Матушка омбудсмен Анна Кузнецова о грантах, православии и консервативном воспитании

Президент России Владимир Путин назначил уполномоченным по правам ребенка главу пензенского исполкома Общероссийского народного фронта (ОНФ) Анну Кузнецову. Консервативное воспитание и жизнь в православии. Мать шестерых детей и жена священника. Глава фонда поддержки семьи, материнства и детства. Что еще мы знаем о новом детском омбудсмене? Незадолго до назначения Кузнецовой на ответственный пост «Лента.ру» побеседовала с тогда еще кандидатом в депутаты Госдумы от партии власти.

«В два ночи родила, в девять утра на звонки отвечала. Нет, уже не с поздравлениями: звонила одна гражданка, спрашивала, как написать заявление в Народный фронт», — вспоминает Анна Кузнецова. «Все ей сказала: как изложить вопрос, как его оформить. Надеюсь, плач сразу нескольких младенцев ее не обескуражил».

С гражданкой глава благотворительного фонда «Покров» Кузнецова разговаривала в октябре прошлого года из роддома. Родила шестого. Итого — две дочки, четыре сына. А еще за эти 10 лет ее фонд превратился из частного начинания нескольких православных мам в более чем серьезную общественную организацию.

После того как Владимир Путин подписал указ о назначении Анны Кузнецовой уполномоченным по правам ребенка, звонить ей наверняка будут гораздо чаще. «Надо четко знать, за что ты борешься и зачем. Я карьерных и финансовых целей себе не ставила — иначе шла бы к тому, что получилось, гораздо дольше, чем сейчас, — уверена Анна. — Желание постоянно докапываться до правды сыграло свою роль».

Всходы консерватизма

«В школе я не считала себя какой-то активисткой, — говорит новый детский омбудсмен. — Но почему-то становилась командиром звездочки, председателем класса. Училась, правда, хорошо — на серебряную медаль вышла. Однажды оказалось, что стихи, которые я местами знала наизусть еще с дошкольных лет, — это "Евгений Онегин": до него школьная программа добирается только в старших классах. Бабушка-педагог нам постоянно читала вслух».

Анну, по ее словам, воспитывали в консервативном духе. «Есть принципы, ценности, совесть, чувство вины — точнее, ответственности за свои шаги. Вот своих детей я не могу заставить грядку полоть — а старшему ребенку одиннадцатый год идет. А сама ведь еще в первом классе не была, когда у меня и у каждого из внуков была своя грядка на бабушкином огороде. И мы бежали к грядкам, соревновались друг с другом — так она все организовала, весь процесс».

Специальность Анны — педагог-психолог. «Я работала с третьего семестра — сначала заметки писала как журналист, потом взяла себе работу по специальности — по полставки, по четверти ставки в школах и детских садиках. Набрала себе столько, что еле дышала. Потом только гимназию оставила — одаренные дети и возможность писать интересные программы. Вот так до свадьбы и работала — а свадьба практически с выпуском совпала».

Муж Анны — Алексей Кузнецов, отец Алексий. По светской специальности — программист. Собственно, и познакомились в вузе: студент-математик подтягивал студентку-психолога по точным наукам. «Алексей учился куда лучше меня, самородок по всем предметам, — характеризует супруга Анна. — Мы и познакомились, когда он в аспирантуру шел — бесплатную, с условием, что он потом останется на кафедре в университете. Выбрал он в итоге сан, окончил семинарию. У меня больше интеллигенция в роду, а у него смесь интересная — военные и священство».

Служит отец Алексий в селе Уварово Пензенской области, в храме с чудотворной иконой Пантелеймона Целителя. «Она мироточит до сих пор, исцеляет — даже я исцелилась однажды, — говорит Анна Кузнецова. — У меня в жизни много чудес случалось. Много людей встречала, которые помогали делать выбор — и правильный».

«Кто вы такие?»

«Никакой задачи создать общественную организацию не стояло вообще. Я понимала, что стану женой священника, что у меня будет много детей. Что такое НКО, зачем они нужны — не знала совершенно, и никакого доверия к таким структурам у меня не было», — вспоминает Кузнецова. Просто Анна и ее подруги однажды решили сделать что-то доброе: «Мы же люди православные. Поняли, что надо бы ходить в больницы, помогать детям-отказникам. Легко сказать, да. Добиться, чтобы туда пустили, — это же не просто так: проснулся, почесал ухо и пошел к детям, от которых родители отказались…»

Кузнецову и ее подругу пустили. «Стали к детям ходить. Сначала одна, потом вторая, потом с друзьями — с теми, кто хотел помочь… Тут однажды нас хватают за руку и говорят: "Слушайте, а что это вы тут хороводом ходите? Вы кто такие? Мы вас выгоним, больше сюда не пустим". Мы расстроились. А делать-то что? "Вот если вы будете общественной организацией, заключите договор с больницей — тогда вас никто не выгонит"», — подсказал медперсонал.

Так и появилась организация, позже ставшая фондом «Покров». «Отказников наших стали переводить в детские дома, — рассказывает Кузнецова. — Что ж, стали ходить в детдома. А я начала думать, что сделать, чтобы от детей не отказывались — наверное, надо говорить с мамами, узнавать, чем им помочь?»

Дошли до дома малютки, наладили отношения с заведующей. «Я говорю: "Дайте мне, пожалуйста, телефоны мам, которые навещают своих детей. Вдруг с ними можно поговорить — и они заберут их". Может, за квартиру помочь заплатить надо. Вещи купить, продукты. Мало ли что. Я не могла представить себе всей совокупности причин, по которым мама может оставить младенца сиротой».

Предположение «отсутствие мужа» Анна без колебаний отвергает. «Все гораздо сложнее, — говорит она. — Кто-то из женщин встречал мой звонок агрессивно. Кто-то сразу говорил: "Вот мне нужно то-то и то-то". Одна мама — как раз из агрессивных — вскоре забрала ребенка домой. К тому времени девочка стала моей крестницей, Светланой зовут. Хотелось бы узнать, как у них дела».

В результате из дома малютки мамы забрали двоих детей. Третьего ребенка усыновила знакомая Анны — притом, что его матери тоже начали помогать, но от младенца она все же отказалась. «Я поняла тогда, что помощь — это не все, и уповать на нее не всегда правильно, — вспоминает Кузнецова. — Вопросы материнства и детства требуют куда более тонкого подхода. Системного. Правил, что делать в том или ином случае, нет. Всегда надо учитывать личностный фактор».

Испытание абортарием

«Потом я с удивлением узнала, что есть гранты, — говорит Анна. — Что на то, что мы делаем, еще можно получать деньги». К тому времени с Кузнецовой и ее подругами работали от силы два десятка волонтеров, а средств не было совсем. Временами кто-то давал 500 рублей, кто-то 5 тысяч, кто-то упаковку памперсов. Будет ли следующее пожертвование, появятся ли волонтеры завтра — не знал никто. «Собирали под конкретные небольшие проекты, — поясняет Анна. — Например, снять квартиру для беременных, которые не могут оплатить аренду, — на несколько месяцев, пока на ноги не встанут».

Когда родилась первая дочка, Маша, Анна пошла на второе высшее — в Москву на теолога: «Муж священник, а кроме того, что Бог человека сотворил, я ничего не знаю. Непорядок». Вторая, Даша, родилась, когда Кузнецова и ее коллеги работали с детьми-отказниками. «А третий, Ваня, — это уже когда мы открыли проект "Жизнь — священный дар", 2008 год, — вспоминает Кузнецова. — Большая, системная программа, теперь тиражируется по стране. Работа психологов с молодежью, телефоны доверия, открытие центров по защите семейных ценностей и поддержке женщин в трудной жизненной ситуации. Плюс профилактика социального сиротства».

Настоящую растерянность Анна Кузнецова испытала, когда начала работать с теми, кто приходил к ней — психологу — на консультацию и говорил о желании сделать аборт: «У меня мир перевернулся после первых дней в абортарии. Никто на самом деле не хочет от ребенка избавляться. Но одна говорит: "Я вот тут в ближайшие пару годиков ремонт запланировала — сделаю, тогда рожу". Или другая в Германию в поездку собралась: "Вдруг меня в автобусе тошнить начнет?"»

Понимание того, что речь идет о человеческой жизни, среди собеседниц Кузнецовой в этом учреждении встречалось редко. «Причем о пережитом насилии — как о причине такого шага — речь практически никогда не шла, — подчеркивает она. — А вот тревоги и страхи, медицинские показания, проблема с отцом ребенка — с этим сталкивалась постоянно. Я могу только догадываться, как это сказывается на психике женщины, — хотя сама не сталкивалась и дай Бог никогда с этим не столкнусь. Но понимание пришло».

Премия за жизнь

Вскоре в «Покрове» придумали конкурс для женских консультаций. Денег все еще не было. Главный приз — 20 тысяч рублей — пришел от одной из женщин, близко к сердцу принявшей тему абортов. «Побеждает консультация, где абортов было меньше, чем в прошлом году, — излагает правила Кузнецова. — Побеждает профильный врач, добившийся на своем участке того же результата».

Первый конкурс дал 35 детских жизней. Второй, в следующем году, — 78. Третий — 235. Только по Пензенской области. После того как Анна рассказала о конкурсе в Москве на форуме «Святость материнства», он стал всероссийским. «Уже я ждала четвертого ребенка — это конец 2009 года, — вспоминает Кузнецова, — и мы получили грант от области, 100 тысяч рублей. Открыли телефонную службу доверия для мамочек, классно ее раскрутили».

Федеральный грант на приют для необеспеченных семей — Центр помощи семье «Покров» — пришел три года назад. «Первыми жителями были беженцы: открылись мы в пик кризиса на Украине. Центр рассчитан на четыре семьи. «Но, как показывает практика, приют резиновый», — признает Анна.

На расстоянии руки

«Вот сирота, зовут Лена, у нее родился ребенок, — вспоминает Анна один из первых случаев. — На второй день после рождения ребенка умер гражданский муж. Есть комната в общежитии. На этом месте прописан только покойный Саша, с которым Лена расписаться не успела. То есть идти из роддома ей толком некуда, а комнату надо было отсуживать».

Разумеется, по закону бывшей детдомовке положено свое жилье. «Но знаете, как это в 90-х было? Давали бумагу о прописке в каком-нибудь убитом сарае — в буквальном смысле — и говорили: "Подписывай это, все равно ничего другого нет", — говорит Кузнецова. — Они и подписывали — ведь ни социальной адаптации толком, ни умения свои права отстоять».

В итоге суд был выигран, Елена с ребенком остались в общежитии. Назвали Сашей, в честь отца. «Так что когда тебе звонят и говорят: "Помогите, беда, дома диван старый" — это, конечно, неприятно, — признает Анна Юрьевна. — Просто есть с чем сравнить».

Стоит ли вести наступательную войну за семейные ценности? Проповедями и пикетами у гей-клубов Анна Кузнецова не занималась никогда. «Разрыв связей в семье — это шаг назад. Но выбор у каждого свой, — полагает она. — Если молодежь уходит от семейных ценностей — значит, мы где-то недоработали. Если Господь попускает такое — значит, это кому-то нужно. В первую очередь нам. Мы должны активнее идти вперед и доказывать свою точку зрения».

Для этого Анна Кузнецова и ее коллеги создали Ассоциацию организаций по защите семьи. «700 НКО по всей России, но главное не членство, а желание работать, — поясняет она. — Мы занимаемся защитой интересов коллег. Понятно, что кто-то из руководителей НКО сумел получить грант, а кто-то просыпается с головной болью по поводу того, как фонду заплатить коммуналку в следующем месяце. Таким обязательно надо помогать общаться с грантодателями».

У каждой семьи, считает детский омбудсмен, свое счастье. «Обеспечить условия для него — наша задача. Если есть негативные влияния в образовании — значит, следует дать конструктивный вариант. Ввести, например, уроки нравственных законов семейной жизни в школах — чтобы люди заранее знали, что такое семья, заранее были готовы притираться друг к другу. Чтобы тех же разводов меньше было».

И вообще, уверена Анна Кузнецова, работать надо на расстоянии вытянутой руки: «Сделала все, до чего можешь сейчас дотянуться, — дальше иди, руку тяни. Ну да, и при этом шестеро детей. А что такого?»