«Вместо папы остался монстр» Юная россиянка стала жертвой отца-насильника. Как годы спустя она отправила его в колонию на 20 лет?

Бутырский районный суд Москвы вынес приговор по громкому делу Михаила Хачатуряна, с которым расправились его дочери: отца посмертно признали виновным в том, что он систематически применял к ним насилие. Эта страшная история — к сожалению, далеко не единственная в своем роде. По данным правоохранительных органов, почти 40 процентов всех изнасилований и убийств несовершеннолетних в России совершают родственники. При этом большинство жертв молчат долгие годы, а те, кто решается заговорить, часто сталкиваются с недоверием и даже бездействием правоохранительных органов. Однако бывают и исключения, такие как история Анастасии Даниленко из Ленинградской области. Она смогла доказать, что они с сестрой подвергались сексуальному насилию со стороны собственного отца, и добилась того, чтобы его на 20 лет отправили за решетку. Сегодня Анастасия помогает другим жертвам семейного насилия. Свою историю борьбы она рассказала корреспонденту «Ленты.ру» Варваре Митиной.

Анастасия Даниленко: Моя мама выросла в Санкт-Петербурге, а потом переехала в деревню в Ленинградской области, где в юном возрасте встретила моего отца и влюбилась. Тогда папа пил, но обещал бросить — и бросил, когда мне было четыре. «Я ради Настеньки пить бросил, чтобы ее воспитать», — говорил он.

Мы были примерной многодетной семьей — со мной росли еще три сестры. Мама даже получила награду как многодетный родитель Ленинградской области. Папа стремился строить образ благополучной семьи. У нас не всегда хватало на еду, но как только стали появляться деньги, отец первый в деревне купил компьютер, а потом видеокамеру.

Материалы по теме:

«Лекарства от педофилии нет»Почему в России стало больше жестоких преступлений против детей и как их защитить?

8 сентября 2021

«Это останется между нами»Московских полицейских обвинили в изнасиловании. 17-летней девушке предложили свободу за секс

28 ноября 2024

Адвокатская тайна.Российский следователь изнасиловал и убил школьницу. Почему это преступление не могли раскрыть 13 лет?

3 октября 2022

Однако за закрытыми дверьми картинка была совсем иной. Папа работал очень мало, маме приходилось тащить всю семью на себе. При этом он называл нас с сестрами дурами, а маму избивал. Помню как сейчас: мне пять лет, я играю в игрушки, а отец что-то смотрит на компьютере.

Поворачиваю голову и вижу, что на экране маленькая девочка сосет член. Он смотрел детское порно рядом со мной. Тогда я даже не поняла, что это было, но стало неприятно.

«Лента.ру»: Он подвергал вас сексуальному насилию?

Это случилось в 2006 году, когда я училась в пятом классе. Мы приехали к друзьям, и меня положили спать вместе с отцом. Ночью он начал ко мне приставать и трогать там, где не должен был. На это время я замерла и делала вид, что сплю. Это было лишь раз. Но моя старшая сестра подвергалась сексуальному насилию постоянно.

Она пыталась сопротивляться, но отец раз за разом приказывал сестре терпеть, а потом спрашивал, нравится ли ей.

Отец заставлял вас хранить все в тайне?

Он нас запугивал: говорил, что мама всегда выберет его, а мы останемся крайними. И постоянно повторял, что в случае чего в тюрьму не сядет, а скорее застрелит нас, а потом себя. Дома у него было оружие, иногда он угрожал им маме, чтобы она на время уходила из дома.

«Кого-то насилуют сильнее»

В школе я не могла рассказать о том, что происходило в семье, поскольку и одноклассники, и учителя считали меня надменной. С одноклассниками у меня вообще отношения не складывались — они меня буллили.

Но после моего рассказа «психолог» сказала, что говорить маме не нужно: «Кого-то до сих пор насилуют, кого-то насилуют сильнее. Каждый день. Тебя сейчас уже не трогают, зачем ты хочешь разрушить семью?» Так у меня появилась мысль, что я разрушу семью, если расскажу маме, — в итоге я замкнулась в себе на годы.

Сейчас я много общаюсь с другими жертвами педофилов. Некоторые из них мне рассказывали подобные истории о горячей линии поддержки — к сожалению, спустя почти 15 лет ситуация в этой сфере поменялась не так сильно, как хотелось бы.

Возможно, все к лучшему: если бы в тот момент я все это вскрыла и начала говорить, все могло бы обернуться очень плохо. В то время я жила в одном доме с насильником и зависела от семьи — рисков было намного больше.

Когда и почему вы решились заговорить?

В 2018 году, когда мне было 22 года, я переехала в Санкт-Петербург к старшей сестре. Два года спустя в баре спросила ее напрямую — и узнала, что ее история гораздо страшнее моей. Тогда я решила защитить младшую сестру (она жила с родителями) и рассказала обо всем маме.

Года три, наверное, у меня ушло на решение своих проблем, на работу с психологом, на ужаснейшую депрессию, желание совершить самоубийство. В общем, было очень тяжело. В этот период я иногда по вечерам звонила папе, просила его лечиться, кричала, что не хочу его лишаться.

Моими опорами в жизни были только мама и папа — и вдруг папа исчез. И я на этом стуле без ножки пыталась усидеть, это было очень сложно. И сейчас уже опора поменялась. Теперь у меня есть самая надежная опора — я сама. После продолжительной работы с психологом появились силы и желание жить.

Как раз в этот момент произошла наша встреча с отцом, и я поняла, что моего папы не осталось — в нем нет больше нормального человека. Остался монстр, психопат, которому нельзя быть в социуме. Параллельно с этим другие люди стали мне рассказывать, что тоже были его жертвами. Это и наши родственники, и двое мальчишек из соседней деревни.

После этого я позвонила маме, сестре, другим жертвам и сказала, что хочу его посадить и готова запустить этот процесс. Им только надо дать показания. Кто-то соглашался, кто-то нет. Не согласились пострадавшие мальчишки — они не могут даже себе признаться, что пережили сексуальное насилие, а сказать об этом другим — вообще «зашквар».

Во время всего этого процесса выяснилось, что одна из пострадавших родственниц когда-то рассказала про насилие своим родителям, а они — маминой маме. То есть моя родная бабушка об этом знала, но ничего с этим не сделала!

В разговоре со мной бабушка подтвердила, что все знала, но не понимает, зачем обращаться в полицию и предавать дело огласке: «Зачем об этом говорить-то? Не надо об этом говорить». А у меня была сильная злость, жажда справедливости и страх за других детей.

«Он кричал, что я проститутка»

В сентябре 2023 года я первый раз обратилась в отдел, который занимается преступлениями, связанными с детьми, и рассказала обо всем. Заявление приняли, начались допросы других жертв и свидетелей. Сестра, как потерпевшая по уголовному делу, несколько раз ездила на экспертизу.

В деле было очень много свидетелей, которые давали подробные показания. Плюс гинекологическая экспертиза показывает изменения в женских половых органах даже спустя годы. Если в детстве было насилие с проникновением, то физические последствия остаются на всю жизнь. Иногда эти последствия очень страшные.

Ваш отец до задержания знал о работе следствия?

Нет. Тем и хороша работа этого отдела: человек узнает о том, что в отношении него возбуждается уголовное дело, только в момент ареста. В нашем случае это было очень важно, потому что он психопат, он избивал мать до сотрясения, сломал ей нос.

Если бы он узнал, что я пошла в полицию, то не думаю, что кто-то остался бы в живых. После ареста один из сотрудников рассказал мне, что отец раскаялся. «Мне жаль, что я делал с Настенькой», — сказал отец во время допроса. Для меня это было шоком.

Я тогда долго плакала, потому что даже сейчас, уже когда это все доказано, мне хочется верить, что папа хороший, насилия не было, а я все придумала. Даже когда он уже признался, приходилось осознавать, что это было на самом деле. И это очень сложно.

Но во время очной ставки он просто начал мне орать, что я наркоманка и проститутка.

«20 лет. Поздравляю»

Как вы узнали о том, что вашего отца приговорили к 20 годам лишения свободы?

Я получила СМС от адвоката — в тот момент я была одна в Казахстане. Короткое сообщение «20 лет. Поздравляю», которое вызвало во мне просто бурю эмоций. Мне показалось, что я почувствовала все, что чувствует он, — страх и обреченность. Он один в сырой, холодной, мокрой камере. Ему говорят о приговоре — 20 лет. Я чувствовала на себе, как ему плохо там.

После этой новости я позвонила маме и сестре. Им было с кем прожить все эти эмоции, а я была абсолютно одна в чужой стране. И переживала все это одна. Могла ли у моего отца быть иная судьба? Раньше я бы ответила «да», а сейчас я уже так не думаю.

Однако если человек перешел определенную черту, его уже не спасти. Если из педофила он превратился в насильника, причинил ребенку боль, то обратной дороги нет — этого человека можно только изолировать. Ему уже не помочь.

Сегодня вы активно ведете блог и помогаете жертвам сексуального насилия. С какими проблемами вы столкнулись на этом пути?

Пожалуй, самая большая проблема всех жертв семейного насилия — недоверие к их историям. Я сама дождалась приговора и лишь потом, когда появились реальные доказательства, вынесла свою историю в сеть. Приговоров своим насильникам добиваются далеко не все потерпевшие, но им тоже важно верить.

Поэтому сегодня я призываю других жертв не бояться говорить. Я говорю об этом, потому что меня это беспокоит. Я об этом говорю на своей странице и имею на это право. Я хочу продолжать помогать жертвам насилия.

Надеюсь, в моей дальнейшей практике возбужденных уголовных дел и вынесенных приговоров будет все больше. При этом нет какого-то определенного человека, который меня спонсирует. От государства я также денег не получаю. Я не планирую организовывать свой фонд или как-то институализировать свою работу. Я полагаюсь только на свои силы.