«Они спорили, есть ли у женщины душа» Слабый пол как украшение интерьера и другие тайны дизайна

Что такое арт-объект, как отличить винтаж от ретро, а гламур от китча, в чем сакральный смысл узоров на ковре в бабушкиной гостиной и как комод вдохновил архитектора на создание дворца для графа Апраксина — обо этом и многом другом рассказывает культуролог Максим Лаврентьев в книге «Дизайн в пространстве культуры», которая выходит в июне в издательстве «Альпина Паблишер». «Лента.ру» публикует отрывок из книги.

ДЕКОР

Как, в сущности, мало мы знаем о вещах, окружающих нас в повседневности!

Возьмем обычный ковер — из числа тех, которые до недавнего времени висели почти в каждой квартире. Вот как теперь аттестуют его на просторах интернета: «Пошлая растиражированная симметрия, поглощающая свет, звук и смысл самого предмета, суррогат роскоши». Давайте, однако, самостоятельно присмотримся к узору на ковре, и начнем с центрального рисунка, так называемого медальона. У большинства старых, еще советских, изделий медальон выглядит следующим образом: от более крупной овальной части отходят в стороны две меньшего размера. Между прочим, это — схематичная модель мироздания: Срединный (наш), Верхний и Нижний миры (кстати, правильным поэтому является не горизонтальное, как чаще всего встречается, а вертикальное положение ковра на стене). В том, что перед нами, по сути, индийская мандала, нетрудно убедиться, отыскав на краю ковра многочисленных будд, сидящих в «позе лотоса». Разумеется, нужно обладать известной долей фантазии, потому что в результате бездумного копирования вытканное изображение выглядит грубым и превратилось в элемент орнамента.

Мало кому, как актеру Александру Кайдановскому, легендарному Сталкеру из фильма Андрея Тарковского, повезло жить в комнате с лепными потолками и, проснувшись однажды поутру, заметить в верхнем, обычно затемненном углу комнаты «собственное» лицо. Посему осмотрим фасад здания — допустим, бывший доходный дом Бройдо (Плотников пер., 4/5), построенный в 1907 году по проекту архитектора Николая Жерихова. Тут и фантазии никакой не требуется, достаточно быть мало-мальски образованным человеком и помнить, как выглядят на портретах русские писатели — Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой. Их порядком облупившиеся профили, приданные атлетическим торсам, облаченным то ли в римские тоги, то ли в простыни (отчего возникла городская легенда о «веселом заведении» внутри), все еще можно различить без большого труда в аляповатом барельефе.

Интересна история появления писателей в Плотниковом переулке. Согласно наиболее устойчивой версии, композицию под названием «Парнас» скульптор Синаев-Бернштейн поначалу предлагал сделать фризом строившегося в тот момент на Волхонке Музея изящных искусств. По замыслу автора, деятели отечественного искусства шествовали в окружении греческих богов и муз прямиком к Аполлону. Однако заказчик, Иван Цветаев, усмотрел в работе китч, каковым она, собственно говоря, и являлась, и композицию Синаева-Бернштейна завернул. Тогда тот, не теряя времени, продал уже готовые фрагменты семейству Бройдо, зарабатывавшему постройкой в Москве доходного жилья. Правда, пришлось разделить барельеф на части, чтобы уместить фигуры между окнами третьего этажа. Но, между прочим, здесь мы видим первый скульптурный портрет Л. Н. Толстого, к тому же прижизненный.

И еще одна история, далеко не комическая. На рубеже 1930-х годов в советской столице ежегодно закрывалось порядка 50 храмов. Снятые с них колокола иной раз продавали за границу, поэтому, например, в английском Оксфорде можно теперь услышать благовест Сретенского монастыря. Гораздо же чаще звонкоголосые гиганты попадали в переплавку. Так, 16-тонная махина с колокольни Рогожского кладбища отправилась прямиком на завод «Динамо», директор которого, обращаясь в Президиум ВЦИК, обосновывал свою просьбу тем, что «из-за отсутствия цветных металлов для производства бронзовых отливок по целому ряду срочных и особо важных заказов (вкладыши бронзовые к электровозным моторам Сурамского перевала, вкладыши моторов для заводов черной металлургии, бронзовых венцов для червяков электролебедок для оборудования судов и т. д.)» срывается месячный план. А за год до того в ту же инстанцию адресовался Наркомпрос РСФСР. Для отливки бронзовых горельефов при отделке нового здания библиотеки имени В. И. Ленина потребовалось дополнительно около 100 тонн цветмета. Поскольку постановлением МК ВКП(б) и Моссовета стройка была признана ударной, ВЦИК немедленно удовлетворил запрос, предоставив «для осуществления бронзовых горельефов при отделке и облицовке здания публичной библиотеки СССР колокола со зданий церквей г. Москвы: Иакова по Яковлевской, Николая в Курицкой, Николая в Кленниках, Воскресения и Успения на Остоженке, Николая на Студенцах». В намеченный срок на фасаде Публичной библиотеки со стороны Моховой появились знакомые изображения писателей, в отличие от дома в Плотниковом эстетически вполне приемлемые.

ЖЕНЩИНА В ИНТЕРЬЕРЕ

Настоящий мужчина едва ли воспротивится утверждению, что в мире нет создания более прекрасного и совершенного, чем женщина. Тем не менее в мужской компании циркулирует немало женоненавистнических мифов. Кто-то разглагольствует о происхождении Евы из Адамова ребра — «единственной в человеческом организме кости без мозга». Атеисты указывают на «исторический факт»: якобы до VI века н. э. христиане спорили, есть ли у женщины душа. В связи с этим часто упоминается некий Никейский собор, на котором вопрос был поставлен и решен в пользу женщин отцами Церкви с перевесом всего-то в пару голосов! Разумеется, ничего подобного никогда не происходило в действительности ни на Первом, ни на Втором Никейском, ни на каком-либо ином из так называемых Вселенских соборов. Может, некоторые подозрительного вида фанатики и спорили о чем-то таком, но кулуарно — официально на соборах обсуждались совсем иные и, надо заметить, более животрепещущие для тогдашнего христианства проблемы: борьба с ересями, установление времени празднования Пасхи и т. д.

Если церковникам было по тем или иным причинам не до женщин, то с художниками и прочими служителями муз дело обстояло совершенно иначе. Куртуазные трубадуры, а затем поэты и живописцы Ренессанса создали вокруг женщины эстетический культ. Однако, объявив себя его жрецами, на деле они ставили во главу угла собственное мастерство, коим и упивались. Их божеству в том было мало проку — искусство, на все лады воспевавшее слабый пол, служило удовлетворению прихотей пола сильного.

Наконец, в XVIII веке женщины, словно сойдя с живописных полотен, где всего лишь играли отведенную им роль, сделались настоящими Венерами, Дианами, Мельпоменами. Таким необходим был подобающий комфорт — не рисованный, как раньше, а вполне осязаемый. Тут-то и от служителей прекрасного потребовалось иное рвение.

Основатель династии придворных мебельщиков Андре Шарль Буль долгие годы возглавлял мастерскую Лувра. Мебель в стиле буль щедро украшена позолоченной резьбой, инкрустирована черепаховым панцирем, перламутром, латунью и бронзой. Сыновья мастера своими руками воплощали принципы рококо для официальной фаворитки Людовика XV Жанны-Антуанетты Пуассон, более известной как маркиза де Помпадур. Их усилиями в дворцовых помещениях маркизы была создана совершенно особенная обстановка (так называемый стиль à la Reine) — гремучая смесь пышности и утонченности, сказочной таинственности и расчетливого эротизма, прообраз гламурных апартаментов.

Но все-таки формально первым в истории дизайна мебельщиком, именем которого был назван стиль, считается английский мастер того же времени Томас Чиппендейл. Его стулья имели решетчатые спинки в духе шинуазри (фр. сhinoiserie — китайщина). Изогнутые ножки делал он тоже ориентальными — в виде птичьих или звериных лап, держащих шар. К слову, стиль голливудских кинодив 1930–40-х годов, эта интерпретация модерна в ар-деко, непредставим без экзотических форм и соответствующих материалов. Кокос, бамбук, слоновая кость, крокодиловая кожа, даже шкурки ящериц — все шло в ход, чтобы угодить экранным властительницам дум и сердец. Выглядевшая как дорогой обтекаемый автомобиль, мебель для Джудит Баррет и Присциллы Лейн, Виктории Уинтон и Эдны Каллахэн обычно покрывалась еще и шпоном красного дерева, за 200 лет до того введенного в западную моду именно Чиппендейлом, поскольку оно было завезено в Англию из колоний на четверть века раньше, чем в страны континентальной Европы.

Раз уж зашла речь о «фабрике грез», то следует упомянуть и о том неожиданном вкладе, что внес в интерьер английский политик XVIII века Филипп Дормер Стэнхоуп, четвертый граф Честерфилд. Стиль честерфилд первоначально представлял собой полностью кожаный и для пущей надежности стеганый диван, заказанный графом, на досуге занимавшимся литературным трудом (свои трактаты в духе Вольтера он публиковал в журнале «Старая Англия» под псевдонимом Джеффри Толстопузый). Диван аристократа-моралиста настолько пришелся по душе прекрасной половине человечества, что постепенно начал ассоциироваться с женским представлением о личном комфорте. Много нынешних кинозвезд не скрывают своей страсти к кожаному честерфилду в различных его вариациях. Граф, однако, не должен быть на них за это в обиде. А в историю он вошел, между прочим, еще и тем, что активно способствовал переходу Великобритании на григорианский календарь, который современники так и называли: «Календарь Честерфилда».

Конечно, женщина царствует не только в искусстве. И все же, когда мы представляем идеальный женский портрет, на ум приходит, пожалуй, не Гипатия Александрийская с первой астролябией в руках, не Сара Мэтер у запатентованного ею перископа и не Стефания Кволек, синтезировавшая кевлар — основу бронежилета. И это даже не Хеди Ламарр, снявшаяся обнаженной в десятиминутной сцене купания в лесном озере, за что фильм «Экстаз» 1933 года был запрещен к показу в большинстве цивилизованных стран, а саму актрису вождь германских нацистов внес в список врагов Третьего рейха (позднее, уже в Америке, Хеди изобрела на досуге секретную систему связи с расширенным спектром — на которой основан современный Wi-Fi). Скорей уж мы вспомним мадам Рекамье, возлежащую посреди своего парижского салона на знаменитой кушетке (кушетка-рекамье) с S-образной линией изголовья, позаимствованной у древнегреческих кресел клисмос, — именно так изображена мадам на знаменитом полотне Жак-Луи Давида.