Россия — одна из немногих стран, где до сих пор не приняли закон о противодействии семейно-бытовому насилию, который предполагает создание системы охранных ордеров и способов защиты пострадавших от домашних побоев — кризисных центров или убежищ. Сейчас законопроект обсуждается рабочими группами в Совете Федерации, Государственной Думе и Совете по правам человека, однако пока с проблемой вынуждены в одиночку работать правозащитные и благотворительные организации. «Лента.ру» поговорила с их представительницами о том, с чем они сталкиваются, почему на домашнее насилие принято закрывать глаза — и как страна дошла до того, что женщину скорее будут судить за убийство при самообороне, чем попробуют защитить и не допустить трагедии.
«Если ты пошла за помощью, это не значит, что ты несчастная»
Анна Ривина, директриса российского Центра по работе с проблемой насилия «Насилию.Нет»:
И пострадавшие женщины, и пострадавшие мужчины, и агрессоры-мужчины, и агрессоры-женщины могут обратиться за помощью в наш центр.
Изначально проект «Насилию.Нет» был волонтерской инициативой, но сейчас мы НКО. Мы занимаемся адресной помощью, потому что каждый день к нам обращаются женщины, столкнувшиеся с тем или иным видом насилия. У нас работают психологи-волонтеры, несколько десятков женщин проходят психотерапию.
Недавно мы открыли первый в Москве центр, куда можно просто прийти — без документов, без бюрократии — и поговорить. В нем скоро появятся первые группы поддержки, где женщины могут молчать, если они хотят, говорить, если они хотят. Хочется верить, что это будет первое место, где эти женщины смогут объединиться и превратиться в такое сообщество, где они будут сами себе помогать. Ну и, безусловно, юридическая и психологическая помощь там также будет нами оказываться.
За время существования «Насилию.Нет» у нас были разные случаи: когда мы писали, например, Оксане Пушкиной, депутату Государственной Думы, чтобы она для наших подопечных могла подать документы в государственные структуры и привлечь внимание к кейсам, когда мы публично описывали происходящее в регионе насилие и на него начинали по-другому реагировать.
С женщинами, попавшими в такие ситуации, мы на связи, мы их ведем, поддерживаем и предоставляем необходимую помощь. Если наших ресурсов хватает кейсы закрыть — мы делаем все сами. Если специфика дела другая — мы отправляем их к нашим коллегам. Сейчас можно смело говорить, что к нам обратились сотни женщин, которые получили от нас помощь в том или ином виде.
Всегда, когда есть насилие физическое, начинается оно с психологического. Другого алгоритма я не знаю. Конечно, может быть такое, что физического насилия не было, а всю жизнь было только психологическое, которым тоже можно довести человека до чудовищного состояния. И непонятно, что страшнее.
Для решения этой проблемы нужно то же самое, что и всегда — обращаться за профильной помощью. Если надо — юридической, если надо — психологической. Психологической — всегда, и в случае побоев, и в случае эмоционального насилия, потому что из этих отношений выйти самостоятельно очень сложно. Можно читать литературу, в которой описываются подобные случаи, тогда проще идентифицировать, что именно происходит в этих отношениях. И стараться не искать оправданий, потому что каждый раз пострадавший от насилия ищет оправдания тому, что произошло.
Важно отметить, что не все психологи одинаково полезны: есть те, кто может только навредить. Например, если семейный психолог считает, что можно обсуждать проблемы насилия в паре, — с ним не стоит общаться. Потому что при общении втроем у пострадавшей не будет возможности рассказать о своих эмоциях, переживаниях, ей опять придется защищаться.
Если мы говорим про психологическое насилие, то возвращаемся к тому, что домашнее насилие — это системное поведение. Если мы говорим о конфликте — это разовый кейс, который всегда привязан к конкретной причине. В случае психологического насилия повод искать не приходится, ведь в любой момент человека можно обесценить, оскорбить, внушить, что он неправильно реагирует, ведет себя неадекватно.
Если говорить о работе непосредственно с абьюзерами, я считаю, что это очень важное направление, и если мы хотим жить в мире, где насилия нет или на него плохо реагируют и смотрят, то нужно работать и с мужчинами, и с женщинами. Многие люди, применяющие насилие, сами не понимают, что это насилие. Они живут по паттерну, который уже существует в обществе и, возможно, в их семье в частности.
Многие страны направляют мужчин по судебному решению на прохождение программ по предотвращению последующего насилия, и надо сказать, что это очень правильно. В России на сегодняшний день такой практики, к сожалению, нет. Однако в Санкт-Петербурге есть организация «Мужчины XXI века. Альтернатива насилию», которая занимается агрессорами, и как раз самый первый и самый сложный этап — сделать так, чтобы сам человек осознал, что он агрессор. В этом году мы тоже планируем запустить программу по работе с мужчинами. И я надеюсь, что все будет хорошо.
Не знаю, насколько она будет востребована, потому что практика показывает, что мужчины приходят к этому варианту только тогда, когда женщина говорит «либо иди, либо развод», а это не есть осознанное решение. Я рада, что мы получаем, очень редко, но все же получаем сообщения от мужчин, которые просят помочь им куда-то обратиться, чтобы справиться со своей агрессией. У меня это было и в формате обращения к нам в центр, и ко мне на лекциях подходили мужчины и просили данные специалистов, чтобы это проработать. И это уже вселяет надежду и оптимизм.
Мы начинали работать, когда в сети был информационный вакуум на тему насилия. И я с большой радостью вижу, что сейчас многие известные люди говорят об этом вслух, появляется множество инициатив. Мы можем немного выдохнуть по поводу информирования о проблеме, потому что общество начало об этом говорить самостоятельно, и мы (как рупор) здесь уже не нужны.
Но очень хочется, чтобы тема насилия перестала восприниматься маргинально: чтобы к нам могла обратиться не только женщина, у которой, грубо говоря, финансовые сложности, много детей и нет работы, а чтобы об этом перестали бояться говорить и уверенные, успешные женщины, которые, конечно же, есть и среди наших доверительниц. И чтобы они перестали думать, что если ты пошла за помощью, значит ты обязательно несчастная и тебе нужно, чтобы тебя пожалели.
Мы, конечно, всегда готовы и пожалеть, и поддержать, но я хочу, чтобы мы начали с уверенной позиции, что мы вместе просто не приемлем такое отношение к нам. Не хотим, чтобы это считалось нормой. Безусловно, одна из наших ключевых задач, и организации «Насилия.Нет», и меня как человека, который этим занимается, — это принятие закона о насилии, который позволит на новом уровне спрашивать с полицейских и с государства признания этой проблемы, реагирования на эту проблему.
Нам очень нужно подняться на следующий уровень — начать ловить насилие в самом начале, а не тогда, когда это уже имеет страшные последствия.
«Насильник получает наказание крайне редко»
Надежда Замотаева, директриса Центра «Сестры»:
Сексуальное насилие — это преступление, посягательство на жизнь, здоровье, телесную неприкосновенность, честь и достоинство человека. Любой совершенный акт, который причиняет или может причинить вред физическому, половому или психическому здоровью, а также угрозы совершения таких актов относятся к понятию «сексуального насилия».
В статье 21 Конституции указано: «Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию». То, что люди находятся в близких отношениях, не отменяет возможности сексуального насилия. Зачастую оно приобретает тяжкие формы и длительные последствия, становится инструментом глумления одного человека над другим.
Мы в центре «Сестры» никогда и нигде не употребляем словосочетание «жертва насилия», потому что это стигматизация пострадавших и навязывание им пассивной социально-психологической роли. Любое насилие — тяжкое событие, последствия, переживания которого сравнимы с состояниями, испытываемыми участниками военных действий. И все, кто сохранил свою жизнь, — это люди с экстремальным опытом выживания.
Чаще всего к нам обращаются женщины и сообщают о сексуальном насилии со стороны знакомых мужчин. Все вопросы о том, «почему пострадавшая не ушла», несостоятельны, так как они задаются людьми, не имеющими такого опыта, и строятся на расхожих мифах о том, что надо делать и как себя вести, чтобы с тобой этого не случилось. Поддерживаются эти обсуждения для того, чтобы увести вектор общественного внимания от помощи пострадавшим и осознания обществом масштабов самой проблемы.
Насильник получает наказание крайне редко: 10 процентов от числа позвонивших — это те, кто решились и смогли подать заявление — и его у них приняли, произвели нужные действия по розыску и задержанию подозреваемого. Три процента от этих десяти — это дела, которые передаются в суд. И только один процент — это вынесенный приговор. Тут тоже мало утешительного, так как далеко не всегда этот приговор обвинительный.
В начале работы организации в 1994 году и примерно до 2010 года наше общество относилось к проблеме и пострадавшим иначе. Их старались поддержать, и было понимание, что сексуальное насилие — преступление. Что мы наблюдаем последние несколько лет? О проблеме стараются не говорить, а если она и обсуждается, то только с позиции обвинения пострадавших и поиска ответа на вопрос: «Чем же она его/их спровоцировала?» Усилилось патриархальное лобби, с подачи которого насилие и его проявления вдруг стали нормой жизни, отсюда закон о декриминализации побоев, власть мужчины над женщиной (особенно в семье) и миф о том, что муж не может изнасиловать жену.
Женщины чаще сообщают о пережитом насилии, но это не значит, что ему не подвергаются мужчины. Насилие происходит со всеми, во всех возрастах, социальных группах — вне зависимости от вероисповедания, образования и уровня жизни.
Для решения проблемы необходима консолидация общества вокруг простой мысли: «Насилие недопустимо нигде, ни при каких условиях». За этим должно следовать «верховенство закона», как говорил наш президент еще в начале своей карьеры, а это означает прозрачность следствия и доступность защиты собственных прав для пострадавших.
Безусловно, важны поддержка и помощь для переживших насилие, центры помощи по всей стране с комплексом реабилитационных мер. Сейчас мало кто себе представляет, сколько времени, сил и денег нужно пострадавшей, чтобы вернуться в собственную жизнь. Все сервисы — медицина, психолог, юридическая помощь — должны оплачиваться государством. Сейчас подобное делается только для пострадавших в авиакатастрофах и от стихийных бедствий.
«Возбуждение дела занимает полгода»
Мари Давтян, правозащитница и адвокат:
Если мы посмотрим статистику, в том числе ту, которую дает МВД, то ситуация партнерского насилия следующая: 95 процентов пострадавших — женщины. В ситуациях семейного насилия женщин около 80 процентов. Кто же мужчины, страдающие от насилия? В первую очередь, это дети. То есть мальчики, юноши, молодые люди, которые очень часто страдают от побоев, в том числе со стороны мужчин. Также пожилые мужчины, которые могут страдать от своих детей, и мужчины с инвалидностью.
Но могу сказать, что в мире домашнее насилие — это проблема женская. Женщины страдают от домашнего насилия в большинстве случаев во всем мире. Это связано, в том числе, с исторически устоявшимся укладом семейных отношений, а также с тем, что женщины чаще всего обладают меньшей физической силой, меньшими экономическими ресурсами, против них — большое количество гендерных стереотипов в обществе и так далее, и так далее.
В основном домашнее насилие начинается с побоев. Это первая ступенька страшной лестницы, которая может закончиться даже убийством. Декриминализация побоев в России привела к тому, что эту первую ступеньку, где и так была большая проблема, просто нивелировали. Избиения близких лиц перестали считаться уголовным преступлением. У полиции и так не было большого интереса к расследованию такого вида правонарушений, а сейчас вообще нет никакого желания заниматься этой проблемой. То, как была проведена декриминализация, прозвучало от имени государства так: государство считает побои частным делом семьи и в принципе насилие в семье не осуждает. Такой подход со стороны государства был четко считан агрессорами, о чем сейчас говорят потерпевшие, которые к нам обращаются.
Законодательство о профилактике домашнего насилия разрабатывается с 90-х годов регулярно. Мы сами — я, мой коллега Алексей Паршин, огромное количество представителей НКО — были в составе рабочей группы по разработке проекта закона о профилактике 2012-го года, пытаясь, скажем так, заставить Государственную Думу его принять. Нам приходится постоянно переделывать этот текст в разных рабочих группах. Например, сейчас есть рабочая группа при депутате Государственной Думы Оксане Пушкиной. Есть рабочая группа в Совете по правам человека при президенте Российской Федерации. Мы крутимся вокруг одного и того же текста, пытаясь сделать его наиболее «проходимым», но на сегодняшний день вопрос назрел очень остро.
Фото: Вадим Брайдов / AP
Почему важно принять закон о профилактике? Это ведь не только про ответственность, уголовную или административную. Это охранные ордера, защитные предписания, запрет преследования, запрет приближаться. Это возможность создать межведомственный механизм взаимодействия специалистов в этой области: полиция будет знать, что делать, социальный работник будет знать, что делать, медиа будут знать, что делать и как сотрудничать друг с другом для того, чтобы помочь конкретному человеку. Это оказание помощи пострадавшим: психологическая, социальная, юридическая поддержка, убежище, кризисные центры, работа с агрессорами — все требует отдельного законодательства. И все это прекрасно понимают, а тянут, потому что не считают необходимым сегодня эту проблему решать.
Пока в Российской Федерации не существует отдельного законодательства, посвященного проблемам в отношении женщин или домашнего насилия, мы, юристы, можем использовать лишь общую норму Уголовного кодекса, которая применяется эпизодически и в зависимости от ситуации. Помимо этого, мы встречаемся с большим количеством проблем, связанных со стереотипным отношением к этой теме сотрудников полиции, прокуроров, судей и так далее. Возбуждение дела занимает полгода, тратится огромное количество усилий юристов, адвокатов, а приводит, грубо говоря, к штрафу в пять тысяч рублей, который несоразмерен тому, что произошло.
При системе, где государство не считает насилие проблемой, что дает карт-бланш насильнику, снижая ответственность за домашнее насилие, неудивительно, что возникает дело сестер Хачатурян. Когда в обществе нет никаких механизмов защиты, люди вынуждены защищаться сами. Поэтому у нас сейчас большое количество дел, в которые входила оборона женщин, и этого следовало ожидать. Людям свойственно защищать свою жизнь, и если государство не помогает им в этом, они будут делать это самостоятельно.