Секс с торшером, муха в дредах и чистка картошки В Петербурге прошел крупнейший фестиваль современного танца

В Петербурге в начале июля прошел крупнейший в России фестиваль Open Look — фестиваль контемпорари, фестиваль искусства, о существовании которого в нашем отечестве знает примерно один процент населения. Несмотря на то что уже есть и институты, где готовят современных танцовщиков (в Екатеринбурге), и магистерская программа в петербургской Академии русского балета, а на «Золотой маске» ежегодно вручают призы за лучший спектакль контемпорари, обычный человек при словах «современный танец», как правило, представляет себе нечто эстрадное. Однако контемпорари с эстрадой имеет меньше общего, чем даже классический балет — можно представить отвечающего за высокую духовность умирающего лебедя меж Михаилом Задорновым и Стасом Михайловым, но нельзя вообразить в той же компании артистов контемпорари. Балет стремится отвлечь человека от утомительной реальности, дать ему вздохнуть. Контемпорари хватает за шиворот и кричит: смотри, вот здесь проблема, и вот здесь, и вон там тоже. Open Look в программе «Русский взгляд» привозит в Петербург компании из множества наших городов, и каждая из них говорит (танцует) о своем городе, даже если речь идет об очень личных историях.

Вот ставропольская труппа «10th Avenue» со спектаклем «Муха в повидле» представляет два семейных клана, возглавляемые экспансивными бабушками. Четыре девчонки стоят за одной из почтенных дам, четыре юнца — за другой, кланы соперничают, их представители флиртуют, а между ними бегает на четвереньках и пластается в нижнем брейке Муха (джентльмен с эффектными дредами). В фонограмме — винегрет из знакомых мелодий от «Ой цветет калина» до Макса Рихтера. Что нам может сказать о Ставрополе этот спектакль? Что город живет обособленно и не интересуется не только тем, что происходит в Европе, но и тем, что происходит в российских столицах, — такие простодушные капустники ставили здесь в начале восьмидесятых. А рядом выходит на выступление петербуржская танцовщица Тая Савина со своим спектаклем «ЗТ» — и нам предъявлен Петербург со всей его сложностью, тайным нервом и высокомерным обаянием.

Сцена из спектакля «Муха в повидле»

Фото: Дарья Попова / пресс-служба Open look

Петербург? Вот это — Петербург? Девушка с выбеленным лицом, что сначала лежит неподвижно на белом прямоугольнике полотна, пока подруга обводит ее по контуру черной краской, а потом медленно шествует по периметру этого прямоугольника. Ничего сложного танцовщица вроде бы не делает, но толпа зрителей в фойе Новой сцены Александринского театра идет за ней как завороженная. Нам предъявляется буто — тот вид современного танца, что был изобретен в Японии после атомных бомбардировок: тогда адепты буто провозгласили уход к природе как спасение от цивилизации, что несет с собой смерть. В пластике — максимальная экспрессия при минимальном количестве движений; фраза «руки как коряги» для артистов буто была похвалой, ведь извилистое замершее дерево всегда было объектом японского искусства. Тая Савина и Таисия Забелина за двадцать минут создают путешествие по послевоенному миру — миру после той войны, где (на рисунке, создаваемом в процессе спектакля) светит черное солнце и даже цветет черное дерево, а от человека остался только контур на картинке. Изысканная жуть — вот что такое этот спектакль, и он стал одним из главных событий феста. Никакого быта; холод; высочайшее мастерство. Петербург.

Сцена из спектакля «ЗТ»

Фото: Дарья Попова / пресс-служба Open look

Вологодская труппа «O’She theatre» — три танцовщика, рассказывающие в спектакле «Кулак» очень простую и понятную историю о соперничестве в маленькой компании. У каждого героя свой статус и свой знак статуса: одному положено сидеть в кресле, другому на табуретке, третьему и перевернутое ведро подойдет. У одного ботинки, второй в носках, третий и вовсе босоног. И весь спектакль — точно выстроенные столкновения, что не доходят до буквальной драки, но очень на нее похожи. Вроде бы — совсем бытовая история с бытовыми подробностями (в начале один из героев чистит картошку и самые настоящие очистки высыпает под ноги зрителям первого ряда: мусор вынесен за околицу, никто не заморачивается с походом на помойку), но постановщик Илья Оши виртуозно рассчитывает моменты напряжения и спада конфликта. И вдруг проявляется его второй слой — разговор о запланированной участи и о готовности или неготовности человека эту участь принять. С алюминиевым ведром можно ведь и не согласиться, вот в чем дело.

Москвичи же забросили социальные темы и в дуэтах говорили о любви. Партнерши ли героини Виктории Камаловой и Богданы Прихода в спектакле Лики Шевченко «Насквозь»? Просто ли подруги? Соперницы? Или вообще это одна женщина и двойник, с которым она спорит, и в ней самой живут немецкий язык и еврейские мотивы? Нет никакой конкретики сюжета, есть напряженный дуэт, в котором прописана сложная гамма чувств. Запомнится же «Насквозь» не только небуквальной, нетривиальной хореографией, но и высшим классом исполнительского мастерства артисток, таким, что может соперничать с европейскими исполнительницами, в странах, где заниматься контемпорари начали много раньше и где возможностей для обучения много больше.

Сцена из спектакля «Насквозь»

Фото: Дарья Попова / пресс-служба Open look

Так же высок класс исполнения у Ольги Тимошенко и Алексея Нарутто в спектакле «768 800» (цифра — расстояние от Земли до Луны и обратно), но там история вполне очевидна и достаточно проста. Герои жили каждый под своим икеевским торшером: у нее светильник был поменьше, у него — побольше. Эти торшеры — как призраки идеальных возлюбленных: героиня укладывала торшер рядом с собой и гладила свет от лампы как плечо любимого человека, герой был бережен с этой железной штукой, как с дамой сердца. Артисты уходили от торшеров друг к другу (и самой смешной, неловкой и нежной сценой была та, когда герой делал партнерше массаж стоп) и возвращались к своим лампочкам; но ясно было, что от Земли до Луны можно слетать не один раз, если тебя где-то ждут. Элегия — редкий жанр в жестком направлении контемпорари; высокая элегия — случай уникальный. Оба московских спектакля в итоге — не только о любви, но и о напряженной работе. Что понятно.

Сцена из спектакля «768800»

Фото: Дарья Попова / пресс-служба Open look

В финале же феста был показан спектакль театра «Балет Москва» — «Кафе Идиот», постановка Александра Пепеляева, лауреат «Золотой маски» этого года. Дошедший до ручки Парфен Рогожин в буквальном смысле полез на стену уже и в Петербурге. В финале этого спектакля приехавшие из разных городов зрители и пришедшие взглянуть на коллег артисты объединились в овации — и стало ясно, что пространство контемпорари все-таки едино в своем понимании, что такое хорошо и что такое плохо. Ну, и пространство страны, наверное, тоже.