Самый странный и проблемный за несколько десятилетий год оказался, несмотря ни на что, вполне приличным для кинематографа. Да, Голливуд поспешил перенести почти все запланированные на 2020-й блокбастеры в неопределенное будущее; да, многие престижные фестивали либо ушли в онлайн, либо не состоялись вовсе — как Канны; да, кинопрокат по всему миру, столкнувшись с пандемией, попросту схлопнулся. Но оригинальное, необычное, вдумчиво и метко высказывающееся и на злобу дня, и на вечные темы кино даже в этих сложных обстоятельствах ухитрялось найти дорогу к зрителю. «Лента.ру» выбрала 25 фильмов 2020 года, которые впечатлили сильнее всего.
Кадр: фильм «Музыкальный конкурс Евровидение: История группы Fire Saga»
Исландские членовредительские трели на грани инцеста. Голубой светский лев с русским паспортом и душой космополита. Вмешательство эльфов-убийц. Гастроль американских бэкпекеров. Народная песня про член — такой же большой, как любовь, наконец. Дикому году — дикие зрелища, и ничего столь же упоительно абсурдистского, как посвященный треш-шапито «Евровидения» очередной шедевр в богатой на мастерские комедийные перформансы карьере Уилла Феррелла, в 2020-м не выходило.
Кадр: фильм «Она умрет завтра»
Нет апокалипсиса страшнее, чем смятение чувств, которое во взвинченном, галлюциногенном, подкупающе истеричном по интонации фильме Эми Саймец еще и оказывается заразным. Буквально: «Она умрет завтра» повествует о таинственном смертельном вирусе, первый симптом которого — неожиданное и необъяснимое знание о скорой, слишком скорой кончине. Понятна уместность такого кино в реалиях 2020-го. Но, по правде говоря, картина Саймец была бы актуальна в любую, даже и куда более спокойную эпоху, в первую очередь благодаря тому, что вымышленная болезнь здесь укоренена, реализована в патологиях реальных, социальных, экономических, чувственных, в конце концов.
Кадр: фильм «Мальмкрог»
Эпическое, почти четырехчасовое по хронометражу и головокружительное по плотности диалогов вскрытие философских, исторических и теологических конфликтов, раздирающих русский мир вот уже полтора с лишним столетия, осуществляет в поставленном по произведениям Владимира Соловьева «Мальмкроге» румын Кристи Пуйю. Кино насколько утомительное, настолько же и просветленное — и провоцирующее очень уместный эффект: чем возвышеннее становятся беседы героев, русских аристократов-интеллектуалов, о судьбах родины, мира и Бога, тем нагляднее проступает лицемерие и невежество, сквозящее в этих рассуждениях.
Кадр: фильм «Пятеро одной крови»
Каждый по-настоящему большой американский режиссер обязан рано или поздно снять фильм о Вьетнаме — что ж, обращение Спайка Ли к этой теме непохоже ни на один фильм-предшественник. Ли не только переосмысляет опыт участия афроамериканских солдат во Вьетнамской войне (с помощью сюжета, разворачивающегося параллельно в начале 70-х и в современности), но и — через на удивление свободный, не замороченный правилами режиссерского приличия язык повествования — выводит на чистую воду всю мутную традицию военного кино в принципе.
Кадр: фильм «Лабиринты кинематографа»
Трое молодых людей забредают в пустой, готовящийся к закрытию кинотеатр, где на прощание идет ретроспектива военных фильмов, — и магическим образом телепортируются прямиком в пространство кинематографа, на фронт большой (и чудовищной в своей разрушительности) истории. Хаос, трагедия, ужас человеческих деяний стабилизируются в «Лабиринтах кинематографа» удивительным, сюрреалистическим по свободе режиссерского мышления стилем. Тем больнее от того, что этот стиль уже никогда не будет повторен: Нобухико Обаяси, великий формалист (в 1960-х более-менее предугадавший и заранее превзошедший весь жанр джей-хоррора в «Доме») и гуманист от кино, умер в 2020-м от рака.
Кадр: фильм «Дик Джонсон мертв»
Смерть могла бы нависать густой тенью и над новым фильмом замечательной американской документалистки Кирстен Джонсон — тем более что именно она, ее ожидание является и импульсом к созданию картины, и темой: у отца Джонсон Дика диагностировали деменцию, он стремительно угасает и вынужден переехать жить к ней. Эту горькую ситуацию Джонсон преображает в удивительное в своей жизнеутверждающей энергии и оригинальности кино, центральными сценами в котором оказываются инсценировки воображаемой будущей смерти родителя — и даже его загробной жизни. Смерть не страшна, но пусть Дик Джонсон все-таки живет подольше.
Кадр: фильм «Осадок»
Дебютный фильм Мерави Геримы, пожалуй, разворачивается на самом парадоксальном символическом перекрестке в кино этого года — на пересечении между киношколой и гетто, между авангардом кино и дном жизни. Главный герой, закончив режиссерский факультет, возвращается в родной Вашингтон, на исторически черные улицы, которые переживают стремительную джентрификацию, и пускается на поиски друзей детства — детства, о котором он хочет снять свой фильм. Но имеет ли он после бегства в богемные выси искусства и высшего образования на это право? Этот вопрос сквозит в «Осадке», выражаясь импрессионистскими захлестами стиля, и дополняется яростью по отношению к внешнему миру, ради наживы застройщиков и покоя белых буржуа безжалостно уничтожающему сам дух черных районов.
Кадр: фильм «IWOW: Я хожу по воде»
В своем новом фильме Халик Аллах перепридумывает документалистику как будто с нуля — настолько это кино не похоже ни на какое другое, настолько уникален подход пришедшего в режиссуру из фотографии и съемок клипов для участников Wu-Tang Clan Аллаха. Фрагментарное и расфокусированное трехчасовое путешествие по ночному Гарлему рука об руку с его неприкаянными обитателями в «IWOW» превращается в натуральный психотрип еще и по удивительному сознанию его автора — художника, для которого Вселенная, какой бы одинокой и замызганной она ни казалась, создана исключительно из любви.
Кадр: фильм «Никогда, редко, иногда, всегда»
В контексте гендерных войн, сотрясающих современный мир в целом и индустрию медиа и развлечений в частности, вполне могла бы смотреться конъюнктурной драма Элизы Хиттман «Никогда, редко, иногда, всегда», рассказывающая о долгой и сложной поездке беременной старшеклассницы из Пенсильвании в нью-йоркский абортарий (где, в отличие от родного штата, ей не понадобится разрешение родителей на операцию). К счастью, фильм Хиттман, спокойный и вдумчивый, не избегающий горячих тем вроде домашнего насилия и принуждения к сексу, но предпочитающий истерике почти тактильное по уровню близости сопереживание юной героине, заслуживает похвал и вне любой повестки.
Кадр: фильм «Лаверс-рок»
Возможно, самое массивное персональное достижение года — снятый Стивом МакКуином для телевидения «Голос перемен» (Small Axe), антология из пяти самостоятельных фильмов о драмах и героях черной Британии 1960-1980-х. Выделяется в ней, конечно же, «Лаверс-рок», в отличие от других картин цикла только по касательной затрагивающий темы расизма и угнетения, вместо этого помещая зрителя в сердце ночи блюза — рэгги-вечеринки в Лондоне конца 1970-х. Камера скользит между танцующих, соблазняющих, влюбленных в музыку и друг друга, жаждущих свободы и спасения от повседневных забот и проблем черных парней и девушек — и делится их свободой и их любовью и со зрителем.
Кадр: фильм «Образование»
Не уступает «Лаверс-року» по четкости, сфокусированности авторского видения (МакКуин, в «Голосе перемен» обращающийся к явно близким и частично автобиографическим темам и сюжетам, здесь наконец реализует тот режиссерский потенциал, который ощущался в его дебютном «Голоде») и «Образование» — пусть и на принципиально другом материале. Душераздирающую, но не депрессивную, оптимистичную, несмотря ни на что, историю черного мальчишки начала 1980-х, явно за цвет кожи сосланного в «школу для дураков», МакКуин снимает на 16-миллиметровую камеру — тем самым не только подражая британскому ТВ того времени, но и сокращая дистанцию между героем и зрителями, добиваясь редкой эмоциональной близости.
Кадр: фильм «Пусть говорят»
В первое полугодие 2020-го не было фильма, более злободневного, чем снятый Стивеном Содербергом десять с лишним лет назад эпидемический фильм-катастрофа «Заражение». В полугодии втором не было картины, более точно ухватывавшего причудливые настроения, охватившие планету к второй волне коронавируса, чем новая картина Содерберга «Пусть говорят» — интеллигентный окололитературный фарс, который убийственно ироничным образом разворачивается на борту океанического лайнера осенью 2019-го. Герои, писатели, их агенты и их персонажи, в полном соответствии с названием, могут лишь говорить и говорить, не замечая за ворохом слов, как корабль реальности уходит с курса, направляясь прямиком в пандемийный ад.
Кадр: фильм «Наследство»
Каждый чернокожий американец рождается с неподъемным багажом чудовищной истории, пережитой его предками — но в силах он и переработать этот тяжкий груз, освободиться если не социально, то интеллектуально благодаря наследию черных и не только мыслей, идей, стратегий существования в неуютном мире белого капитализма. Эфраим Асили демонстрирует в своем дебютном фильме пример такого освобождения через наследство буквальное (и через работу с собственным опытом активизма в 1980-х): главному герою достается от покойной бабушки дом в Филадельфии, который он превращает в афромарксистскую коммуну. История частная схлестывается с историей большой, отношения внутри коммуны — с глобальными идеями, архивный, но не архаичный фокус фильма — с авангардными средствами его воплощения.
Кадр: фильм «Парижские каллиграммы»
Классик нового немецкого кино, сюрреалистка и авангардистка Ульрике Оттингер принадлежит к числу тех режиссеров, которые заслужили право оглядываться на собственную биографию — и делать именно ее основным материалом своего кино. Завораживающий, гипнотический фильм-эссе «Парижские каллиграммы» посвящен прошедшей во французской столице молодости Оттингер — и это насколько документальный роман персонального воспитания (как художественного, так и политического), настолько же и рассказ о времени, месте, всей послевоенной эпохе.
Кадр: фильм «Время»
Чернокожая американка Гарретт Брэдли снимает документалистику, уникальным образом сочетающую остроту информативной журналистики с возвышенностью безнарративного современного искусства — и ее новый фильм «Время» в этом комбинировании не самых близких (в теории) подходов добивается поразительной и пронзительной синергии. Слово «время» в названии тождественно слову «срок» и имеет здесь четко определенные рамки. 60 лет — столько должен провести в заключении по глупости и отчаянию решившийся на ограбление банка муж главной героини фильма, женщины по имени Фокс Рич. Брэдли запечатлевает ее борьбу за освобождение супруга (тот отсидел уже два десятилетия, и наказание явно несоразмерно преступлению) — и разбивает свои черно-белые, контрастные кадры теми, что в домашних видео сняла за эти 20 лет сама Рич. Так героиня становится соавтором, беда одной семьи — отражением грехов целой страны, повседневность, мучительно медленно ускользающая сквозь пальцы — поэзией бытия.
Кадр: фильм «Город головорезов»
Ни для кого не секрет, что RZA, создатель и идеолог великой рэп-группы Wu-Tang Clan, как мало кто на планете разбирается в кино о кунг-фу (из которого вышла вся мифология и эстетика «Ву-Танга»). А значит — разбирается в механике кинематографа как такового (в самом деле, попробуйте найти жанр более кинематографичный по своей динамике и духовной простоте). Теперь есть и наглядное доказательство. Бодрый и борзой «Город головорезов» берет структуру типовой криминальной драмы о четверых друзьях из Нового Орлеана, пошедших на ограбление вскоре после того, как Луизиану разнес в клочья ураган Катрина — и насыщает ее таким количеством локальных, исторических и социальных деталей, что низкий жанр оборачивается мощнейшим высказыванием о степени американской коррупционной коррозии.
Кадр: фильм «В погоне за мечтой»
Гонконгский классик Джонни То на западе известен в большей степени своими фильмами о разборках, интригах и правилах жизни в мире криминала — в большей («Безумный следователь») или меньшей (дилогия «Выборы») степени эксцентричных, но всегда неотразимых. Он тем не менее за долгую карьеру успел попробовать себя, кажется, во всех возможных жанрах — каждый из них превращая в упражнение на зрелищность и мастерство. Во «В погоне за мечтой» Джонни То и вовсе скрещивает два жанра сразу — спортивную драму и мюзикл — складывая их в удивительную историю о сближении бойца ММА и амбициозной, но неудачливой певицы.
Кадр: фильм «Дело Ричарда Джуэлла»
Последняя на сегодняшний день картина Иствуда «Дело Ричарда Джуэлла» кажется более чем логичным продолжением его работы всего последнего десятилетия: вновь реальная история (преследование со стороны ФБР и медиа странноватого тюфяка-охранника, спасшего сотни жизней во время взрыва бомбы на Олимпиаде в Атланте), вновь исследование природы и мнимости героизма, вновь режиссура и драматургия, отполированные до такого естественного лоска, что фильм не столько выступает политическим высказыванием, сколько может отзеркаливать политические взгляды абсолютно любого зрителя.
Кадр: фильм «Соль слез»
Из всех продолжающих работать классиков французского кино 1960-х и 1970-х Филипп Гаррель, наверное, единственным ухитрился сохранить верность одному и тому же основанному на контрасте черно-белого изображения и хитроумном минимализме мизансцен стилю. Что еще удивительнее — этот персональный авторский консерватизм не мешает Гаррелю оставаться актуальным. Может быть, все дело в том, что остается вечной и неизменно эффективная в его руках тема страданий, причиняемых любовью?
Кадр: фильм «Мужчине живется трудно: С возвращением, Тора-сан!»
«Мужчине живется трудно» — феноменомально успешный (и без шуток, выдающийся), цикл из 49 выходивших с конца 1960-х фильмов о странствиях и любовях токийского святого дурака, воплощения оптимизма и свободы по имени Тора-сан. Цикл, который закончился в 1995-м со смертью игравшего Тору актера Киеси Ацуми. Четверть века спустя создатель этой удивительной франшизы, режиссер Едзи Ямада нашел способ Тору на экран вернуть — придумав современную историю о его родных и близких, которые за делами и заботами вспоминают приключения, пережитые вместе с этим ни на кого не похожим, уникальным в истории кинематографа персонажем. Пожалуй, самый душевный фильм года — и бесконечно трогательное признание в любви как Киеси Ацуми и ушедшим вместе с ним временам, так и кино как таковому.
Кадр: фильм «Любовь Сильви»
Редкий фильм, который всерьез (а не поверхностно, как например, «Ла-ла-ленд» Дэмьена Шазелля) обращается к теме джаза — и редкий фильм, который на сущностном, а не декоративном уровне работает с историей того времени, в котором разворачивается. Речь о рубеже 1960-х — когда встречаются и влюбляются двое чернокожих нью-йоркцев — мечтающая о телекарьере Сильви и саксофонист Роберт, — и Юджин Эш снимает хронику развития и краха их отношений не типовым ретро, но натуральной пощечиной Голливуду, в шестидесятых подобные сюжеты создававшему исключительно с белыми персонажами. Пощечина эта выглядит тем более хлесткой, что Эшу удается воссоздать и даже возродить на экране тот самый стиль классического Голливуда — от выразительной значительности композиций до остроты, резкости драматургии.
Кадр: фильм «Сорокалетняя версия»
Режиссер, помещающий себя в центр сюжета, всегда идет на существенный риск — как минимум показаться нелепым, нарциссичным в подобном акте самолюбования. Рада Бланк, театральный драматург, которая дебютирует в кино «Сорокалетней версией» не просто этой опасности избегает — она переворачивает ее с ног на голову в этой истории о некогда подававшей надежды, но подзабытой театральной богемой Раде Бланк (которую режиссер играет, конечно, сама), на пороге сорокалетия вдруг решившей удариться в хип-хоп. Этот парадоксальный шаг оборачивается страстной и уморительной сатирой — как на непересекающиеся миры Бродвея и рэпчика, так и на те ее собственные предрассудки и комплексы, которыми Бланк обросла за годы жизни в искусстве. Актом освобождения от них «Сорокалетняя версия» в первую очередь и смотрится.
Кадр: фильм «Ученик»
Жизнь в искусстве — ее парадоксы и сложности, персональная цена, которую за право на нее приходится платить — оказывается в центре и нового фильма индийца Чайтаньи Тамхане, пять лет назад прилично нашумевшего на фестивалях по всему миру драмой «Суд». В «Ученике» Тамхане сквозь еле заметную дымку меланхолии рассказывает историю молодого музыканта, идущего по тяжелейшему, многолетнему пути обретения мастерства вокалиста — в полном соответствии с вековыми традициями. Этот путь музыканта как путь самурая, конечно, вступает в конфликт с реалиями современной жизни — и «Ученик» находит для него оригинальное, удивительное разрешение.
Кадр: фильм «Разбитый нос, пустые карманы»
Фильм замечательных американских инди-документалистов братьев Росс запечатлевает последний день в истории небольшого лас-вегасского бара — закрытие которого как сотрудники, так и преимущественно маргинального толка завсегдатаи воспринимают как почти космическую по своим масштабам трагедию. Режиссерам хватает ума и выдержки сохранять более ироничный и менее фаталистский подход — что не мешает им как будто найти у стойки обреченного бара, кажется, весь спектр проявлений человеческих эмоций и опыта. Парадокс (и величие) «Разбитого носа, пустых карманов» в том, что к тому, чтобы эта находка была возможной, Россы подталкивают реальность сами — за лас-вегасский бар здесь на самом деле выдается заведение из Нового Орлеана.
Кадр: фильм «Женщина, которая ушла»
Живой классик минималистичного, но всегда хитроумно выстроенного корейского кино об алкоголе, кинематографистах и утешительной жалкости людской природы Хон Сан-су в «Женщине, которая убежала» дает очередной мастер-класс эффективной режиссуры. Обходясь абсолютным минимумом средств выразительности, полагаясь исключительно на диалоги, простейшие визуальные приемы и эллиптическую структуру, кореец достигает в этой истории трех встреч одной сеульской женщины со старыми подругами максимальных сочувствия, глубины и мудрости. А еще юмора — один кадр с лениво взирающим за людской ссорой котом стоит иных режиссерских карьер.