«Это был гений» Чемпион Олимпиады-80 был надеждой советского спорта. Почему он свел счеты с жизнью?

На Олимпиаде-1980 в Москве в составе эстафеты 4х100 метров бежал 21-летний Андрей Прокофьев — на тот момент восходящая звезда советского спорта и один из самых перспективных спринтеров мира. Сборная СССР победила, на семь сотых секунды опередив польскую четверку. Этот успех должен был вдохновить Прокофьева на новые достижения, но все случилось с точностью до наоборот. 17 июня 1989 года, вскоре после своего 30-летия, выдающийся спортсмен совершил самоубийство. О том, почему так стремительно Андрей Прокофьев преодолел дистанцию от триумфа до трагедии, — в материале «Ленты.ру».

Трудный подросток

Прокофьев родился в 1959-м в Екатеринбурге. В легкую атлетику он пришел в девять лет и занялся самым бюджетным ее видом — бегом. Тренеры сразу увидели в мальчике талант: он был хорошо сложен, обладал развитой координацией и выгодно выделялся даже на фоне более взрослых воспитанников секции. Однако прославился он не только выдающимися показателями на дорожке, но и скверным характером. На тренировках Андрей огрызался и нарушал дисциплину, вне стадиона постоянно влезал в драки — в общем, был трудным подростком. А когда в девятом классе потерял отца и спустя год — мать, и вовсе распустился, стал курить и выпивать. Во время одного из загулов даже напал на милиционера, за что попал под суд. Тренеры вступились за ученика, так что он отделался годом условно.

Старания наставников не прошли даром: Прокофьев доказал, что на стадионе он куда полезнее, чем в колонии. Он пристрастился к бегу с барьерами, быстро стал показывать результаты на уровне призеров чемпионата страны, а в 1977 году и сам выиграл всесоюзное первенство. Сразу после этого Андрея включили в состав сборной СССР, и он получил возможность выезжать на международные старты. В то время это были главным образом матчевые встречи. В 1978-м с юниорского противостояния СССР и США он привез золото. Тогда же 19-летний спортсмен впервые сменил тренера: от Бориса Семенова перешел к Владимиру Попову.

В 1979-м Прокофьев отправился на Универсиаду в Мехико и выиграл на дистанции 110 метров с барьерами. Тренеры, несмотря на эти успехи, присматривали его и для гладкого бега: они считали, что в эстафете 4х100 метров такой талантливый спринтер тоже пригодится. Речь шла о приближающейся Олимпиаде в Москве. Ставки были высоки, но в сборной не прогадали. Советская команда, за которую вместе с Прокофьевым бежали Александр Аксинин, Владимир Муравьев и Николай Сидоров, вырвала победу у поляков, опередив их на 0,07 секунды.

Бойкот на бойкот

За победу Прокофьева удостоили ордена «Знак Почета» и звания Заслуженного мастера спорта СССР. Слава вскружила спортсмену голову: он стал пренебрегать тренировочным режимом и все чаще оказываться в сомнительных компаниях. Обострилась прежняя страсть к алкоголю, и тренерам с трудом удавалось раз за разом возвращать Андрея на стадион. Он ведь и раньше не слишком признавал их авторитет. При этом специалисты сходились в одном: даже при столь нестабильной подготовке Прокофьев всегда находился в отличной форме. Удивляло, как он, не появляясь в зале неделями, мог прийти на тренировку и обогнать всех, едва размявшись. Товарищи по команде с недоумением и завистью поглядывали на олимпийского чемпиона. «Он был атлетом с большой буквы и спортсменом от бога, но что творилось у него в голове, было трудно представить», — подтверждал товарищ Прокофьева по команде Николай Сидоров.

В 1982 году Андрей стал победителем первенства СССР сразу на трех дистанциях — 110 и 60 метров с барьерами и на 100 метров гладким бегом. Первым номером страны он поехал на чемпионат Европы в Афины, где стал серебряным призером и чемпионом в эстафете. На Универсиаде в Эдмонтоне в следующем сезоне ему вновь не было равных, а на чемпионате мира в Хельсинки с командой он взял бронзу.

Вдохновленный тем, как легко ему давались медали, Прокофьев продолжал вести далекий от образцового образ жизни. Алкогольная зависимость усугублялась, а тренеры к проблемам спортсмена относились без должного внимания. Тем более что в нужный момент Андрею всегда удавалось взять себя в руки — он мечтал об Олимпиаде и новой порции славы. Однако в Лос-Анджелес сборная СССР не поехала, и легкоатлета это очень расстроило и разозлило. Более того, отняло последнюю мотивацию тренироваться. В альтернативных соревнованиях «Дружба-84», которые проводились между командами стран социалистического лагеря, Андрей участвовать отказался.

Еще несколько лет Прокофьев, будто по привычке, отбирался на международные турниры, но готовился к ним с присущей ему и даже прогрессирующей небрежностью и до пьедестала не добирался. А в 1987-м во время тренировочного забега получил тяжелую травму ноги, которая поставила крест на дальнейших выступлениях. Олимпиада-1988 должна была пройти без него. Прокофьев скептически относился к шансам советской эстафетной четверки выиграть Игры, но... Она победила без него, и это лишь усугубило и без того непростое психологическое состояние легкоатлета. Тогда Прокофьев официально объявил об уходе из спорта.

Испытание одиночеством

Параллельно Андрей учился на юридическом факультете вместе с супругой Юлией Кузнецовой (в прошлом тоже бегуньей). Диплом он защитил на «отлично», но занимался нехотя и углубляться в профессию совсем не стремился. А когда впал в депрессию после завершения карьеры, и вовсе подумывал все бросить. Справедливости ради, в то время Прокофьева вообще мало что привлекало. Даже новорожденный сын бывшего легкоатлета не интересовал, с чем жена никак не могла смириться.

В семье продолжались ссоры, а окончательно брак разрушил долгосрочный отъезд спортсмена в Германию. В 1988-м ему предложили тренировать Западную группу войск (ЗГВ) СССР. Это была высокооплачиваемая работа, и все навыки для нее у олимпийского чемпиона были. Андрей решил поехать, а Юлия наотрез отказалась — строила карьеру адвоката и весьма преуспевала в этом. Она подала на развод, и сын остался с ней. Этот факт бывший легкоатлет принять не мог.

В Германии Прокофьев втянулся в работу, а депрессия на время отступила. Кроме того, предполагалось, что он периодически сможет возвращаться на родину, и мысль о встрече с сыном его поддерживала. В день своего тридцатилетия, 6 июня 1989 года, он прилетел вместе с командой ЗГВ на соревнования в Волгоград. Оттуда он отправился в Екатеринбург к сыну. Однако там Андрея ждала пустая квартира: Юлия взяла мальчика и без предупреждения уехала на отдых в Сочи.

Прокофьев закрылся дома и перестал выходить на связь. У него случился нервный срыв, и снять напряжение водкой уже не получалось. 17 июня 1989-го со второй попытки он совершил самоубийство. Те, кто общался с легкоатлетом, впоследствии рассказывали, что мыслями о суициде Андрей делился задолго до этого.

Душа поэта

По некоторым данным, в предсмертной записке Прокофьева была цитата из Анны Ахматовой: «Все расхищено, предано, продано, черной смерти мелькало крыло». Спортсмен, кстати, вообще был натурой поэтичной, хотя с его образом это и не очень вяжется. Сам писал стихи, правда, обычно депрессивные. Показывать сочинения знакомым он стеснялся, так что узнали о них только после смерти легкоатлета. Исписанную тетрадь, например, в числе остальных его вещей привезли друзья из Германии.

Почему разлука с сыном стала для него, олимпийского чемпиона и успешного тренера, непреодолимым обстоятельством? Почему он не просил помощи, а в критический момент никого не оказалось рядом? Олимпийский чемпион Николай Сидоров утверждал, что у Прокофьева было много приятелей и собутыльников, но по-настоящему близок он не был ни с кем. Потому разговоры о возможном самоубийстве никто не воспринимал всерьез.

Прокофьева-спортсмена убила распущенность, Прокофьева-человека — тотальное одиночество. Те, кто наблюдал за судьбой легкоатлета, в один голос твердят: найдись на него твердая рука в юности — и неудач на соревнованиях, и роковой травмы удалось бы избежать. А будь в более поздние годы рядом с ним правильные люди, которые помогли бы найти себя вне спорта, не было бы депрессии и ранней гибели. Вот как звучит одно из последних стихотворений Прокофьева:

Жаль, что случился в жизни
Очень крутой поворот:
И новое не потянешь,
И старое не пройдет.