Если сегодня оперативники ФСБ стучатся в дверь к кому-нибудь богатому и именитому — скорее всего, «заискрили» его энергетические активы.
Это не отменяет межклановую борьбу, стремление урезонить фрондера или сбить цену. Но роль арбузной корки, на которой уже поскользнулись Михаил Прохоров, Евгений Дод, руководители Федеральной сетевой компании и вот теперь Виктор Вексельберг со своими партнерами, играет именно энергетика.
На первый взгляд, парадокс: поводы для масштабных антикоррупционных расследований генерирует чуть ли не единственная удостоившаяся масштабных структурных преобразований отрасль. По идее, после них вероятность махинаций, откатов и прочих прелестей непрозрачной и неконкурентной экономики должна была быть сведена к минимуму.
Это у автора реформы Анатолия Чубайса, выражаясь словами его бывшего начальника и оппонента Виктора Черномырдина, «получилось как всегда» или инвесторы, зашедшие в энергетику чубайсовскими стараниями, уже потом безжалостно извратили первоначальную благую идею в угоду собственным корыстным интересам?
Рискну предположить, что оба варианта имеют право на существование. Чубайс хотел избавить энергетиков от вечного финансового голода, создающего и экономические, и политические проблемы, поэтому к генерациям допустили олигархов и госкапиталистов. Кто-то рассчитывал обеспечить доступ к дешевой энергии для своих производств, главным образом — металлургических. Кто-то — получить добавленную стоимость на продаже электричества вместо газа, мазута или угля. Иными словами, реформа свелась не к устранению энергоиздержек, а к их микшированию, или, точнее, сравнительно равномерному их перераспределению по всей экономике.
При росте эта задача вполне выполнима. При стагнации, а тем более спаде ее сложность увеличивается в разы — хотя бы потому, что при выбранной модели сохранение корпоративных плюсов оборачивается стремительным увеличением социальных минусов. Повышение тарифов для населения — единственный способ сделать так, чтобы миллиарды, потраченные на приобретение ТЭЦ и ГЭС, не вылетели в их же трубы.
В этом смысле итоги энергетического похода Вексельберга в Коми очень показательны. Магнат приобретал тамошние генерации, очевидно стремясь «запитать» от них свое же местное алюминиевое производство. Но случился мировой кризис, и выяснилось, что зарабатывать на легком металле (как, впрочем, и на любом другом сырье) гораздо сложнее, чем представлялось в середине тучных нулевых.
Поэтому схема «взаимодействия» с республиканским руководством, в создании которой правоохранители подозревают топов группы «Ренова», не то чтобы оправдана, но объяснима. Если, скажем, китайцев нельзя заставить покупать алюминий по прежним высоким ценам, то Вячеславу Гайзеру вполне по силам было обеспечить энергетикам устойчивый розничный спрос на локальном уровне. Разумеется, не за бесплатно. Сотни коррупционных миллионов, фигурирующие в очередном «энергогейте», — по сути стоимость гайзеровской доли в этом своеобразном частно-государственном партнерстве. Компенсация политических рисков, неизбежно возникающих при инвестировании админресурса на региональном уровне.
Любой губернатор сегодня должен помнить, что федеральный центр тоже озабочен стимулированием платежеспособного спроса, а потому сохраняет резервы для инфраструктурных проектов, субсидий и т.п., балансируя бюджет за счет сокращения соцрасходов. Грубо говоря, повышение тарифов на электроэнергию в Коми или где-то еще по своей природе мало отличается от замораживания пенсионных накоплений или отказа от индексации текущих выплат. Но от этого их сочетание не становится менее опасным для политической стабильности.
Снизить негатив и облегчить народу финансовое бремя за счет отмены непопулярных региональных решений намного проще, чем пересмотреть столь же болезненные вердикты Москвы. Хотя бы потому, что в действиях субъектов Федерации всегда можно обнаружить коррупционную составляющую. Коми в этом плане — неплохой полигон и одновременно предупреждение другим губернаторам.
Но делая добровольно-принудительные реверансы электорату и дезавуируя решения Гайзера, его преемник Сергей Гапликов бросил в глубокий финансовый штопор местных энергетиков. Вексельберг попытался было продать «Воркутинские ТЭЦ», пока те окончательно не превратились в чемодан без ручки, на что и.о. главы Коми, не желая оставаться один на один с проблемным активом и отопительным сезоном, призвал на помощь тяжелую артиллерию в лице президента. «Так и сделаем. Эта безответственность должна быть пресечена», — ответил Владимир Путин на просьбу Гапликова поручить правоохранительным органам разобраться в этом вопросе.
Можно гадать, почему карающий антикоррупционный меч не помогли остановить питерские знакомства и лоббистские возможности Бориса Вайнзихера, главного энергетика Вексельберга. Ведь в конце августа, через неделю после встречи Путина с Гапликовым, Вайнзихер провел переговоры с курирующим ТЭК вице-премьером Аркадием Дворковичем. Утверждалось, что владельцы не только не будут продавать злополучные «Воркутинские ТЭЦ», но вложат в них 1,7 миллиарда рублей.
Правда, попутно появилась информация о намерении Вексельберга выкупить 17-процентную долю Михаила Прохорова в «Русале». А 2 сентября, буквально за три дня до обысков в офисах «Реновы» и задержания ключевых топ-менеджеров, Вексельберг лично подтвердил возможность такой сделки.
После произошедшего в понедельник откассирование Прохорова вряд ли осталось в списке вексельберговских приоритетов или хотя бы планов. Теперь два эти миллиардера — скорее собратья по несчастью, нежели контрагенты, оценивающие стоимость палочки-выручалочки. То есть версию, что Вексельберг поплатился за попытку вмешаться в чужую игру и/или облегчить прохоровские финансовые страдания, нельзя сбрасывать со счетов, равно как и стремление в преддверии выборов повысить настроение избирателей знаковыми олигархическими скальпами.
В этом спектакле слишком много ружей повешено на стенах, чтобы точно сказать, какое именно выстрелило. Гораздо важнее понять, был ли шанс в принципе избежать сегодняшних «энергогейтов»? Например, создать предпосылки для того, чтобы домашние хозяйства могли продавать накопленное и неиспользованное электричество.
Вклад такого ноу-хау в минимизацию издержек, включая политические, переоценить сложно. И нельзя утверждать, что соответствующие западные наработки заведомо невнедряемы в России и неадаптируемы к отечественным реалиям. Если, конечно, не рассматривать инновации и иннограды исключительно как инструмент для «освоения» бюджетных средств и налаживания связей с чиновниками-прогрессистами.
Как показывает практика, все равно не поможет.