«Традиционные ценности нельзя противопоставить радикализму» Демограф Анатолий Вишневский о связи демографии и экстремизма

В американском меморандуме, подготовленном Советом национальной безопасности США еще в 1974 году говорилось, что рост мирового населения — актуальная опасность самого высокого уровня, требующая принятия неотложных мер. Демографические факторы назывались ключевыми в возникновении сопровождающихся насилием конфликтов в развивающихся регионах.

«Конфликты, которые рассматриваются преимущественно в политических терминах, часто имеют демографические корни. Признание этих взаимосвязей имеет ключевое значение для понимания или предотвращения подобных конфликтов. Везде, где численность населения превышает доступные ресурсы или растет быстрее, чем растут доступные ресурсы, возникает тенденция к внутренним беспорядкам и насилию, а иногда к деструктивной международной политике или международному насилию. В развивающихся странах бремя демографических факторов, действующих вкупе с другими, будет ослаблять неустойчивые правительства, часто лишь минимально эффективные в благоприятной ситуации, и открывать путь экстремистским режимам», — сообщалось в документе.

Спустя почти 40 лет вопрос связи демографии и терроризма остается как никогда актуальным. Но есть ли что-то общее между нынешним всплеском напряженности и насилия на Ближнем Востоке с демографическими процессами? Чего ждать дальше и что делать? В ходе лекции, организованной Фондом Егора Гайдара и Открытым гражданским лекторием Сахаровского центра на эти вопросы ответил директор Института демографии НИУ ВШЭ Анатолий Вишневский. «Лента.ру» записала основные тезисы его выступления.

Третий мир

Многие события в нашей жизни, особенно связанные с терроризмом, тесно переплетаются с демографическими процессами в мире начиная с середины XX века. С точки зрения глобальной перспективы, здесь наиболее очевиден ускоренный рост населения мира за последние 50-70 лет, называемый демографическим взрывом. Так, еще в середине прошлого века население планеты составляло 2,5 миллиарда человек, но далее произошло нечто количественно совершенно невероятное, и первыми это почувствовали демографы.

Известный французский демограф Альфред Сови и еще несколько его коллег заметили, что с ростом населения происходит нечто необычное, но не там, где, казалось бы, стоило этого ожидать (капиталистические и социалистические страны), а в третьем мире — там оно вдруг стало расти очень быстро. «Этот третий мир, игнорируемый, эксплуатируемый, презираемый как третье сословие захочет быть чем-то», — предупреждал Сови в 1952 году. Эта короткая фраза содержит в себе не только указание на происходящее там, но и упоминание о третьем мире, третьем сословии. Он отсылает нас к урокам Французской революции, а также намекает, что эти страны не только быстро растут, но еще могут и взбунтоваться против двух других миров.

Причины демографического взрыва были очень простыми — во второй половине XX века на развивающиеся страны распространились те достижения Запада, которые позволили быстро снизить смертность сначала в Европе и Америке, а потом и в других странах. В то же время рождаемость там оставалась на том же высоком уровне, ее нельзя было снизить так быстро, потому что для этого нужны постоянная адаптация и перестройка. Начался взрывной рост населения.

Еще в конце XVIII века стало понятно, что это явление чревато серьезными последствиями. Впервые озабоченность проблемой высказал ученый Томас Мальтус, говоривший о необходимости принятия каких-то мер для его торможения.

В попытках международной общественности решить проблему довольно серьезным тормозом была позиция Советского Союза — когда все развитые страны думали, как сократить рост своего населения, в СССР, вопреки своим собственным интересам, занимали противоположную позицию и всячески отказывались участвовать в этих усилиях.

В 1960-х годах один из советских высокопоставленных чиновников писал: «10 декабря 1966 года 12 государств — Индия, Малайзия, Южная Корея, Тунис, Швеция, Югославия и другие — подписали декларацию о необходимости проведения политики планирования семьи. К сбору подписей под этой декларацией много усилий приложил Рокфеллер, неоднократно и настойчиво обращавшийся к руководителям правительств. Усилия Рокфеллера в вопросе политики планирования семьи вполне понятны — ее широкое осуществление сулит капиталистическим монополиям огромные барыши от продажи противозачаточных средств (ему, видимо, больше не на чем было заработать, бедняге). Советское правительство после тщательного обсуждения этого вопроса, в том числе в Академии наук СССР, не присоединилось к декларации и в ответе указало, что собственно демографические методы регулирования динамики населения «не являются существенными».

В это время американцы занимали позицию, противоположную советской, и поддерживали усилия международных организаций, направленные на пропаганду планирования семьи, тем более что к ним присоединялись все больше правительств развивающихся стран. Впрочем, после прихода к власти Рейгана и консерваторов, противников абортов, они свернули свою поддержку этой политики.

Но тогда уже большая часть развивающихся стран поняла свой интерес к инициативе, и каждое государство по-своему стало с разной успешностью претворять ее в жизнь. Так, в Китае решение было простым и бесцеремонным, но оно позволило очень быстро снизить рождаемость.

Не столь известен и более интересен пример Ирана. В начале 2000-х, согласно прогнозам, по численности населения эта страна должна была обогнать Россию, но благодаря эффективной политике в 60-е — 70-е годы рождаемость в ней начала быстро снижаться. Сейчас она достигла европейского уровня, и, говоря о влиянии ислама на рождаемость, стоит учитывать, что это относится лишь к некоторым арабским странам. Сейчас только Африка остается проблемным регионом, на остальных же континентах рождаемость основательно снизилась.

Россия и ее демографическая трагедия

В результате демографического взрыва к концу века на Земле будет проживать 10-11 миллиардов человек. При этом число жителей развитых стран не растет, и население планеты увеличивается только за счет развивающихся стран, давя на первый мир. Аналогичное наблюдается в паре Россия — Азия, где на нашу страну оказывается давление со стороны азиатских государств. Даже если поместить Россию среди развитых стран, то и тут она тоже занимает далеко не первое место по населению. Но у нас все же есть какой-то выбор, и надо задумываться, с кем быть и где решать наши основные проблемы — или в Азии, или сообществе развитых государств.

Если говорить о российских демографических процессах, то в 1950 году доля страны в населении Земли составляла 4,2 процента, в 2015 году — уже 2 процента, а в 2050 году снизится до 1,3 процента. То есть демографический вес ее в любом контексте сокращается, и к 2050 году мы отодвинемся с нынешнего девятого места в мировой иерархии на пятнадцатое. К этому времени в рейтинге опередят нашу страну несколько стран Азии и Африки, которые, наверное, вырастут не только в численности населения, но и в притязаниях, возможностях, силе и так далее.

Если посмотреть на список наиболее многолюдных государств мира в 1950 и в 2015 годах, то 65 лет назад из двадцатки лидеров десять стран были развитыми, а Россия занимала четвертое место. К середине XXI века в этой двадцатке останется только три развитых страны, США с третьего места подвинется на четвертое, и их место займет Нигерия, которая сейчас растет сумасшедшими темпами. Где-то во второй части списка будут Россия и Япония, никаких Великобритании, Италии и Франции в демографических лидерах не будет. Страны этой иерархии станут определять общую ситуацию в 2050 году, но только три из них будут странами Севера, и доля их населения в рейтинге не будет превышать 10 процентов.

Что делать России с демографией? Я исхожу из того, что нашей стране при ее масштабных территориях нужны люди. Пополнять численность населения за счет рождаемости нереально, это не те масштабы, которые могли бы решить проблему, значит, остается только миграция. Понятно, что она может быть разная. Лично я был бы противником китайской миграции, потому что это значит просто отдать наши территории. Кроме того, многое зависит от того, насколько общество способно переварить и социализировать приезжих. Конечно, чем больше людей, тем лучше, но для этого надо повышать способность социума ассимилировать мигрантов. Если направлять на решение этой проблемы средства, усилия (в том числе интеллектуальные), то можно принять больше мигрантов, если нет — значит, меньше.

Демографический фактор как причина радикализации развивающихся стран

В настоящее время, несмотря на замедление роста мирового населения, по сути, произошел демографический взрыв. Самая главная его проблема — резко изменились баланс и весь геополитический расклад населения мира.

Нынешние развивающиеся страны всегда были самыми многолюдными из-за вклада Китая и Индии. Если до середины XX века доля развитых стран увеличивалась и к 1960-м годам достигла примерно трети численности всего мирового населения, то уже к 2000-му году от этих 32 процентов осталось менее 20 процентов, а по прогнозу, к концу XXI века не более 12 процентов населения будет жить в нынешних развитых странах.

Этот дисбаланс, во-первых, неравномерен по территориальному расселению. Несоответствие численности населения территориям становится особенно ощутимым, когда оно растет и увеличивается за короткое время на миллиарды человек. Тогда возникают ситуации, как в Бангладеш, стране с населением больше, чем в России. Там его плотность просто не позволяет нормально жить. Сейчас Индия уже вынуждена строить стену на границе с Бангладеш, чтобы сдерживать миграцию.

Что происходит в этих странах и почему это несет столь серьезные угрозы не только западным государствам? Почти все они вступили или вступают на непростой для них путь модернизации — очень болезненный для таких традиционных обществ процесс. Местному социуму приходится отказываться от своих устоявшихся традиционных представлений, ценностей, правил. Всякая модернизация в развивающемся мире — догоняющая, основанная на заимствовании достижений развитого мира (технологических, медицинских, военных и так далее). При этом они часто пытаются сохранить свои прежние традиционалистские социальные отношения, порядки и прочее. Это никогда не получается — всегда возникает раскол между возможностью использовать западные достижения и сохранить свои традиции.

Демографические нововведения, новые семейные отношения, планирование семьи, новое положение женщины в социуме становятся для этих стран неизбежными и служат одним из главных клиньев, вбиваемых в тело этих традиционных обществ. Они, может, и хотели бы оставаться традиционными, но не могут так продолжать существовать из-за этих новшеств. В итоге общество раскалывается, сторонники нового и старого сталкиваются.

Возникают широкие маргинальные слои людей, начинающие отходить или уже отошедшие от архаичных представлений, но не пришедшие к прогрессивным. У таких маргиналов раздваивается собственная культурная идентичность, эти люди весьма чувствительны ко всякого рода фундаменталистским идеям, как бы снимающим с них ответственность за выбор пути. Такие идеи позволяют им избавиться от этой раздвоенности, примкнуть к какой-то стороне.

Надо понимать, что в этих странах существует масса проблем, и не только демографических. Эти люди видят несправедливость и понимают необходимость борьбы с ней, и тут им на помощь приходит идеология, предлагающая им участвовать в преодолении этой несправедливости. Появляется огромная возможность для манипуляции человеком, который находится в промежуточном состоянии.

Многие из них чрезвычайно молоды — половина населения в этих странах моложе 20 лет. Эта неокрепшая молодежь, которая к тому же выросла в нищете и не получила хорошего образования, становится очень легкой добычей любых политических или религиозных манипуляций. Они сами при появлении лидера идут за ним, и здесь зарождается почва для всякого рода радикализма без каких-либо сдерживающих центров и ограничений. В Сомали, например, медианный возраст — 16,5 лет, в Уганде — 15,9, Танзании — 17,3, Анголе — 16,1, Конго — 16,9, Нигерии — 17,9, Афганистане — 17,5, Ираке —19,3, Палестине — 19,3, Сирии — 20,8. То есть, например, на происходящее в Сирии надо наложить еще и демографический фактор, там половина населения младше 20 лет.

Демографические причины неизбежно будут приводить к международной напряженности по двум причинам. Первый — это макроуровень, мировой дисбаланс, который не может пройти бесследно. Второй — микроуровень, раскол внутри культуры, порождающий экстремизм в каждой ячейке общества именно за счет столкновения старого и нового. Родители и дети перестают понимать друг друга, нарастает радикализм. Смесь этих двух факторов — гремучая смесь, объясняющая часть происходящего.

Что делать?

Население развивающихся стран образует огромный «навес» над развитыми. Какие формы может принять это давление? Прежде всего, это миграция, перетекание людей в развитые страны. Мы можем как угодно хотеть воспрепятствовать ей, но существует давление с той стороны, и что сильнее — наше препятствие или их давление? Нынешние антимигрантские настроения не могут ничего изменить. Как раз в случае консенсуса внутри развитых стран можно было бы опираться на какие-то общие договоренности в этих вопросах, но его нет, и антимигрантская политика кажется неубедительной. Сейчас, по данным ООН, количество мигрантов в мире составляет 250 миллионов человек, и это только начало. Поэтому необходимы согласованные действия и акценты совсем не там, где они обычно ставятся, и чем позднее все к этому придут, тем будет хуже.

Мы живем в глобальном обществе, и миграции неизбежны, поскольку мир превратился в сообщающиеся сосуды. В то же время во всех развивающихся странах имеется незначительная часть людей, настроенных радикально (из-за внутренних напряжений, имеющих политические, экономические, социальные, экологические корни). Среди этих мигрантов, которые в большинстве своем могут быть совершенно законопослушными и не опасными, встречаются и экстремисты.

Как нам ограничивать негативные последствия любого радикализма? Надо понимать, что основная масса активистов — молодежь, их просто привели, убедили, одурачили. Поэтому, вероятно, надо в первую очередь противодействовать работе рекрутов, а не бомбить кого попало.

Сейчас у нас идет аффективная реакция: вот мы полетим, их побомбим, но это не решит никаких вопросов. Даже если предположить, что мы расправимся с ДАИШ (запрещенная в России террористическая организация, арабский вариант аббревиатуры ИГИЛ — прим. «Ленты.ру»), то там уже все равно растет другая такая же организация. Поэтому здесь нужны какие-то очень серьезные наработки и согласованность действий всех, кто считает, что это им угрожает. Если основу армии террористов составляют молодые люди, то, наверное, надо вести войну там, где создаются и выращиваются эти идеи. Войну надо вести не только физическую, но и идейно-психологическую.

Во всех этих обществах образуются мощные слои маргиналов, не знающие, к какому берегу прибиться, и все эти страны испытывают внутренний культурный конфликт. Он нигде не осознается, сторонники старого никогда не признают его, они всегда объявляют его внешним, завезенным откуда-то, навязанным. Все нововведения объявляются вражеским заговором, действиями иностранных агентов, интригами зарубежных заговорщиков и так далее. В роли главного внешнего врага всегда выступает Запад, поскольку оттуда и идут все нововведения.

Этот шаблон не новый. Он выражался в России через столкновение западников и славянофилов. Через этот же путь в свое время прошли и немцы. Например, у философа Освальда Шпенглера была книга «Закат Европы», в оригинале называвшаяся «Закат Запада» (он начинался к западу от Рейна). Шпенглер носился с прусской, «чистой» идеей, противопоставленной меркантильным и либеральным западным идеям, но к чему это привело Германию, мы знаем.

Сейчас такой шаблон воспроизводится и повторяется в Азии и Африке. Там осуждаются многие западные идеи, например учение Дарвина, западное образование признается порочным. Когда в нашей стране идет постоянное обращение к традиционным семейным ценностям, которые якобы надо возрождать, осуждение признанных на Западе форм поведения, то начинаешь думать, что это нельзя противопоставить радикалам-фундаменталистам. Если мы тоже будем считать западное образование порочным, то мы не выиграем соревнование, потому что в этом плане их размышления лучше и последовательнее.

В данный момент нам надо понять, к какому лагерю мы хотим принадлежать — к большинству, но закрыв окно в Европу и вернувшись в прошлое, или быть с меньшинством, которое объективно находится с нами в одной лодке. Вместе мы можем пытаться бороться с расползанием волны терроризма и обеспечивать ее упреждение.