Военных фотожурналистов нередко обвиняют в цинизме из-за того, что они снимают людей, попавших в тяжелейшие ситуации. Однако для фотокорреспондента это единственный способ донести до остального мира боль и ужас войны, на которой всегда гибнут невинные. При этом многие фотографы знают, что в какой-то момент необходимо остановиться и пожертвовать снимком ради уважения к чужому горю. Испанский фотожурналист Ману Брабо рассказал «Ленте.ру» об одном таком случае, свидетелем которому он стал на сирийской войне.
Фото: Manu Brabo / AP
Я сделал этот снимок 3 октября 2012 года. В то утро мы с журналистом Антонио Памплиегой освещали налет, который повстанцы собирались совершить в районе Саиф-аль-Дола (Алеппо). Утро выдалось напряженным, и около десяти мы вернулись в квартиру, чтобы отсмотреть сделанную работу.
В полтретьего мы с тремя коллегами отправились в больницу, чтобы посмотреть, много ли там раненых. Был очень тяжелый день, и я подозревал, что больница будет полна. Я снимал там людей, когда внезапно увидел крупного мужчину с ребенком на руках. Я последовал за ним в отделение скорой помощи, сделал там пару снимков и удалился, чтобы не мешать докторам работать и не беспокоить раненых.
Холл больницы был полон — это был единственный этаж, находившийся в нормальном состоянии, и доктора помогали людям, как могли, прямо там. В какой-то момент я снова увидел того же ребенка, которого нес на руках уже другой мужчина. Он был преисполнен горя, и я подумал, что это, наверное, отец мальчика. Он нес своего сына, издавая стоны и какие-то крики. Я не очень хорошо понимаю арабский, но мне показалось, что это были жалобы. Я последовал за ним, потому что увидел, что тут может получиться очень ценный снимок. Выйдя из больницы, мужчина рухнул посреди улицы, и тогда-то я и сделал эту фотографию.
Лучшее, что ты можешь сделать в такой ситуации, — это снять человека, стараясь как можно меньше ему мешать. Понятно, что именно в такой момент сделать это тяжелее всего, но ты всегда стараешься как можно меньше вторгаться в жизнь пострадавших людей. Сделав снимок, я отошел подальше, в то время как мужчина провел там еще минут сорок, ожидая какой-нибудь транспорт — там не было ни «скорых», ничего. Он сидел на стуле на контрольно-пропускном пункте, держа ребенка на руках, но я, сделав свои первые снимки, больше не фотографировал его. Я понимал, что единственное, что ему было нужно в тот момент, — чтобы его оставили в покое, и он мог позаботиться о теле сына.