Владимир Чуков — президент экспедиционного центра «Арктика» и, пожалуй, самый известный российский исследователь Северного полюса. Он первым достиг точки схождения всех меридианов на лыжах автономно, а потом пересек Арктику, начав свой путь у российских берегов и закончив в канадских. «Лента.ру» поговорила с Владимиром Семеновичем о сложностях таких экспедиций, о привыкании к холоду и о главной трудности в походах на Севере.
«Лента.ру»: У вас за плечами более 30 экспедиций в Арктику и Антарктиду. Что вас заставляет возвращаться туда?
Чуков: Во-первых, желание попасть в Арктику, на Северный полюс зрело всю мою жизнь. Сначала я ходил по Русскому Северу. Мы успели захватить то время, когда по рекам сплавлялись на рубленных плотах, потом уже появились байдарки, позже катамараны.
Пешком исходили огромную часть нашей страны — от Кольского полуострова и Прибалтики до Камчатки и Чукотки. Везде бывали. Не скажу, что все истоптали, но сформировали представление обо всех наших регионах.
И только в 90-х мы отправились в Арктику. Почему в 90-е? Потому что в Советском Союзе все это называлось самодеятельным туризмом, не было такого вида деятельности, как путешествия, просто не существовало. Были государственные экспедиции, но такая формулировка тоже не употреблялась. Были туристы — и были ученые, а мы ни под то, ни под другое определение не попадали.
Владимир Чуков рассказывает о предстоящей экспедиции
Фото: Роман Денисов / ТАСС
У вас был какой-то турклуб или просто объединение единомышленников?
Изначально это была просто группа людей, которые вместе и сплавлялись, и ходили в походы во время отпусков. А в конце 70-х нас занесло на Полярный Урал, в Саяны, в Забайкалье, где, можно сказать, более суровые погодные условия. И нам это показалось интересным. С 1982 года начали ходить в экспедиции в районы Крайнего Севера — плато Путорана, Таймыр. С этого времени и берут отсчет наши полярные экспедиции.
Тогда же примерно создали экспедиционный центр «Арктика» Русского географического общества. Он был открыт с подачи Ивана Дмитриевича Папанина — великого русского путешественника, чье имя неотделимо от Арктики. Нам были интересны автономные экспедиции к Северному полюсу — то есть все, что нужно, берешь с собой, без каких-либо лагерей, все нужные вещи несешь на себе.
В 1979 году была первая в мире группа, которая дошла до полюса на лыжах, но к ним прилетали самолеты, им сбрасывали продовольствие, горючее, снаряжение. А мы поставили перед собой задачу подготовиться, набраться необходимого опыта и совершить автономное путешествие.
Было желание проверить себя на прочность или поставить какой-то рекорд?
Я даже сегодня, спустя 30 лет, не могу сказать, что мы ощущали в те годы. О рекордах мы не говорили, это не было преодолением себя — мы уже не были новичками в этом деле. Просто была потребность, чисто человеческий интерес. Плюс к тому мы видели интерес со стороны государственных институтов, которые занимались изучением Арктики, проблемами существования человека в экстремальных условиях.
Мы готовились к экспедициям в центре подготовки космонавтов на метро «Динамо», там же тренировались Гагарин, Титов, Терешкова. Ученым был интересен сам факт того, что люди по собственной воле подвергают себя таким испытаниям, в условиях, которые даже смоделировать невозможно. Мы чувствовали, что наше дело вызывает интерес у конкретных специалистов.
То есть и за себя, и за страну?
Тогда мы так не говорили, но да — нам это казалось важным. Плюс это было очень интересно. Занимаясь разработкой собственных маршрутов, мы очень хорошо изучили историю освоения Арктики. И такая мотивация должна присутствовать. У меня всегда вызывала раздражение история «разбиться, но установить рекорд Гиннесса». Арктика — это не стадион, ставить там рекорды нельзя, что-то покорять там — глупо. Как человек вообще может говорить о покорении Арктики? Это стихия, которую до сих пор никто не измерил. Я, когда натыкаюсь на формулировки «покоритель Арктики», всегда прошу людей спуститься с облаков.
В общем, только после того как мы увидели перед собой конкретную цель, начали подготовку. Перво-наперво нам нужно было определить, какие навыки необходимы человеку, чтобы попытка дойти до полюса была успешной. Надо понимать, что подобного опыта в то время не было. У той группы, что прошла в 1979 году, было сопровождение: сопровождающие самолеты, постоянные сеансы связи и так далее. А мы себя готовили к условиям, когда на тысячу километров нет ни одного человека.
В каждой из четырех экспедиций нас было 10-15 человек, мы еженедельно ходили в подготовительные походы по Подмосковью, притирались друг к другу, пытались понять, для кого это действительно важно, а кем движет одно любопытство. Это тоже хорошо, но недостаточно для того, чтобы отправиться на Северный полюс.
В экспедиции, если ты понял, что это не твое, ты не сможешь развернуться, за тобой никто не прилетит, и ты станешь обузой и для себя, и для товарищей.
Как конкретно вы готовились?
Тогда ведь не было ни GPS, ни связи постоянной. Нужно было все эти проблемы, во-первых, осознать, во-вторых, найти решение. Были коротковолновые передатчики, но они были очень тяжелые, аккумуляторы за два-три дня на таком морозе приходили в негодность. Еще вопрос — как ориентироваться на местности. В Арктике на все четыре стороны абсолютно ничего нет до самого горизонта, никаких ориентиров. При этом, чтобы попасть на полюс, нужно идти строго по курсу вплоть до секунды.
И эта работа была крайне интересной. Мы остановились на обычном строительном теодолите, с помощью которого мерили высоту солнца в конкретный момент времени. Эта информация, с учетом всяких допусков, давала прямую на карте, в одной из точек которой мы находимся. Спустя шесть часов нужно было провести второй замер, и вот только тогда можно понять, где именно ты находишься. Причем все эти допуски для каждого из 365 дней года разные.
23 декабря 1997 г. Владимир Чуков и Юрий Гольцев
Фото: Джевахашвили Сергей / ТАСС
То есть это не только физические нагрузки, но и умственные?
Разумеется, это все в комплексе. У меня как у руководителя еще было ощущение ответственности за группу. Если только начинаешь забывать это состояние ответственности — жди беды. Нужно постоянно следить друг за другом. В пургу легко получить обморожение, и человек сам может этого не заметить.
Там же всегда холодно, как вообще это можно понять?
Нет никаких средств, никакой одежды, которая может защитить тебя от холода, — к этому нужно быть готовым. Если человек скажет, что ему не холодно, он просто лукавит. По-моему, Амундсен говорил, что настоящий полярник должен уметь терпеть и ждать. Когда ты идешь по дрейфующим льдам, картина без конца меняется. Иногда появляется желание перепрыгнуть через трещину, и если бы ты был один — пожалуйста, прыгай. Но вся команда, все десять человек точно не успеют перепрыгнуть, кто-то обязательно упадет — и это катастрофа. Терпеть тоже нужно постоянно, но в разумных пределах. Мороз и холод терпеть нельзя, нужно тут же принимать какие-то меры. Я когда вижу одежду, обувь или спальные мешки с отметкой «до минус 70» — просто улыбаюсь.
Не стоит верить этим шильдикам — одежда не греет, она помогает не растрачивать тепло, человек сам себя греет. Но если вы упали духом, перестали активно действовать, вас никакие ботинки не спасут. Вы замерзнете. При этом бороться с чувством холода достаточно просто: если комплекс элементарных, но действенных упражнений.
Вы столько лет путешествуете. Не возникало желание послать это все куда подальше и побыть дома?
Такого желания, слава богу, никогда не было. Это любимая работа, любимое занятие. Просто пойти в поход, когда у тебя отпуск, есть время, есть деньги — это хорошо, но это еще не путешествие. Путешественник, прежде чем собирать вещмешок и надеть ботинки, свой маршрут в голове уже 20 раз прошел. У нас не было ни одного похода, чтобы мы шли, не зная, кто открыл это место, какие события происходили здесь с той или иной экспедицией. Только если задумываться о таких местах, поход наполняется глубинным смыслом и становится путешествием. Я отношусь к экспедициям как к творчеству. Вы же не зададите вопрос художнику или композитору: «Вам не надоело? Зачем вам это нужно»? То же самое со мной. То, что делали и делают путешественники, — это нужно. Во всем мире они носители цивилизации. Возьмите, к примеру, Тура Хейердала, Жак-Ива Кусто — они национальные герои.
А почему у нас этого нет? Если спросить россиянина об отечественных путешественниках, в лучшем случае назовут Конюхова, может быть, Чилингарова. И на этом список закончится.
Это проблема. И в этом заключается, например, огромное значение фестиваля «Русский путешественник», который прошел в конце апреля в Орле. У нас в обществе нет уважения к людям, которые посвящают свою жизнь путешествиям. Причем у нас многие называют себя «профессиональными путешественниками». Но у нас нет такой профессии в России, к сожалению. Вот Федя Конюхов, я — напротив наших фамилий часто появляется словосочетание «профессиональный путешественник», но это неправильно. Я занимаюсь эти делом на собственные деньги, посвящаю ему все свое время, но я не заработал этим себе пенсию, а значит — я не профессионал. Если мы будем заниматься только путешествиями, готовить какие-то труды по их итогам, нам за это никто не будет платить. Я 30 лет был военным, и все эти годы я ходил в походы. Я трижды ходил на Северный полюс в отпуск.
Проводы участников экспедиции Арктика, 1998 год
Фото: Сергей Джевахашвили / ТАСС
Многим это может показаться непонятным и ненужным.
В 90-е это стало особенно очевидно, все мне задавали вопрос: «Зачем это нужно»? Министр финансов страны Егор Гайдар во всеуслышание заявлял, что России не нужна Арктика, что это черная дыра. И после такого, конечно, там все развалилось, это была катастрофа. Это все происходило у нас на глазах, потому что мы продолжали ходить туда в экспедиции. У нас были друзья, которые работали там на станциях, и для них годы, проведенные в Арктике, — самое драгоценное время жизни.
И только недавно страна вновь обратила внимание на Арктику. Сейчас все потихоньку возрождается, но нужно понимать, что в том же виде это возродить невозможно да и не нужно. Все-таки XXI век за окном, стоят другие задачи, есть другие возможности. Но при этом важно использовать огромный опыт, накопленный за предыдущее столетие, чтобы не загонять людей в те нечеловеческие условия, в которых приходилось бывать исследователям Арктики.
Вы считаете, этот опыт не растерялся?
Конечно, частично он растерялся — люди уходят. Исследователям в основном 70-80 лет, при этом они носители важнейшей информации, к ним стоит прислушаться, прежде чем браться и что-то лихо делать на Севере. Но, к сожалению, происходит именно так, и это очень обидно.
В ваш центр и к вам лично власти за помощью не обращаются?
Я сам обращаюсь с предложениями. Порой ведь не нужно изобретать велосипед, многое описано в наших трудах, к которым есть доступ. На основе этих отчетов написаны диссертации, появились книги, но нужно понимать, что их авторы не были в Арктике, они не обладают реальным опытом. При этом научить человека грамотно вести себя в таких условиях невозможно. Да, можно передать какие-то теоретические знания, но без грамотной практической подготовки ничего не выйдет. Ни солдата, ни спасателя за партой не выучишь.
А условия ведь такие: самолет вылетает из Хатанги, расположенной в двух тысячах километрах от полюса, тебе нужно десантироваться, а надо льдами облачность, ничего не видно, и второй попытки нет. И у нас такой опыт есть, и он отличается от того опыта, который сейчас есть у вэдэвэшников, которые совершали прыжки в Арктике: их внизу ждала провизия и теплые палатки, нас никто не ждал.
Фото: Рамиль Ситдиков / РИА Новости
Среди исследователей Арктики сегодня нет молодежи?
У нас была идея создания школы, но из-за экспедиций на это просто не оставалось времени. Молодые люди к нам обращаются, мы в меру своих сил им помогаем. Если человек действительно хочет на Северный полюс, если у него есть мотивация, потребность — берем такого в экспедицию. Даже если его опыт сильно уступает нашему. Например, еще в начале 90-х у нас в группе был молодой украинский фотограф, который только через две недели после начала экспедиции признался мне, что до этого никогда не стоял на лыжах. Но у него было такое желание, и он смотрел на товарищей, повторял все движения...
В последние годы мы часто обращаемся к МЧС, предлагаем им взять в наши экспедиции одного-двух спасателей. И это, конечно, бесценный опыт для них.
В последние годы достаточно много коммерческих экспедиций в Арктику и на Северный полюс. Как вы к этому относитесь?
Времена такие — все является бизнесом. Мы со своим лагерем «Барнео» стояли у истоков всей этой истории с туристами. И туризм на Севере — это требование времени. Только не нужно внушать людям, что они покорители полюса. Им просто дали возможность побывать в этом удивительном месте, и такой возможности нужно радоваться. Нужно понимать, что за твоим пребыванием на полюсе стоят десятки специалистов, которые делают твою поездку безопасной и комфортной. Нужно понимать, что, окажись ты в одиночку на Северном полюсе с палаткой, продуктами, всем необходимым, помрешь от страха на второй день.
За прошедшие десятилетия экспедиции в Арктику стали проще?
Да, конечно. Появился GPS, качественная одежда, которую мы испытывали, а производители улучшали, слушая наши советы. То же с питанием, с техникой. Когда мы шли в Канаду через полюс, у каждого было по 200 килограммов груза в санях — на четыре месяца пути.
Фото: Вера Костамо / РИА Новости
А как рождаются идеи экспедиций? Например, как вы вообще решили идти пешком в Канаду? Это кажется сумасшествием на первый взгляд...
Вот мы дошли до полюса, потом еще раз, потом четвертый раз — у нас еще остались и продукты, и силы. Задача выполнена, но нужно двигаться дальше. Можно попробовать пересечь Арктику — это красиво. Причем большую часть мы прошли — от нашего берега до полюса больше тысячи километров, до канадского — 725. То есть если добавить немного продовольствия, то в принципе можно дойти.
Мы провели серьезные расчеты, проанализировали все, заложили на дорогу 110 дней. Правда, в итоге не вписались — путь занял 119 суток. Это постоянное движение, ни дня отдыха, приходилось заставлять себя идти. Когда мы прошли полюс, там еще стоял лагерь «Барнео», то есть в случае чего мы могли эвакуироваться. Но спустя какое-то время они заканчивали работу. В последний день их работы у нас был сеанс связи, они задавали нам вопрос, готовы ли мы остаться одни. Мы подумали и пошли дальше, но, конечно, решение было принято задолго до этого. Причем ближайший аэропорт где-то за Норильском, то есть долететь до нас — это еще одна отдельная экспедиция.
Какие планы на ближайшее будущее?
Мы сейчас занимаемся экспедицией «Мир от полюса до полюса», это история на три года. В этом году — прелюдия. В июле-августе едем на Чукотку, и если все будет хорошо — форсируем Берингов пролив на автомобилях и продолжаем на Аляске. Но у нас есть и запасной план: проложен маршрут из Певека по Чукотке, по местам, где практически никто не был, который нам интересен не менее Америки, а может, даже более.