Возраст несогласия и дожития Как дети стали важнее политики

Революция. Который день обсуждают детей. И то, откуда они берутся. От школьников перешли к младенцам и далее, в перинатальный период. Так далеко общественность, кажется, еще не заходила.

Поводом послужило назначение нового уполномоченного по правам детей при президенте — им стала Анна Кузнецова, мать шестерых детей, глава исполкома пензенского ОНФ, директор благотворительного фонда поддержки семьи материнства и детства «Покров», жена священника. Попадья. Матушка. Прессе нравятся оба слова.

С предыдущим уполномоченным у них только одно общее — и у Астахова, и у Кузнецовой есть собственные дети.

Отставки Астахова давно ждали, она стала неизбежной после того, как уполномоченный заявил детям, спасшимся на Сямозере: «Ну что, как поплавали?». Провожаемый шуточками на тему, что он мог бы сказать школьникам из 57-й, господин Астахов ушел, унося с собой груз ответственности за принятие «закона Димы Яковлева».

На новую омбудсвумен уже через несколько минут после назначения пошли запросы — на аккаунты соцсетях, интервью и фотографии. Как она относится к «закону Димы Яковлева»? Что она думает про аборты и прививки? Чем занимается ее фонд? Как она будет справляться со своими шестью детьми на этой должности? Каковы ее воззрения на добрачный секс, усыновление? Во что она одевается? Хороши ли ее прическа и макияж? Где она училась? Долго ли работала? На какие деньги живет? Личное дело Кузнецовой интереснее людям, чем досье на министра.

Ура, что-то раскопали. Она дала то интервью пензенскому порталу медуслуг или ее тезка — не важно. Девятый вал телегонии накрыл информационное пространство. Те, кто критиковал залипших на теме 57-й школы, будут посрамлены — нас ожидают дней сто как минимум генитальной сатиры и юмора. Приписываемая Анне Кузнецовой цитата о памяти матки, как и слово «божествование», приписанное новому министру образования Ольге Васильевой, не вырвешь теперь из блогерских зубов.

Анализ коллективно-истерических реакций Рунета — тема отдельного исследования. Интересно другое: общество увлечено темой детей так, как будто речь идет о курсе доллара.

Помните, как прошло назначение Павла Астахова в 2009 году? Не о чем вспоминать. Никак не прошло. Разве что пожали плечами. Ну да, адвокат, юрист. Кому какое дело?

Уходящий Астахов пишет в Twitter: «Детская тема наконец-то стала главной в государственной повестке дня. Уверен, что отношение к сиротам, инвалидам, детям с особенностями в России уже никогда не будет черствым, равнодушным, безграмотным, циничным!» Еще как будет, еще каким циничным, но по первому пункту сложно возразить. Да, дети — это первая строка в политической и социальной повестке.

В сетях обсуждаются другие кандидаты на пост детского омбудсмена, те, что не прошли. Почему не назначили Елену Альшанскую или Чулпан Хаматову? Различные группы конкурируют за то, чтобы получить лидерство в решении детских проблем. При всех издержках сетевой травли, которой подвергается новый назначенец Анна Кузнецова, она, эта травля, — симптом острой, даже болезненной заинтересованности темой.

С момента учреждения самого института детского омбудсмена — 1 сентября 2009 года указом главы государства «Об уполномоченном при президенте РФ по правам ребенка» — эта тема была во многом политтехнологической. Недоброй памяти «закон Димы Яковлева» и вовсе был продиктован логикой внешнеполитического противостояния. Однако за семь лет существования института у общества сформировались вполне конкретные требования к омбудсмену и четкое понимание, что такое права ребенка и где они нарушаются.

Если провести быструю инвентаризацию, то общественный запрос к омбудсмену выглядит так: «закон Димы Яковлева», что делать дальше; устройство сирот в семьи, усыновление; здоровье детей, уровень медицины, финансирование лечения тяжелых заболеваний, на которые не хватает бюджетных средств; инклюзивность, понимаемая широко, — как выстраивание горизонтальных связей между детьми, когда рядом оказываются гений и середняк, здоровый ребенок и инвалид, богатый и бедный; помощь нуждающимся семьям, помощь многодетным семьям; обеспечение жильем; уровень образования и доступность его для всех детей, в том числе из необеспеченных семей и/или проживающих в глубинке, где часто трудно даже добраться до школы; защита от наркомании, алкоголизма и игромании; защита от насилия, сексуального использования и эксплуатации; предотвращение ранних беременностей и абортов.

Кого считать ребенком? Когда заканчивается детство и наступает «возраст согласия»? Что можно детям и чего им нельзя? Где начинается ответственность взрослых? Как защитить детей от домогательств и насилия, сроки давности по половым преступлениям в отношении детей? Вопросы, которые в деталях обсуждали десятки тысяч сограждан целую неделю. Такая включенность и заинтересованность — совсем новое явление. Еще недавно это все — маргинальная повестка, «второй экран». Теперь же у всех есть мнение, за которое они готовы рубиться до последнего.

В результате скандала-57 и флешмоба #янебоюсьсказать в обществе появилось и привилось новое понятие abuse of trust: злоупотребление доверием, которое возникает в отношениях зависимых — пациента и доктора, студента и профессора, ученика и учителя. Общество заявило позицию: abuse не допустимо, жертва не виновата, виноват злоупотребивший доверием. Отношения, где зависимость и доверие предполагаются по умолчанию, не могут включать секс. Это европейская норма, и Россия, вполне возможно, покинет лигу стран, где сексуальная свобода и власть мало чем ограничены, и потому возможности abuse of trust очень велики.

Еще недавно любой разговор о том, что безнравственно, а что — нет, споткнулся бы о насмешливое — «скрепы!». Нравственность — это что-то по части лицемерных проповедников, бабушек в платочках, покинувших большой секс 20 лет назад. Записных борцов за нравственность — Елену Мизулину и Виталия Милонова — принято цитировать, главным образом, ради «возмущенных» или «смеющихся» лайков, благо Facebook теперь позволяет разные эмоции. Обсуждать всерьез темы морали с такими активами было невозможно.

И вдруг общество обнаруживает себя всерьез обсуждающим фразу «нравственная основа ребенка», которая якобы была сказана новым омбудсменом Анной Кузнецовой. И обсуждает всерьез, желая установить рамку нравственности.

В России последних лет — бум благотворительности. Главный адресат благотворительности — дети. Работают не только фонды, которые занимаются сборами на лечение детей, но и специальные, занятые решением проблемы на социальном уровне, меняющие среду: фонды, решающие проблемы аутизма, устройства в семью, оказания помощи в трудной ситуации. Сегодня трудно найти человека, который не поучаствовал бы в благотворительности для детей хотя бы отправив СМС на телефонный номер, увиденный по телевизору.

Годы социальных тренировок, иногда мучительных до крика — а такими были и дискуссии вокруг закона о «защите от гей-пропаганды», «закона Димы Яковлева», трагедии на Сямозере, скандала в 57-й школе, — изменили общество. Всякий раз люди соединялись под лозунгом защиты юношества или расходились, считая оппонентов негодяями. Критерий, который соединяет или разделяет граждан в теме защиты детства — то, каким они представляют идеальное будущее. Для одних детское благо — это рождение в религиозной семье, для других — неограниченная свобода и хорошее образование. И в промежутке — еще множество вариантов.

В любом случае ответственные взрослые больше не намерены отдавать дело воспитания детей, как своих, так и чужих, государству, уполномоченному по правам ребенка, школьным учителям, благотворителям и волонтерам. Они желают сами, лично вмешиваться в процесс.

Любимый тезис, который всегда достают, когда речь заходит про социальное, которое черно и безнадежно в России: состояние общества оценивается по отношению к детям и старикам. Ситуация изменилась чуть более, чем на половину. До стариков по-прежнему никому нет дела, но попробуй тронуть наших детей!

Тема прав детей оказалась такой мощной, что, кажется, может перекроить социальный ландшафт. Уже третий год в России живут, рассчитавшись на первый и второй — Крым? Да или нет? Проходи! Но представители непримиримых сторон оказываются в одном окопе, если того требуют интересы детей. Есть, оказывается, вещи поважнее политики. Это потрясающее новое ощущение солидарности в главном — да, я не согласен с тобой по всем вопросам, пропади ты пропадом со своими политическими взглядами, но буду действовать в интересах твоего ребенка!

Граждане в России повзрослели достаточно, чтобы заняться собственными детьми. Возможно, к моменту, когда нынешнее поколение взрослых постареет, их подросшие дети захотят защищать интересы ворчливых, бессмысленных, занудных стариков. Просто потому, что в России гуманизм — норма. Хотелось бы дожить.