Товарищи по несчастью Активизация суннитских радикалов заставляет США сближаться с Ираном

Действия суннитских боевиков в Ираке сблизили позиции США и Ирана: ни Вашингтон, ни Тегеран не заинтересованы в свержении нынешнего багдадского режима. Однако, хотя после избрания Хасана Роухани президентом Исламской Республики тональность американо-иранского диалога стала значительно более спокойной, к настоящей перезагрузке отношений не готова ни та, ни другая страна.

«Мы открыты для любых конструктивных процессов, которые могут свести к минимуму насилие, сохранить Ирак, его территориальную целостность и выявить присутствие иноземных террористических сил, разрывающих страну. Я не исключаю ничего, что могло бы быть конструктивным решением для достижения стабильности в Ираке», — так глава Госдепа Джон Керри ответил на вопрос, готовы ли США сотрудничать с Ираном для урегулирования ситуации в Ираке.

Ранее президент Исламской Республики Хасан Роухани заявил, что допускает возможность совместной с американцами борьбы против боевиков «Исламского государства Ирака и Леванта». «Это можно будет обдумать, если мы увидим, что Соединенные Штаты выступают против террористических группировок в Ираке», — сказал он.

Между тем еще совсем недавно сложно было представить, что кто-либо из американских или иранских официальных лиц сделает подобное заявление. Отношения США и Ирана на протяжении нескольких десятилетий оставались не просто сложными, а по-настоящему враждебными.

«Шах ушел, имам пришел!»

В канун нового, 1977-го, года президент США Джимми Картер посетил Иран. Во дворце Саадабад он поднял тост за Мохаммеда Реза Пехлеви, который сделал «Иран островом стабильности в одном из наиболее проблемных регионов мира». Картер добавил, что иранский правитель полностью заслужил «уважение, восхищение и любовь, которыми народ осыпал его». Но 16 января 1978 года «царь царей», «солнце Ариев» (таковы были официальные титулы правителя Ирана) бежал из страны, спасаясь от революции. А через две недели в Иран из ссылки вернулся аятолла Рухолла Хомейни, которого восторженная толпа встретила криками «Шах ушел, имам пришел!»

Если бы не переворот, превративший Иран в теократию, Тегеран, наряду с Израилем и Турцией, сегодня был бы ключевым союзником Вашингтона на Ближнем Востоке. Однако исламская революция во многом проходила под антиамериканскими лозунгами. А захват посольства Соединенных Штатов в Тегеране в ноябре 1979 года превратил Иран из близкого партнера в одного из главных врагов. «Для США это стало тяжелейшей травмой: и сам захват, и то, что американские граждане находились в заложниках на протяжении года, и то, что операция по их спасению оказалось провальной. Все это воспринимается как страшный позор и национальное унижение», — уверен председатель Совета по внешней и оборонной политике (СВОП) Федор Лукьянов.

Дипломатические отношения между странами были разорваны. И в итоге не только сама Исламская Республика, но и почти весь шиитский мир, ориентирующийся на Тегеран, оказались с Америкой по разные стороны баррикад. В сложившейся ситуации Соединенные Штаты стали укреплять связи с региональными соперниками Ирана, которые исповедуют ислам суннитского толка. Примером близких отношений политических элит США и монархий Персидского залива может служить семейство Бушей, представители которого не только становились американскими президентами, но и известны связями с саудитами.

Однако со временем диалог Вашингтона и суннитских королевств все чаще омрачался действиями исламских радикалов. Достаточно сказать, что из 19 террористов, устроивших атаку 11 сентября, 15 были подданными Саудовской Аравии. В итоге сегодня однозначная ставка на суннитов воспринимается частью экспертного сообщества как слабость американской внешней политики.

Среди аналитиков есть те, кто считают, что США стоило бы совершить в отношении Ирана такой же резкий разворот, какой при Никсоне был осуществлен в отношениях с КНР. Они полагают, что в перспективе Тегеран — более надежный союзник Вашингтона, чем какая-либо из монархий Персидского залива. В качестве аргумента при этом указывается, что, во-первых, суннитские режимы радикализуются, во-вторых, судьба их неизвестна — непонятно, не падут ли они, как это случилось со светскими правителями Ближнего Востока во время «арабской весны».

Предпосылки разрядки

В недавнем прошлом серьезным раздражителем в диалоге Вашингтона и Тегерана был президент Исламской Республики Махмуд Ахмадинежад. Этот политик прославился резкими высказываниями в адрес ключевого союзника Вашингтона на Ближнем Востоке — Израиля. Ахмадинежад не только отрицал Холокост, но и утверждал, что само еврейское государство «нужно стереть, смести с карты мира». И это притом что после исламской революции в Иране за США закрепилось прозвище «Большой сатана», а за Израилем — «Маленький сатана».

Отягощающим фактором служила и ядерная программа Тегерана. Хотя власти республики утверждали, что она носит сугубо мирный характер, на Западе этим словам не очень-то верили. С особой тревогой за развитием программы следили израильтяне. Неудивительно, что каждое убийство иранского физика-ядерщика (а они случаются регулярно) приписывают израильским спецслужбам. Европа и США предпочитали действовать менее радикальными методами — вводя санкции. Они включали запрет на экспорт иранской нефти и поставки Тегерану импортных комплектующих. Кроме того, была заблокирована трансакция банков с иранскими контрагентами, а иранские счета в западных банках заморожены.

Ситуация несколько изменилась лишь после того, как полномочия от одиозного Ахмадинежада перешли умеренному Хасану Роухани. Во многом его победа в президентской гонке была обусловлена усталостью простых иранцев от западных санкций. Хотя предпринятые ЕС и США меры не сокрушили экономику Исламской Республики, заметный ущерб они ей нанесли. Как следует из опубликованного в апреле доклада МВФ, объем ВВП Ирана после введения нефтяного эмбарго в конце 2011-го сократился за год на шесть процентов, в прошлом году падение составило еще два с половиной процента. Доходы от экспорта энергоресурсов упали со 118,2 миллиарда долларов в 2011 году до 62,9 миллиарда в 2012-м. При этом национальная валюта Ирана, риал, обесценилась на 80 процентов.

Надежды на улучшение ситуации граждане связали с приходом к власти Роухани. И он не подвел избирателей. Спустя считаные недели после вступления Роухани в должность состоялся первый с 1979 года прямой контакт президентов США и Ирана: Роухани и Обама 15 минут говорили по телефону. А вскоре и на буксовавших долгие годы переговорах по ядерной программе Исламской Республики был достигнут прогресс. Вслед за этим последовало объявление о смягчении санкционного режима в отношении Тегерана.

Энергетическая сверхдержава?

Все это породило слухи, что вскоре мировой рынок углеводородов ждут серьезные изменения. Сторонники теории заговоров даже предположили, что США решили помириться с Ираном, чтобы подорвать позиции России. Однако реальной основы эти утверждения не имеют, уверен старший научный сотрудник Института востоковедения РАН Владимир Сажин. По его словам, если с Ирана снимут санкции, серьезно на рынке нефти это не скажется. Даже в лучшие свои времена (в 2012 году) Иран производил 4,2 миллиона баррелей нефти в сутки и половину от этого объема экспортировал. «По подсчетам специалистов, больше 4,5 миллионов баррелей в сутки Иран производить сейчас не может. Нефтяная промышленность Ирана нуждается в серьезнейшей модернизации. Ее стоимость составит от 300 до 450 миллиардов долларов! Без этих вложений серьезно увеличить производство нефти не удастся», — утверждает Сажин.

Сейчас Иран производит 160 миллиардов кубометров газа в год. 10 миллиардов продает в Турцию. Остальные объемы в основном потребляет сам. При этом 7 миллиардов Иран получает из Туркмении. Поэтому сразу после отмены санкций изменить расклад сил на рынке голубого топлива иранцы не смогут. «Конечно, после снятия ограничений в Исламскую Республику хлынут инвестиции. Вкладываться в развитие нефтегазовой отрасли Ирана начнут транснациональные энергетические компании. Эти средства помогут стране модернизировать инфраструктуру и увеличить экспорт углеводородов. Но произойдет это примерно через 10 лет», — считает Сажин.

Совпадение интересов

Поводом для дальнейшего сближения США и Ирана стали недавние события в Ираке. Неожиданным образом интересы Вашингтона и Тегерана в этой стране совпали: никто из них не хочет краха существующего сейчас в Багдаде режима. При этом как Иран, так и Штаты настроены против суннитских радикалов.

Но представить совместные действия Вашингтона и Тегерана в Ираке невозможно. Иранцы сегодня и так, без всякой американской помощи, вовлечены в войну с суннитскими боевиками. Ходят даже слухи, что обороной Багдада, если до этого дойдет, будет руководить иранский генерал. Американцы с этим смирились. Хотя, казалось бы, не для того они свергали Саддама Хусейна, чтобы в Ираке командовали представители Исламской Республики. Если проблему суннитской угрозы в Ираке удастся решить, то в дальнейшем столь очевидно интересы Вашингтона и Тегерана совпадать не будут.

Если же Ирак целиком будет охвачен конфессиональной войной, то, в конце концов, скорее всего, окажется, что Иран и США находятся по разную сторону линии фронта. Поддерживать шиитское большинство против суннитов США не смогут, поскольку у них по-прежнему очень тесные связи с Саудовской Аравией и другими суннитскими странами Персидского залива.

Союзники недовольны

Старые союзники Вашингтона от его заигрываний с Тегераном не в восторге. Да и в целом диалог с ними в последнее время стал заметно более сдержанным. Для Саудовской Аравии Иран едва ли не главный враг. Попытки американцев наладить контакт с Тегераном саудиты восприняли как предательство. К тому же в минувшем году суннитские монархии крайне болезненно восприняли отказ США атаковать Сирию. Когда Обама уже фактически пообещал нанести удар по Дамаску, а потом «включил задний ход», Доха и Эр-Рияд посчитали себя обманутыми. В итоге они стали сильно сомневаться, что США, по крайней мере при президенте Обаме, — это надежный партнер, на которого можно полагаться.

Другой ключевой союзник США на Ближнем Востоке — Израиль — тоже без всякой радости следит за переговорами Вашингтона и Тегерана. Большинство израильских политиков уверены, что Ирану доверять нельзя. И не важно, кто возглавляет это государство — резкий Ахмадинежад или благодушный Роухани.

При этом личные отношения израильского и американского руководства довольно натянутые. Иллюстрацией этого служит казус, случившийся в 2011 году на саммите в Каннах. Тогда благодаря невыключенному микрофону журналисты услышали обмен репликами между Обамой и Николя Саркози. «Я больше не могу его видеть, он лжец», — сказал тогдашний французский лидер по поводу Нетаньяху. «Если тебе он так надоел, то представь, насколько он достал меня! Ведь мне приходится иметь с ним дело ежедневно», — ответил Обама. А в январе этого года разразился новый скандал: в СМИ попало высказывание министра обороны Израиля Моше Яалона, назвавшего госсекретаря Джона Керри «наивным и надоедливым».

Пределы доверия

Есть один очень важный нюанс: в Иране президент не является главой государства. Скорее, он возглавляет власть исполнительную. А верховная власть сосредоточена в руках духовного лидера — великого аятоллы Али Хаменеи. Его позиция остается прежней и весьма жесткой: он уверен, что США Ирану не друг и доверять им нельзя.

При этом политическая система Ирана выстроена таким образом, что человек, находящийся в оппозиции духовному лидеру, президентом стать не может. Существует система фильтров, не позволяющая «негодящимся» политикам получить статус кандидата в президенты. Иначе говоря, участие в выборах могут принимать люди с разными взглядами, но при этом все они одобрены духовным лидером. Так что попытки Роухани улучшить отношения с США не идут вразрез с политикой Хоменеи. Духовный лидер благословил президента на это.

Но это не значит, что Тегеран готов стать союзником Вашингтона. От вражды к тесному партнерству разворот, по крайней мере в сколь-либо обозримой перспективе, не произойдет. США считают, что в любом союзе они должны быть главными, а Иран в подчиненном положении находиться не готов.

В Штатах идея «иранского разворота» особой популярностью не пользуется. Из конгрессменов открыто в пользу изменения подхода к Тегерану открыто никто не высказывался. В целом если у этой концепции и есть сторонники, то, скорее, это демократы. «Республиканцы же по-прежнему считают, что Иран — это не просто враг, это концентрированное зло. А значит, и сделки с ним невозможны. Во-вторых, в Конгрессе сильны позиции и израильского, и саудовского лобби. Они влияют на процесс принятия решений. То есть если даже Обама захочет заключить с Ираном какую-то сделку, то совсем не факт, что ее удастся ратифицировать в Конгрессе. Сейчас, в то время, как Госдеп ведет с Ираном переговоры о снятии санкций, Конгресс норовит ввести против него новые санкции», — утверждает Лукьянов.

Начать сегодня перезагрузку с Тегераном может лишь очень сильный американский лидер, которого на родине никто не заподозрит в слабости. Обаму же и так регулярно критикуют за то, что он, как полагают «ястребы», слишком мягок с врагами США. Поэтому вряд ли ему удастся перезагрузить отношения с Тегераном подобно тому, как Ричард Никсон перезагрузил отношения США и Китая в 1972 году.