За последние несколько дней российско-американские отношения скатились до небывало низкой в постсоветской истории отметки. Отказ США от двусторонних переговоров с Россией по сирийскому урегулированию, приостановка Москвой соглашения об утилизации оружейного плутония и ряд других шагов и заявлений дали повод для разговоров о том, что дело может дойти и до реального столкновения. «Лента.ру» постаралась разобраться, насколько оправданы эти опасения и что ждет диалог Москвы и Вашингтона в обозримом будущем.
Приостановка сотрудничества по Сирии. Что пошло не так?
В администрации США изначально не было единства мнений относительно договоренностей главы российского МИД Сергея Лаврова и госсекретаря Джона Керри о перемирии в Сирии: Госдеп занимал одну позицию, Пентагон — другую. Американские военные не хотели работать с российскими партнерами, не доверяли им. Разногласия были и раньше, но сейчас стали более заметными с учетом того, что администрация Барака Обамы уже подходит к завершению своей работы. Это помешало в полной мере воспользоваться возможностями, которые открывало соглашение.
Кроме того, к сожалению, США так и не удалось отделить умеренную оппозицию от радикальной. Многие эксперты, кстати, считают, что сегодня сделать это вообще нельзя. Можно согласиться с нашими дипломатами, говорившими, что соглашение о прекращении огня в определенной степени носило односторонний характер. Россия смогла убедить и Дамаск, и Иран, и Хезболлу приостановить боевые действия, а вот обязательства, которые в соответствии с соглашением взяли на себя американцы от имени оппозиции, увы, до конца выполнены не были. Справедливости ради стоит заметить, что задача перед США стояла крайне сложная: против Башара Асада в Сирии воюют несколько тысяч вооруженных группировок — от идейных противников до обыкновенных бандитов — и оперативно договориться о перемирии даже с основными полевыми командирами едва ли реально.
Срыв сотрудничества Москвы и Вашингтона не означает, что, выбирая между Россией и ИГ (запрещена в РФ), США приняли сторону террористов. Но это все же показательно: угроза со стороны ИГ для американцев на данный момент не представляется столь масштабной, чтобы ради совместных действий против нее наладить по-настоящему партнерские отношения с Россией. В Голливуде снято множество фильмов о вторжении космических пришельцев, когда все земляне — американцы, русские, китайцы и другие — прекращают все конфликты во имя борьбы с общим врагом. С точки зрения Вашингтона, ИГ пока не тянет на роль подобной экзистенциальной угрозы.
Сирийская оппозиция
Фото: Khalil Ashawi / Reuters
Конечно, для американцев очень болезненным оказалось то, что в конце концов сирийская армия прекратила перемирие, перешла в наступление в Алеппо. Вероятно, в Вашингтоне действительно обеспокоены возможными последствиями для мирного населения города. Но отказ от переговоров с Россией вряд ли улучшит ситуацию в Алеппо, да и в Сирии в целом. Очевидно также, что провал переговоров — очень крупное личное поражение госсекретаря Джона Керри, вложившего столько сил, времени и энергии в достижение соглашения. По-человечески ему можно только посочувствовать.
Сирийский переговорный процесс после выборов 8 ноября
В ближайшем будущем ожидать возобновления двусторонних российско-американских консультаций по Сирии не приходится — время для этого упущено. А дальнейшее во многом зависит от исхода президентских выборов в США. По крайней мере на уровне риторики позиции Дональда Трампа и Хиллари Клинтон по сирийской проблеме и по Ближнему Востоку расходятся достаточно сильно.
Рискну, однако, предположить, что в целом роль США в ближневосточных делах будет скорее слабеть, чем усиливаться. Американцы устали от региона, от неудачных интервенций, от ненадежных партнеров и сомнительных друзей. С другой стороны, Соединенные Штаты выходят на энергетическую независимость, и Ближний Восток в этом смысле уходит из внешнеполитических приоритетов. Хотя, конечно, остается американо-израильский союз, остается разрядка с Тегераном и другие факторы, привязывающие США к региону.
Российско-американский диалог — не единственный формат сирийского переговорного процесса. Есть Совбез ООН, есть многосторонние женевские мирные переговоры по Сирии, большую работу ведет специальный представитель генсека ООН по Сирии Стаффан де Мистура. Кстати, в группу де Мистуры входит один из самых авторитетных российских экспертов по региону Виталий Наумкин, пользующийся большим уважением в регионе. Сирийский переговорный процесс продолжится на самых разных площадках, и какие-то российско-американские контакты тоже сохранятся.
Допускаю, что в условиях переходного периода в Вашингтоне Россия в ближайшее время сделает больший акцент на взаимодействии с региональными игроками — такими как Иран, Ирак, Турция, возможно, Израиль и даже страны Персидского залива. Ясно, что никакое российско-американское соглашение, даже если бы удалось его сохранить, все равно не заменит договоренности с ведущими региональными державами. Найти общий знаменатель будет крайне сложно, но без этого ничего не получится.
Законопроект «о плутонии». Российский сигнал
Законопроект о приостановке соглашения России и США об утилизации оружейного плутония — очень сильный и недвусмысленный политический сигнал. Не только и не столько нынешней администрации, сколько ее преемникам. Ведь то же самое решение можно было бы оформить совсем иначе, так сказать, «в рабочем порядке». Тем более что особых надежд на реализацию соглашения пятнадцатилетней давности уже давно не было. Но российская сторона пошла на обострение, связав приостановку соглашения с целым рядом принципиальных политических претензий к Вашингтону.
Российскую аргументацию, сопровождавшую отказ от соглашения, можно разделить на два блока. Первый — сугубо технический. Москва недовольна тем механизмом утилизации оружейного плутония, который используется США. Есть сомнения относительно необратимости этого процесса и есть подозрения, что в случае необходимости Соединенные Штаты смогут переработать плутоний в материал, пригодный для создания ядерных зарядов.
Оператор с помощью манипуляторов пересыпает порошок диоксида плутония в контейнер для хранения и переработки
Фото: Александр Кондратюк / РИА Новости
Лично мне эта аргументация не кажется слишком убедительной: возможности ядерного потенциала США и России сегодня ограничиваются не накопленными запасами оружейного плутония, а количеством носителей ядерного оружия. И даже если бы Пентагон «химичил» с утилизаций плутония, никакого решающего преимущества в ядерной сфере американцы все равно не получили бы.
А вот с политическими аргументами все гораздо сложнее. Во-первых, еще с советских времен Москва всегда выступала против увязки, против того, чтобы ставить свое взаимодействие с Вашингтоном в стратегической сфере в зависимость от любых других аспектов двусторонних отношений. И этот принцип в целом работал. Теперь же мы видим очевидный отход от традиционной позиции: условием возобновления сотрудничества в ядерной сфере объявляется выполнение американской стороной длинного списка требований, к соглашению никакого отношения не имеющих.
Во-вторых, характер политических требований к Вашингтону (отмена «списка Магнитского» и антироссийских санкций, выплата компенсаций за потери в санкционной войне, демонтаж американской военной инфраструктуры на восточном фланге НАТО etc) делает их абсолютно невыполнимыми. Для каких-то решений требуется согласие Конгресса, для других — решение соответствующих структур НАТО и так далее. То есть, даже если бы в Белом доме согласились пойти на полную и безоговорочную капитуляцию перед Кремлем с выплатой репараций победителю, реализовать это на практике все равно бы не удалось.
Послание новому президенту США
Когда я читал список российских требований к США, в памяти всплывало известное полотно Ильи Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Но, разумеется, Кремль — не Запорожская Сечь. И едва ли столь жесткий ультиматум Соединенным Штатам стоит рассматривать как эмоциональную реакцию на провал сирийского соглашения или на какие-то иные последние раздражители с американской стороны. Скорее, российский демарш — фиксация того, что в Москве уже не надеются на какие бы то ни было изменения к лучшему в двусторонних отношениях. То есть до конца января в любом случае ничего хорошего ожидать не следует, а дальше посмотрим.
Можно предположить, что законопроект об оружейном плутонии адресован уже и не Обаме, а его преемнику. То есть будущему президенту предъявляется некий список российских претензий, предлагается его осмыслить и, возможно, в перспективе обсудить с Москвой. Если российский список — своего рода «запросная позиция», предполагающая последующий торг и поиск компромиссов, то такую тактику можно понять. Хотя, конечно, оформление «запросной позиции» в виде публичного документа, а тем более в виде законодательного акта неизбежно затруднит внесение в нее каких-либо корректив в будущем.
Очень многое зависит от того, какая в Белом доме сложится команда, насколько она будет настроена на диалог с Москвой, какие другие внешнеполитические или внутренние проблемы будут волновать следующего президента. Но это в любом случае жесткие условия для возобновления российско-американского диалога. И конечно, выполнить их, даже частично, любому президенту США будет нелегко.
Предсказуемый лидер и человек, который способен удивлять
Сравнивая двух кандидатов в президенты США, можно сказать, что Клинтон — «головной мозг» американской политической системы, а Трамп — ее «спинной мозг».
У Хиллари огромный опыт, широчайшие связи в политических кругах, международная известность, поддержка большого бизнеса. Однако Клинтон останется в общих рамках стратегии Обамы, лишь незначительно скорректировав и обновив ее. Чуть больше акцентов на права человека, чуть жестче риторика в отношении Кремля, чуть решительнее противостояние Асаду в Сирии. Принципиально новой стратегии на данный момент не прорисовывается, и те, кто окончательно разочаровался в Бараке Обаме, вряд ли с энтузиазмом поддержат продолжательницу его дела.
России с Хиллари будет нелегко. Зато примерно понятно, чего можно ждать и от нее, и от тех, кого она приведет с собой в Белый дом. Клинтон — профессионал во внешней политике и знает не только американские возможности, но и ограничения. Это достаточно предсказуемый лидер. Строгая и порой вредная, но просчитываемая учительница в средней школе.
Владимир Путин и Хиллари Клинтон
Фото: Reuters
О Трампе так не скажешь. Он знает куда меньше о внешней политике, но интуитивно, «спинным мозгом», понимает больше. Он чувствует, что еще восемь лет «обамовского курса» вряд ли решат проблемы, стоящие перед Америкой, и что нужны какие-то нестандартные, нетрадиционные решения. Какие именно — наверное, Трамп и сам сегодня не понимает. Но запрос на перемены в американском обществе присутствует, и республиканский кандидат пытается максимально соответствовать этому запросу. Если Клинтон — строгая училка, то Трамп — забияка: его боятся, отчитывают перед школьной доской, но им же втайне многие восхищаются и даже хотят ему подражать.
Я думаю, что это человек, способный удивлять. И, возможно, он будет удивлять нас и в позитивном, и в негативном плане. С одной стороны, он не связан наследием Обамы (напротив, он будет от этого наследия открещиваться). Но, с другой стороны, есть риск, что Трамп станет принимать эмоциональные, ситуативные, личностные, не вполне продуманные решения.
Уравнение со многими неизвестными
У нас, насколько я могу судить, больше симпатизируют Трампу, чем Клинтон. Но я не думаю, что сейчас мы можем с уверенностью сказать, кто из них для России лучше. Это уравнение с очень многими неизвестными.
Выборы, независимо от того, кто победит, означают неизбежную паузу в диалоге. Новой администрации потребуется время, чтобы собрать команду, утвердить ключевые назначения в Конгрессе, провести инвентаризацию наследия предшественников, отработать внешнеполитическую стратегию. На это обычно уходит до полугода, а иногда и больше.
В этот период стоит понаблюдать за тем, как пойдет процесс назначений. От этого многое зависит. Трамп, например, может назначить главой Госдепа опытного дипломата и передать ему значительную часть функционала по внешней политике. Тогда частично снимется вопрос о внешнеполитической неопытности самого Трампа. Клинтон на эту же должность может взять человека, который придерживается умеренных и взвешенных взглядов, в том числе в отношении России. Например, Билла Бернса, бывшего посла США в России (2005–2008 годы). Или, наоборот, назначить какого-то «ястреба» из своего окружения. Именно этим людям предстоит корректировать избирательную риторику.
Таким образом, для России сейчас гораздо важнее определить свою линию, свои интересы в отношении Соединенных Штатов, пределы своей гибкости, грань, где мы можем идти на компромиссы, где не можем. И чем лучше мы подготовимся к этому новому этапу, тем больше шансов, что наши отношения если не улучшатся, то по крайней мере стабилизируются на относительно приемлемом для обеих сторон уровне. Очень важно в этот период по возможности избегать заявлений и шагов, которые будут рассматриваться Белым домом как антиамериканские и требующие немедленного отпора.
«Лента.ру» благодарит клуб «Валдай» за помощь в подготовке публикации.