас силами более молодых соплеменников достраивает себе дом в Майкопе. Большинство беженцев, не обладающих ни университетской подготовкой, ни достойными средствами, тоже не испытывают жилищных проблем. «Стоимость дома из шлакоблоков на семьдесят квадратов — около миллиона ста тысяч, — подсчитывает Ахмед Чачух, показывая новостройки Панахеса. — Бюджетных денег нет, только внебюджетка и адыгский бизнес. Строят сами, всем аулом за неделю-другую, при этом фундаменты уже готовы». До тех пор переселенцы живут в домах тех местных жителей, кто переехал в Майкоп, Краснодар и далее везде — даром, с условием беречь жилище и платить за коммуналку.

Бейбарс, с четырьмя сыновьями переместившийся в Адыгею два года назад, вынужден был вспомнить первую профессию — «на стройке все, что угодно». На родине до переезда он успел подняться на социальную ступеньку повыше: инкассация платежных автоматов. Деньги на возведение новых домов для беженцев-соотечественников в Адыгее стараются распределять между своими, то есть приезжими квалифицированными рабочими — благо таковых уже из Сирии прибыло немало. Бейбарс постоянно связывается по сети с родителями, оставшимися в Дамаске: «Сейчас более-менее спокойно, правительственные войска отбили какую-то территорию. Но все равно хорошо, что уехал. Вернулся, да».

«Цвет лица более светлый, очертания явные — наших ни с кем не спутаешь», — комментирует бабушка Наджах, два года как перебравшаяся в Панахес с семьей из-под того же Дамаска, телевизионный репортаж из Европы. В кадре на пятьдесят человек она выделила семерых. Родственники Наджах успели выехать в Германию и Норвегию — там платят пособия, и немалые. С одной стороны, от денег здесь не отказался бы никто. С другой же, говорит Хафиз из семьи Наджах, «сегодня тебе дадут хорошие деньги просто так, а завтра не дадут, и взять негде. Наверное, лучше меньше, но работать стабильно». Уверенности в том, что лучше меньше, у Хафиза нет, зато работа на швейном производстве имеется — и вроде заканчиваться не собирается.

Статус соотечественников приезжие черкесы имеют, пожалуй, только в названии профильной комиссии. Права тех, для кого Россия является исторической родиной, прописаны в программе содействия добровольному возвращению соотечественников. Потомки адыгов, ушедших из родных мест после поражения в Кавказской войне сто пятьдесят лет назад, под определение «соотечественники» не попадают — как формально не имеющие отношения к новой России либо СССР. «Являются ли они нашими соотечественниками? Да», — уверен глава Адыгеи Аслан Тхакушинов.

Поправка в нормативы, наделяющая потомков кавказских беженцев XIX века статусом соотечественника, существенно упростила бы начало и развитие российской биографии для тех же сирийских черкесов, спасающихся от войны. «Речь не идет о массовой репатриации, о наплыве. Мы говорим о праве, которым можно воспользоваться, праве при желании спокойно переехать сюда, учитывая и первоначальную государственную помощь, и собственные ресурсы и возможности, — уверен Тхакушинов. — Чтобы не было хаоса, бардака, как с сирийскими беженцами в Европе».

Признавая дискуссионность следующего тезиса, глава республики также не исключает, что для таких переселенцев можно смягчить требования по усвоению русского языка: «Это взрослые люди, несколько их поколений было укоренено вдали от России. Каждый новый язык очень труден для изучения. Во главу угла знание языка ставить, мне кажется, нельзя. Если они знают арабский, адыгский языки — наверное, можно было бы разрешить им закрепиться здесь уже с этим багажом. Находясь в Адыгее, они будут слышать русский язык, погрузятся в него — и среда определит сознание: русский они выучат в процессе общения. Тем более в Адыгее мы организуем специальные курсы. Биография человека, его желание жить среди россиян в России, его настрой, цели, задачи — вот условия».

Судя по тому, что День репатрианта включен в календарь республиканских праздников (отмечается 1 августа), сама идея возвращения соотечественников выглядит в Адыгее вполне национальной. И особых претензий к такому подходу у центра нет. «Они возвращаются не просто в Адыгею, а в Россию, — уверен Тхакушинов. — Они заранее знают: здесь живут россияне. Кабардинцы, черкесы, адыгейцы — все мы адыги, и родина наша Россия, другой нет. Все, кто переедут сюда, тоже станут россиянами. Они не иждивенцы, интегрируются полностью, часто востребованы по своей специальности, законы страны соблюдают неукоснительно, платят налоги. Посмотрите, жилье в Краснодаре строят наши сирийцы-черкесы, работают в соседних регионах врачами, инженерами. Лучшее доказательство того, что Россия для беженцев из Сирии — совсем не только наша республика».

Аул Панахес в середине дня выглядит малозаселенным — старики, временами женщины в традиционных платках да кое-где дети. Одни мужчины на отхожем строительном промысле, другие — на близлежащем комбинате бытовой химии. А Бейбарс с сыновьями сейчас живут с того, что строят дома в своем же ауле. В работе сразу два дома — для зятя Бейбарса и для брата зятя. За деньги заказчиков: один из Кувейта, другой — из Саудовской Аравии. На помощь «сирийской» комиссии Адыгеи им рассчитывать не приходится. «Переезд — не переезд, а дома на родине они иметь хотят, — констатирует Бейбарс. — Наверное, что-то имеют в виду».

Адыгея — Москва