«Мы первые писали о сексе» Создатель газеты «Еще» Владимир Линдерман о недолгом времени эротической свободы

«Лента.ру» продолжает цикл интервью о недавнем прошлом нашей страны. Вслед за перестройкой мы вспоминаем ключевые события и явления 90-х годов — эпохи правления Бориса Ельцина. Владимир Линдерман, создатель первой эротической газеты в СССР, рассказал о том, как стать пионером контркультуры и авангарда, говорить о сексе без медицины и нравоучений и оказаться под запретом за патриотизм.

«Лента.ру»: Вспоминая 90-е, сложно не упомянуть газету «Еще» — пионера эротической прессы СССР. Это было новаторство: смесь литературы, эротики, контркультуры и политики. Вы создали издание с нуля или какое-то издание послужило примером?

Линдерман: Может показаться странным, но образцом для нас стал тогдашний «Коммерсантъ» — остроумные заголовки, иронично-суховатая манера изложения. Мы стремились подавать новости «Единого эротического пространства» в такой же манере, как бы немного скучновато, зато это добавляло достоверности.

В чем еще, по-вашему, состоял успех издания?

Мы, по сути, были первым изданием на всем постсоветском пространстве, писавшем о сексе. Без медицины и нравоучений, просто рассказывали — как другие издания об экономике или футболе. Условно говоря, в газете было три блока: репортажно-новостной, придававший солидность и делавший издание именно газетой, а не сборником новелл, объявления и письма читателей, сообщавшие искренность и доверительность, ну и литература. В сумме это давало необычный эффект. Мы действительно охватили широкий круг читателей, от генералов и космонавтов до «маленького человека», сексуальная жизнь (или сексуальные фантазии) которого были единственным лучом света в серой безнадеге существования.

Когда и где начала выходить газета? Какой был тираж?

Первый номер вышел в конце 1990 года в Риге, где располагалась редакция. Тираж его — кажется, 50 тысяч — успешно разошелся. В дальнейшем он рос, я даже точно не знаю, каким он был. Существовали ловкачи, выпускавшие дополнительные тиражи без моего ведома и контроля, но на пике популярности мы продавали где-то около 300 тысяч экземпляров.

Правда, что в «Еще» в то время хотели писать многие из-за очень высоких гонораров? Насколько помню, в газете публиковались Владимир Сорокин, Эдуард Лимонов, Егор Радов, Макс Фрай. Какие еще имена газета открыла широкому кругу читателей?

Это преувеличение. Гонорары мы платили, но не так, чтобы запредельные. Известных авторов печатали, как правило, с их согласия, но бывало, что и без согласия. Из писателей у нас активно печатался, например, Игорь Яркевич, его ядовитые тексты хорошо вписывались в пародийную интонацию издания. «Еще» было не полностью пародийным изданием, но пародийная интонация всегда сохранялась. Регулярно печатался Ярослав Могутин — к слову, по части гонораров он был самым настойчивым из авторов. Это я без всякой иронии, требовать адекватной оплаты от успешного издания — нормально.

Какую публикацию «Еще» вы до сих пор не можете забыть?

Были, конечно, пронзительные эротические откровения, но вспоминается мне сейчас другое. Один из авторов, рижанин Николай К. (впоследствии депутат латвийского сейма) очень умело стилизовал свои тексты под манеру письма известных людей. Он написал текст от имени известного американского ученого (не помню его фамилии) о сексе в космосе, без всякой порнографии, такую якобы научно-популярную статью. Ее перепечатала куча так называемых солидных изданий.

Через какое-то время мы получили письмо от этого ученого: «Парни, ценю ваш юмор, но я имею неприятности и от русских, и от американских коллег. Буду признателен, если вы дадите опровержение». Мы дали опровержение, намекнув читателю, что нечаянно влезли в крупный международный шпионский скандал — не подозревали, что тема «секс в космосе» является особо засекреченной и тому подобное. В общем, развлекались.

Кто придумал название газеты?

Я придумал. Но, естественно, советовался с друзьями.

Вы сами писали в газету? Есть подозрение, что это вы высмеивали Горбачева, печатая на страницах газеты байки о его романе с первой мисс СССР Марией Калининой и про выпуск презервативов в Европе с его портретом. Кто еще был объектом ваших нападок, кроме него?

Это «желтое» направление довольно быстро выветрилось из газеты — мастеров такого жанра и без нас тогда хватало. Мы делали акцент не на громких сенсациях, наоборот, старались придать вымышленным событиям налет заурядности.

Скажем, в Эстонии проводится закрытый чемпионат по баскетболу, где женщины играют голыми — и что тут такого необычного? Условный корреспондент писал, как бы преодолевая зевоту: игра скучноватая, процент попадания низкий, судейство проплаченное, сиськи не впечатляют, не смог досидеть до конца игры, спустился в бар. Но именно такая манера уставшего от многолетней писанины и уже ничему не удивляющегося журналюги усиливала достоверность, нас буквально завалили письмами о том, как попасть на этот закрытый чемпионат, сколько стоит билет.

Я писал в газету, но не очень много, в основном в жанре «объективного» репортажа. Яркие тексты сочиняли другие, я же как редактор держал жанр, чтобы «Еще» оставалась именно газетой, не превращалась в банальный дайджест эротических рассказов.

После расстрела Дома Советов в октябре 1993 года был запрещен выпуск ряда «красно-коричневых» газет («Молния», «Наша Россия», «Правда», «Путь», «Рабочая трибуна», «Русский вестник», «Советская Россия» и другие), среди запрещенных называют и газету «Еще». Но некоторые исследователи считают, что это мистификация и ваше издание никто не запрещал. Расскажите, как было на самом деле и как вы встретили те события.

Такой запрет был, я его сам слышал в новостях по радио. «Еще» называли последней в длинном списке запрещенных изданий патриотической направленности. Понятия не имею, кому эта странная идея пришла в голову. Лично для меня события октября 1993 года сыграли важную роль. Я был тогда скорее демократом, и у меня не укладывалось в голове: как демократическая власть может расстрелять из танков законно избранный парламент?

Дело на газету «Еще» завели в эти же октябрьские дни. 7 октября 1993 года в квартире у предпринимателя Алексея Костина (с писателем Зуфаром Гареевым распространял и издавал газету в Москве — прим. «Ленты.ру») был произведен обыск, изъяли 25 тысяч тиража очередного номера газеты, а самого Костина арестовали. Преследование «Еще» выглядит странно. Это был вопрос денег или кого-то из власть имущих «приложили» на страницах газеты?

Уголовное дело против меня и моего компаньона Алексея Костина было чистой воды заказом в духе того времени. Дела газеты шли в гору, и кому-то захотелось присосаться к чужим деньгам. Какая-то влиятельная «сексологическая ассоциация» (уже не помню точное название и фамилию руководителя) предложила нам включить в состав редакции всяких ненужных нам экспертов — вроде как они будут слегка корректировать редакционный курс и получать за это зарплату.

Нас это наглое предложение совершенно не устраивало, даже возмутило. Бесшабашная, веселая, контркультурная газета явно должна была превратиться в скучный медицинско-сексуальный бюллетень с рубриками «Как правильно заниматься сексом?», «Защити себя от СПИДа!», «Из личного досье поп-звезд» и тому подобное. Фактически, они хотели уничтожить креативную суть издания и еще извлечь из этого выгоду. Мы отказались.

Потом выяснилось, что это было «предложение, от которого нельзя отказаться». Закрутилось уголовное дело, Костина продержали год в СИЗО, а я, живя в Риге, избежал этой участи, хотя на одном судебном заседании присутствовал, так сказать, инкогнито. Слушал, как судья называл мою фамилию примерно в таком контексте: «реализуя свой преступный замысел, Владимир Линдерман передавал макет газеты Алексею Костину». В конце концов дело закрыли.

Была версия, что к закрытию «Еще» имел отношение основной конкурент газеты — владелец «СПИД-Инфо» Андрей Гнатюк. Журналист Ярослав Могутин излагал другую версию, мол, погром московской редакции «Еще» организовала газета «День» (позже — газета «Завтра»).

То, что к этому причастна газета «День» — очевидная выдумка. Насчет «СПИД-Инфо» у меня были подозрения, тем более та «сексологическая ассоциация» была как-то связана с ней, но доказательств этому у меня, конечно же, нет.

В начале 90-х в среде патриотов или «красно-коричневых» популярно было говорить о «Моссаде» и «Бейтаре» как организациях, на которые опирался Ельцин при расправе с политическими оппонентами. Насколько я помню, газету «Еще» называли «агитлистком Бейтара в России», а вас лично — агентом «Моссада». Вы что, как-то пошутили в газете на эту тему, а некоторые поверили?

Меня всю жизнь считали агентом чьей-то разведки. Сейчас латышские спецслужбы, например, убеждены, что я — гениально законспирированный офицер СВР в каком-то серьезном звании. «Моссад», «Бейтар» — это же фундаментальные образы конспирологической культуры, куда же без них. Из меня, думаю, действительно получился бы хороший разведчик, но не судьба.

Когда вы отошли от дел газеты «Еще»?

Где-то в середине 90-х, потому что тема перестала быть авангардной, расплодились сотни изданий, ее эксплуатирующих. В общем, наступил скучный капитализм, а тупое деланье денег — это не мое.

Правда, что вы участвовали в открытии первого секс-шопа в СССР?

Я был совладельцем первого секс-шопа в Латвии. Был ли он первым на территории бывшего «Единого эротического пространства» (республик СССР), точно не знаю. Скорее всего, да. Но это вообще тоска и скука — чем больше креатива, тем меньше денег. Я съездил с компаньонами в Германию, чтобы посмотреть, как этот бизнес поставлен там. Посетили магазины и офис Беаты Узе, бывшей летчицы, ставшей лидером немецкой секс-индустрии. Выяснилось, что это конвейер, то есть оригинальные идеи здесь не приветствуются. Короче, оттуда ушла живая жизнь, и я перестал этим заниматься.

Возможно ли, по-вашему, возвращение такого же специфического времени на постсоветское пространство?

Это специфическое время длилось всего три-четыре года, не больше. Я бы ограничил его периодом 1989-1993 годов. Тогда отовсюду повылезли «живые» люди, и они не обязательно были хорошими в общепринятом смысле слова, но их манили не деньги, а открывшиеся возможности самореализации. Дальнейшие 90-е представляют собой уже засилье «денежных мешков» и новой бюрократии. Возвращение этого времени невозможно.