Лично для меня главным отечественным киновпечатлением в этом году рискует стать не «Сталинград», а так называемая комедия «Горько!». Даром что у первой картины бюджет 40 миллионов долларов, а у второй — сравнительно скромные полтора миллиона. Просто «Сталинград» — именно тот блокбастер, которого ждали от Федора Бондарчука, «Горько!» же, напротив, в состоянии удивить российского зрителя, вскормленного на «добрых» комедиях нулевых. Кроме того, псевдодокументальные съемки со свадьбы в Геленджике, оказывается, сообщают о русском характере гораздо больше, чем история о том, как солдаты героически защищают в разбомбленном Сталинграде полуразрушенный дом и девушку Катю.
При этом я ни в коем случае не хочу сказать, что «Горько!» лучше «Сталинграда». Для таких заявлений хорошо бы иметь основания. Фильм «Горько!» мог бы, например, быть смешным, речь-то идет о комедии — но это, к сожалению, не так. Впрочем, то, что у одного зрителя даже улыбки не вызывает, других, вполне возможно, доведет до приступов гомерического хохота. Говорят, на многих пробных показах ленты «Горько!» царило бурное веселье. Я же, если честно, сидел и пялился на экран, разинув рот: мне сложно было представить, что создатели этого фильма не то что на популярность рассчитывают, а хотя бы надеются на какие-то кассовые сборы.
Видите ли, фильм «Горько!» может показаться крайне злобным. Молодые люди из Краснодарского края имеют довольно нелепые представления о том, какой должна быть свадьба (костюм русалочки, алые паруса, прочее). Родители молодых людей не желают отказываться от собственных представлений о прекрасном (тамада с лицом сотрудницы похоронного бюро, свадебное платье из занавесок, выкуп невесты). Знакомый невесты, обязавшийся помочь молодежи устроить праздник мечты, также придерживается собственной точки зрения на то, как организовать торжество (томные модели в вечерних платьях, обнимающие девиц олигархи, коктейли, унца-унца-унца). В фильме «Горько!» все это сливается в эдакое великое карнавальное шествие, которое обрушивается на черноморское побережье как селевой поток. Дети врут родителям, родители хамят детям и друг другу, казаки поют, невеста горит, брат жениха палит из огнестрельного оружия. Караоке, игры, конкурсы, шарады. Весь «праздник» от и до заснят на безжалостную ручную камеру (на самом деле, наверное, нет, но это уже детали). Результат предсказуем: все персонажи фильма неприятны. Ни любви, ни тоски, ни жалости.
Другими словами, «Горько!» — это разверзшийся ад, но ад не такой, к какому приучили зрителей другие российские комедии. В прочих как бы смешных (и не только) отечественных фильмах совсем нет жизни, там все выдуманное, пластиковое. В «Горько!» же правды жизни столько, что вот-вот через край потечет. В связи с этим и возникают сомнения: а захочет ли публика смотреть такое кино, в котором, в общем-то, примерно то же самое, что и за окном, да еще и в концентрированном варианте? Ну разве что солнца побольше, юг все-таки.
Тем не менее ответ на вопрос, почему публика очень даже захочет смотреть «Горько!», есть у Сергея Светлакова (который в фильме приходит на смену тамаде из похоронного бюро). Если коротко, то залог успеха — в противоестественно счастливом конце: молодые обнимаются друг с другом и с родителями, рыдают, смеются — на фоне руин. В общем-то, и «Горько!», и «Сталинград» — фильмы о разрушении, только масштаб разный. И еще различие в том, что у романтического Бондарчука патриотизм героев не спасает, все погибают, а в гротескном «Горько!» персонажи остаются целы и даже относительно невредимы. А именно это — всенародно любимый Светлаков подтверждает — и нужно российскому зрителю. У русских, видите ли, такая душа, широкая, всепрощающая, ее только подкрепи алкоголем, и она рванет наружу; для нее разрушение — и есть праздник. Но душа эта хочет проснуться наутро после праздника без переломов. Хочет разлепить залитые алкоголем глаза и сиплым голосом затянуть песню Лепса «Натали». И чтобы наступило счастье. И чтобы зрители ушли из кинозалов довольными.