Несчастье помогло Почему россияне чувствуют себя счастливыми как никогда

Согласно результатам социологического исследования Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), доля россиян, ощущающих себя счастливыми, достигла исторического максимума с 1990 года. Главными причинами счастья россияне называют семью, детей и здоровье. При этом число граждан, отмечающих, что их близкие счастливы, снизилось до минимума за последние шесть лет. «Лента.ру» попросила экспертов объяснить, как следует трактовать такие результаты.

Заведующий лабораторией сравнительных социальных исследований Высшей школы экономики, профессор Эдуард Понарин:

С 1981-го и вплоть до 2000 года показатель счастья в России стабильно падал. А в 1990-е годы провал был наиболее ощутимым. Ни в одной стране, которая участвует в проекте World Values Survey («Всемирное исследование ценностей»), такого не было. Но это и понятно. Распался СССР, рухнула система коммунистического мировоззрения, экономическое положение было плохим. Людям было стыдно за свою страну. На фоне других она смотрелась ущербно.

Где-то с 2000-го уровень счастья стал расти. Тут несколько факторов. Один из них — естественный: несчастливые люди вымирают. Старшее поколение, которое социализировалось в Советском Союзе и усвоило советскую систему ценностей, не очень понимало новую социальную, экономическую, политическую реальность. Даже в 2000-х, когда экономика росла, эти люди оставались не слишком счастливыми. Но время идет. Они уходят. А молодые в новой реальности чувствуют себя вполне сносно. Потому что они в ней родились и другого просто не знали.

Другой эффект — счастье, как средняя температура по больнице, зависит либо от стабильного экономического положения, либо от того, насколько люди гордятся своей страной, думают, что она идет в верном направлении. Между 2000 и 2008 годами у нас заметно вырос уровень жизни. По шкале счастья Россия также продвинулась. Затем экономика впала в ступор. Но в 2008 году была война в Южной Осетии. Неожиданно люди почувствовали, что Россия может претендовать на какую-то роль в международной иерархии. Руководство страны предложило новую повестку дня, которая оказалась популярной среди значительной части населения. Это компенсировало потери от кризиса. В 2014 году, во время крымской кампании, чувство гордости за Отечество усилилось. Счастья снова прибавилось.

Сейчас формируется новое мировоззрение. Оно отличается от советского. Но молодежь его принимает. В разных регионах своя специфика, влияющая на социальное настроение. В Чечне, например, большое значение имеет религия. Это сплачивает. Уровень счастья там высок, хотя с экономической точки зрения люди там живут не так уж хорошо.

В целом же большую роль тут сыграл новый патриотизм. Люди гордятся тем, что Россия — великая держава, мощная военная сила. Ну и гордятся своим президентом. По сравнению с лидерами каких-то других стран наш в глазах народа выглядит лучше.

Тут есть один любопытный момент — уровень счастья в стране растет, но показатель удовлетворенности жизнью с 2008 года ползет вниз. На рациональном уровне люди понимают, что жизнь уже не улучшается, но эмоционально пока еще довольны ситуацией.

Марк Урнов, научный руководитель департамента политической науки НИУ «Высшая школа экономики»:

Счастье люди понимают по-разному. Это такое многозначное понятие, под которым подразумевается все что угодно. Поэтому фраза «я счастлив» может означать, что человек переживает какой-то подъем в своей жизни, или он просто спокоен, или ему стало лучше — или он надеется, что ему станет лучше.

Доверять можно динамике этого показателя — увеличивается он или уменьшается. Увеличиваться он может потому, что с помощью телевизора люди начинают считать свою страну более сильной. Человек испытывает чувство гордости за принадлежность к ней.

Интересно, что уровень счастья растет, хотя экономическое положение в России объективно ухудшается. Казалось бы, чему тут радоваться? Но этот парадокс наблюдается не только у нас. Есть много других стран, не прошедших экономическую конверсию. Когда там ухудшается ситуация, у населения непропорционально быстро уменьшаются притязания, снижается уровень «я хочу» по сравнению с тем, что «я могу». Фрустрация уходит, люди становятся спокойнее и чувствуют себя лучше.

Когда в августе 1998 года произошла ужасная девальвация рубля и разразился кризис, в сентябре на 30 процентов возросло количество людей, заявлявших в соцопросах, что они счастливы. Но это показатель не счастья как такового, а некоторой стабильности и того, что все более-менее в порядке, хотя могло быть хуже.

То, что опрошенные видят вокруг себя не очень счастливых людей, — характерный показатель кризиса. Респондент таким образом самоутверждается — если сравнить его положение с положением окружающих, то «мне хорошо, а другим хреново». Это же может служить показателем неготовности общества к активному протесту — он не хочет, чтобы хоть что-то стало хуже.

Респонденты говорят, что основными источниками счастья для них являются семья, дети и хорошее здоровье. Для нашей культуры значение семьи как символа очень большое. Я помню, как в конце 1970-х — начале 1980-х годов проводил опрос, в котором спрашивал людей, кого они считают культурным человеком. В отличие от западных стран, от Польши и даже Чехословакии, где респонденты говорили о том, что он должен обладать знаниями и быть профессионалом, у нас на первое место выходил ответ «хороший семьянин». Причем по всем возрастным когортам. Поэтому когда начинаются социальные беспокойства, падает благосостояние, россиянин находит счастье в семье.

Это может быть неким вариантом социального эскапизма, деполитизации и десоциализации человека. Он уходит таким образом от размышлений и анализа социальных проблем.

Леонтий Бызов, ведущий научный сотрудник Института социологии РАН:

Я не большой сторонник таких опросов, потому что ощущение счастья представляет собой скорее не социальный, а социально-психологический показатель. Огромную роль здесь играют не политические факторы, не удовлетворенность или недовольство населения чем-либо, а как раз здоровье, семейное положение, чувство влюбленности и так далее. Известно, что молодежь более счастлива, старики — менее, и очень многое зависит от возрастного и полового состава выборки. Поэтому показатель личного счастья трудно однозначно интерпретировать и считать мерилом положения в стране.

Если же говорить именно о социальной составляющей счастья, которая строится на ожиданиях, то данные Института социологии РАН показывают, что настроение людей падает, и они дают все более тревожные прогнозы на ближайшие годы.

В том, что опрощенные отмечают уменьшение уровня счастья в кругу своих близких, есть определенное противоречие. Но в целом люди всегда оценивают свое состояние выше, чем состояние окружающих и страны в целом, — это известный феномен.

Когда респонденты говорят, что источник счастья для них — семья, они не врут. Однако счастье само по себе — показатель оценочный. Люди не прикидывают, не считают плюсы и минусы своего положения, а потом делают вывод. Это социально-психологическое самочувствие. Все хорошо, здоровье на подъеме, планы на будущее есть, любимые люди под боком.

Вячеслав Тарасов, врач-психиатр, специализирующийся на проблемах изучения массового сознания:

Исследованиям ВЦИОМ не стоит слепо доверять. Известно, что результаты социологического исследования сильно зависят от того, как сформулированы вопросы, насколько репрезентативна выборка. Некоторые организации умело используют эти механизмы. Они указывают пару тысяч человек из разных городов — но мы же не знаем, кого они опрашивали на самом деле.

Есть и другой момент — понимание счастья сугубо индивидуально. Если задать вопрос таким образом: «Вашей жизни сейчас ничего не угрожает? Вы считаете себя счастливым?», то вы ответите: «Конечно!» Но если спросить по-другому: «Насколько вы сейчас ощущаете себя счастливым по сравнению с тем, как вы себе представляете счастье?», то, наверное, получите другой ответ.

На первое место среди источников счастья респонденты поставили семью. Это легкий стереотипный ответ. Но по логике вещей, по информации, которую дают нам психологи и психотерапевты, семья — это то место, где люди несчастливы. Будь они счастливы, у нас в стране не было бы такого высокого уровня разводов. Сейчас брак на всю жизнь, к сожалению, — далеко не правило. Есть очень много отнюдь не звездных людей, переживших и два, и три брака.

Таким образом, этот ответ не только ничего не показывает, но и, по-моему, демонстрирует другую тенденцию: респонденты не хотели отвечать на задаваемые вопросы. Они закрывались, не желали обсуждать эту тему, считали ее провокативной и поэтому откровенно говорили неправду.

В том, что люди низко оценили уровень счастья своих близких, абсолютно никакого противоречия нет. Респондент же не может ответить анкетеру, что он лузер и недотепа. Вопрос о счастье всегда косвенным образом подразумевает определение, оценку самого себя. На вопрос о том, все ли у вас хорошо, вы, как правило, говорите «да». Рассказывать об обратном не очень приятно — «я неудачник на работе, у меня чудовищные отношения в семье, дети оболтусы» и так далее. Это обычно высказывается только очень близким людям, друзьям, да и то неохотно.

Поэтому человек на вопрос о том, счастлив ли он, обычно говорит «да». А когда его спрашивают, как же дела обстоят на самом деле, вокруг него, он говорит «нет, вокруг меня горе, страх и мрак». Это и есть настоящий показатель положения дел.

В нашем обществе в последнее время все больше развивается американский индивидуализм, когда на вопрос «How are you?» принято отвечать «I’m fine». «Как дела?» — «Отлично!» Это абсолютное закрытие своей личной жизни от окружающих в личном общении. При этом в социальных сетях — полный стриптиз. Туда мы вытряхиваем всю свою подноготную, семейные дрязги, проблемы, сложности на работе.

Сейчас в личном общении доминирует стандартизация поведения, социальный протокол, и этот стандарт требует, чтобы у человека было все хорошо, и он бы говорил об этом. К тому же, когда люди рассказывают о том, что они счастливы, то в какой-то момент сами начинают в это верить.

Понятие счастья слишком размыто. У каждого из нас оно свое собственное. То, что 17-летний считает неудачей, 40-летний может называть счастьем, а 60-летний — лучшим достижением в своей жизни. Поэтому всем этим опросам верить не надо. Нужно использовать более объективизированные критерии: как мы воспринимаем не себя, но окружающих, насколько люди вокруг нас довольны жизнью.