«Тянуло сюда душою» История россиян, которые решили вернуться в родную деревню
Две лесные брянские деревни, Чухраи и Смелиж, связывает не только ухабистая шестикилометровая дорога, но и общая история: обе во время войны находились в самом центре партизанского движения, обе были сожжены фашистами в 1943-м, а затем заново отстроены силами местных жителей, обе после укрупнения входили в один колхоз. Но нет больше ни колхоза, ни магазинов, ни школ, и казалось, что скоро не станет и населения. Однако в последние годы сюда один за другим стали возвращаться коренные жители. «Лента.ру» публикует фотопроект Олега Колимбета, который отправился в Чухраи и Смелиж в июне 2021 года, чтобы выяснить, как здесь жили раньше и как живут теперь.
Старый дом в деревне Чухраи
Фото: Олег Колимбет
Этот дом построили в послевоенные годы из деревьев брянского леса. Теперь лес «забирает» его обратно — дом буквально обрастает зеленью.
Чухрайская «почтарка» Антонина Ивановна у себя на кухне
Фото: Олег Колимбет
После распада СССР обезлюдели тысячи деревень — их стали называть «сельские населенные пункты без населения». Чухраи могла постигнуть та же участь, но каким-то чудом эта глухая деревня продолжает жить. Местных осталось только трое: Тоня-«почтарка», Настя Шаморная и Василий-баптист. В деревне было две основные фамилии — Пресняковы и Балахоновы — и у местных жителей было принято давать друг другу уличные прозвища. Антонина Ивановна Балахонова — она же Тоня-«почтарка» — с 1975-го по 2009 год проработала здесь почтальоном. Дочери пытались забрать ее к себе в город, но она спустя несколько лет вернулась. «Тянуло сюда душою», — объясняет Антонина Ивановна.
Антонина Ивановна у себя на огороде
Фото: Олег Колимбет
Муж Антонины Ивановны умер в 1981 году, все хозяйство она ведет сама. От хозяйства, правда, осталось не так много — куры и огород. Да и от тех одно расстройство: то картошка подмерзнет, то морковь сгниет, то заяц всю капусту поест, то лиса курицу утащит. А на пенсию в 10 тысяч много не купишь. «Ой и рви ты эту пенсию на все суки́: и на продукты, и на зерно курам, и на таблетки. Тянешь-тянешь — никуда не хватает», — жалуется Антонина Ивановна. Особенно странно слышать о такой ничтожной пенсии, когда узнаешь, что это был за труд — работать почтальоном в глухой деревне. По весне или в осенние дожди ни пройти, ни проехать по лесной дороге было невозможно — Антонина Ивановна ходила в обход. Вода порой была такая высокая, что ей приходилось снимать сапоги и переходить глубокие участки вброд.
Кровать в доме Антонины Ивановны стоит рядом с русской печью
Фото: Олег Колимбет
Зимой она протапливает печь дважды — утром и вечером. И вспоминать больше любит не о трудностях, с которыми ей приходилось сталкиваться в молодости, а о чем-то хорошем. Например о том, как в деревню привозили кино. Или о том, как танцевали под гармонь. А еще о том, как в весеннее половодье вода делила деревню на четыре части и ее жители переплывали улицы на лодках, с шутками и песнями.
Закатное солнце освещает окна брошенных чухраевских домов
Фото: Олег Колимбет
Раньше в Яблочный Спас и на Пасху тут собирались поутру женщины с детьми и шли весь день через лес и луга за 15 километров в Трубчевск на службу в церковь. А на другой день обратно. «Народу очень много было, — вспоминает Антонина Ивановна. — А теперь одни поразъехались, а другие — поумирали. Доколь господь продлил век каждому, до тех пор человек и живет». Раньше, по ее словам, «село было большенное», а теперь ничего нет.
Еще один житель деревни Василий Балахонов на крыше своего дома
Фото: Олег Колимбет
Этот человек каждое воскресенье ездит в районный центр — Суземку — чтобы посетить церковь евангельских христиан-баптистов. За это его и прозвали «Вася-баптист». У него есть две взрослые дочери. Первая жена его давно умерла, а со второй он расстался и теперь живет один. Василий прилаживает новую антенну — в старую ударила молния — и рассказывает, как пришел в баптистскую церковь. Ему тогда было 35, он работал шофером в колхозе, и как-то во время весенних полевых работ одна женщина дала ему Новый Завет. Василий нашел там такие слова: «И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное». И тогда он задумался, есть ли он в этой книге и кто в нее записывает, встал прямо перед машиной на колени и стал молиться, а осенью впервые попал в баптистскую церковь. С тех пор он бросил пить, курить и уже почти 30 лет продолжает посещать службу: «Там истинное учение. А православие не учит Библии».
Ирина Птицына в созданном ей Доме-музее деревенского быта в Чухраях
Фото: Олег Колимбет
Кроме коренных жителей в деревне есть и новые лица. Шесть лет назад сюда из Москвы переехала Ирина Птицина, бывший юрист. «Моя жизнь — это один сплошной проект», — говорит она. Ирину всегда тянуло в заповедные места. Главным проектом своей жизни она считает переезд в деревню и увлечение народными традициями. Через соцсети она нашла Вадима, жившего тогда в Суземке. Вместе отправились в путешествие по деревням, и когда приехали в Чухраи, то поняли, что это то самое место, в котором им хотелось бы жить. Ирина и Вадим построили дом, устроились работать в заповедник и остаются там по сей день. Вадим стал инспектором в заповеднике, а Ирина открыла музей деревенского быта.
Выставка фотографий Николая Шпиленка с жителями деревни в музее Ирины
Фото: Олег Колимбет
Впервые музей открылся в 2018 году. Также Ирина организовала центр реабилитации диких животных «Лесной дом» и мастерскую «Лесная сказка» по производству натуральной косметики и декоративных изделий из дерева. За это местные прозвали Ирину лесной феей. «Я смогла позволить себе все, о чем мечтала: непосед-кошек, собачек, реставрацию старого дома-музея с настоящей русской печкой, купание в свежей реке... Мое счастье — это когда мечты становятся реальностью», — рассказала Ирина.
Уличная экспозиция старой деревенской обуви во дворе музея Ирины
Фото: Олег Колимбет
Вадим с Ириной решили одну из главных проблем села — отсутствие питьевой воды. Они на собственные деньги пробурили 60-метровую скважину, и теперь местным жителям больше не приходится возить воду в бутылях. В планах Ирины — открыть при музее гостевой дом, в котором приезжие могли бы прикоснуться к прошлому: готовить в русской печи или пользоваться старинными предметами из коллекции музея.
Анастасия Михайловна возвращается к себе домой с капустной рассадой
Фото: Олег Колимбет
Другая жительница деревни Настя Шаморная, она же — Анастасия Михайловна Преснякова, — уже давно живет без паспорта. Старый советский — она потеряла, а от нового долго отказывалась. Когда ее все же уговорили его оформить, закончилось это тем, что она сожгла его в печи, сказав, что ей ничего от государства не нужно. От пенсии отказалась тоже. Она живет скрытно и иной раз не пускает в дом даже односельчан. При случайной встрече она согласилась на предложение подвезти ее, но в гости не пустила, потому что «в хате позорно, живу бедно очень». По ее словам, у нее много родственников как в России, так и на Украине, но соседи говорят, никто ее не навещает. Так и живет одна, сама по себе.
Заросшие травой поля бывшего колхоза в соседней деревне Смелиж
Фото: Олег Колимбет
Только кое-где можно увидеть остатки хозяйственных построек. Хотя в плане коммуникаций деревне Смелиж повезло больше, чем Чухраям — после многолетних обращений местных жителей во всевозможные инстанции, сюда все-таки провели асфальтовую дорогу, а в 2012-м — и долгожданный газ. В остальном Смелиж постигла та же участь, что и Чухраи: после закрытия колхоза молодежь разъехалась, поля заросли, закрылась школа-четырехлетка, а в 2015-м не стало и единственного магазина. Самодостаточной жизнь здесь делает только растительный мир. А после создания в 1987 году заповедника «Брянский лес» появилась перспектива экологического и туристического развития этой территории.
Игорь Шпиленок приветственно машет из окна своего гостевого дома
Фото: Олег Колимбет
Игоря Петровича Шпиленка, основателя и первого директора заповедника «Брянский лес», называть приезжим можно с натяжкой — он поселился в Чухраях еще 30 лет назад и давно стал здесь своим. Сначала жил на заброшенном кордоне, потом переехал в саму деревню. Именно благодаря усилиям Игоря Петровича лесная дорога в Смелиж снова стала проездной. После развала колхоза она превратилась в болото, в котором застревал даже гусеничный транспорт.
Конюшня Игоря Шпиленка в деревне Чухраи
Фото: Олег Колимбет
Игорь Петрович известен далеко за пределами этих мест. Он — профессиональный путешественник и фотограф-натуралист, автор нескольких фотокниг, в том числе посвященного заповедникам России двухтомника. Поэтому дома он бывает нечасто. Сейчас у Игоря Петровича самое большое в селе хозяйство, и если местным жителям что-то нужно — все обращаются к нему. Он держит не только кур, но и лошадей.
Екатерина Ивановна выпускает своих кур на прогулку
Фото: Олег Колимбет
Екатерина Ивановна — главный хранитель традиций этого места. Всех знает, всех привечает — что своих, что приезжих. В деревне Смелиж она работала продавцом с 1998-го по 2015 год, но снабжала продуктами и соседние Чухраи. «Она никогда не выпустит человека, чтобы не накормить. Кто в хату — она скорей: садитесь, ешьте», — говорит Антонина Ивановна. У них много общего. Екатерина Ивановна тоже рано осталась без мужа и одна вырастила двоих детей, сына и дочь. Сейчас одна продолжает вести хозяйство «в одни руки» — огород, куры, кролики, корова и теленок.
Фото: Олег Колимбет
Летом у Екатерины Ивановны часто гостят внуки.
Отпевальная комната Смелижа
Фото: Олег Колимбет
Как и в большинстве брянских деревень, церкви в Смелиже нет, поэтому местные соорудили небольшую отпевальную комнату (капли́чку) прямо на кладбище. Священник на похороны приезжает из Суземки.
Соседи Екатерины Ивановны Лариса с сыном Владимиром у нее в гостях
Фото: Олег Колимбет
Владимир — самый молодой из постоянных жителей деревни, ему 34 года. Местных осталось не больше 30 человек. Многие вернулись издалека — Сургута, Тынды, Мурманска. В ближайший крупный поселок, Суземку, можно добраться на автобусе, который ходит три раза в неделю: во вторник, пятницу и воскресенье. Ездят в основном в больницу, в церковь и в гости к родственникам. Скорую помощь и пожарных тоже вызывают из Суземки. По вторникам приезжает автолавка с продуктами, а в четверг и воскресенье отдельно привозят хлеб.
Фото: Олег Колимбет
Последняя в этих местах школа была в селе Красная Слобода в 4 километрах от Смелижа. С 5-го класса здесь училась Екатерина Ивановна. Смелижские школьники собирались вместе и ехали на учебу на конной повозке, а на переменках кормили лошадей сеном. Но и эта школа закрылась десять лет назад.
Улица в деревне Смелиж. Несколько коров и лошадь пасутся вдоль дороги
Фото: Олег Колимбет
Названия многих предметов здесь часто отличаются от общепринятых. При этом некоторые вещи в разных деревнях тоже называются по-разному, даже в таких близких, как Смелиж и Чухраи: «У нас схóдцы (или крыльцо), в Чухраях — гáнки; у нас прут, там — дубéц». Тяпку в Смелиже называют капани́цей, сарай — пу́ня (или пу́нька), коровий колокольчик — балабо́нка. В речи часто встречаются и заимствования из украинского языка — сказывается близость границы.
Лариса Васильевна Синявская проверяет рыболовные силки
Фото: Олег Колимбет
Лариса Васильевна вернулась в родную деревню из Хабаровска. Участок, на котором находится ее дом, примыкает прямо к реке, которую она очень любит и чувствует себя ее настоящей хозяйкой. Рыбалка здесь не запрещена, но Лариса Васильевна с внуком Екатерины Ивановны Владиком то и дело проверяют силки и рыболовные сети, чтобы выпустить на волю попавших в плен мальков. Заодно был спасен неудачно выпрыгнувший из воды на лист кувшинки щуренок, охотившийся за рыбой.
Единственная деревянная лодка на реке Кривой в деревне Смелиж
Фото: Олег Колимбет
Реку — приток Неруссы — местные называют Кривой, хотя на картах этого названия не найдешь. Раньше Нерусса подходила к самой деревне, но за последние несколько десятилетий отодвинулась от нее больше, чем на километр. Лодка на фото принадлежит Ларисе Ивановне и ее мужу.
Лесная дорога из деревни Смелиж в деревню Чухраи
Фото: Олег Колимбет
Каким-то чудом эта глухая деревня, окруженная со всех сторон лесом и болотами, в которой опустевших домов больше, чем жилых, продолжает жить. Уже давно не приезжает автолавка, сгнили колодцы, так и не провели газ — а она живет. Судьба Чухраев и Смелижа не уникальна, в соседних деревнях — то же самое: колхозные земли давно заросли, фермы разрушены, работы практически нет. Рассчитывают ли местные жители на то, что когда-нибудь сюда вернется сельское хозяйство и животноводство — нет, не рассчитывают. Каждый из них полагается только сам на себя. Хотя никакой безысходности в разговорах с ними не ощущается.