Исторически и географически так сложилось, что Россия всегда была типичной континентальной империей. Ее интересы распространялись на сопредельные сухопутные территории Евразии, и поэтому, в отличие от крупнейших европейских держав, наша страна никогда всерьез не стремилась к обладанию заморскими колониями. Тем удивительнее выглядит история неудачной попытки основать в 1889 году русскую колонию на северном берегу Африканского Рога (территория современного государства Джибути), предпринятая вооруженной экспедицией во главе с самозваным «атаманом вольных казаков» Николаем Ашиновым. «Лента.ру» напоминает, как в 1880-х годах Российская империя безуспешно пыталась ввязаться в африканскую колониальную гонку.
«Атаман» кавказцев
Как полагается настоящему авантюристу, происхождение и место рождения Ашинова неясно. Сам он немало постарался запутать этот вопрос, но современный историк из Волгограда Андрей Луночкин в монографии «"Атаман вольных казаков" Николай Ашинов и его деятельность» (на сведения из которой мы и дальше будем опираться) указывает, что будущий «атаман» родился в 1856 году в Царицыне в семье бывшего крепостного крестьянина из Пензенской губернии.
В родном городе в молодости Николай впервые и получил скандальную известность. По наследству от отца ему достался небольшой остров посреди Волги, который жители Царицына считали ничейным и потому часто пользовались им по своему усмотрению. Пока о судьбе острова шла долгая судебная тяжба, для охраны своего владения от посягательств горожан Ашинов нанял ссыльных дагестанцев. Горячие джигиты действовали жестко — попытки царицынских обывателей по старой привычке проникнуть на остров неизменно заканчивались для них травмами и увечьями. В результате суд Николай выиграл, но к тому времени мало кто из горожан рисковал встретиться со свирепыми кавказцами, чьи ночные пляски у костров с горловым пением наводили ужас на всю округу. С тех пор нахрапистость, беспардонность и расчет на грубую силу стали фирменным стилем будущего «вольного атамана».
Спустя некоторое время Ашинов исчез из Царицына, а через три года появился в Петербурге. В столице он ходил по редакциям газет и светским салонам с живописными рассказами о многочисленных «вольных казаках», которые якобы издавна кочуют по территории Персии и Османской империи, а теперь вновь хотят послужить царю и отечеству. Для этого, уверял Ашинов, их надо переселить на черноморское побережье Кавказа и создать там новое казачье войско. Попытки выпросить деньги на эти цели в военном министерстве окончились провалом — никто не хотел иметь дело с явным авантюристом.
Тогда Николай отправился в Москву, где познакомился с консервативными публицистами Иваном Аксаковым и Михаилом Катковым, известными своими националистическими настроениями. Оба литератора приняли самозваного «вольного казака» с восторгом, увидев в нем нового Ермака Тимофеевича и Степана Разина в одном лице. Они познакомили Ашинова с московской «патриотической» общественностью и организовали сбор средств на обустройство Черноморского казачьего войска. Куда ушли эти деньги, так и осталось неизвестным, но на Кавказе в отношении «атамана» вскоре было возбуждено уголовное дело по обвинению в растрате. Спасаясь от ареста, Николай Иванович спешно вернулся в Москву, где свои злоключения объяснил антирусскими происками местной администрации, сплошь состоящей из немцев, поляков и армян.
«Казаки» в Эфиопии
Отчаявшись заручиться поддержкой влиятельных людей в окружении императора, Ашинов обратил свой взор на Африку. В ноябре 1885 года он с несколькими спутниками отправился сначала в Египет, а затем в Абиссинию (современную Эфиопию). Почему его привлекла именно эта далекая экзотическая страна? Дело в том, что в русском обществе той поры бытовали довольно-таки смутные и не совсем верные представления о ней. Эфиопская монофизитская церковь многими воспринималась как православная, хотя монофизитство (отрицание человеческой природы Христа) во всем христианском мире со времен ранней Церкви считалось ересью. По замечанию историка Луночкина, «поездка на помощь "братьям по вере" в условиях борьбы Абиссинии с Италией приобретала черты крестового похода против католичества, что всегда было популярно в русских националистических кругах».
В январе 1886 года петербургская газета «Новое время» опубликовала сенсационный репортаж о пышном чествовании прибывших «вольных казаков» в эфиопском городе Асмэра, после чего Ашинов якобы направился в столицу страны на аудиенцию к самому императору. Но на самом деле, как выяснили позже русские дипломаты, все было гораздо прозаичнее: губернатор провинции Тигре поначалу действительно радушно встретил русского путешественника, но, убедившись в отсутствии у того каких-либо официальных полномочий, попросту выслал всю делегацию прочь из страны.
Однако вскоре «Новое время» сообщило другую новость: оказывается, эфиопский император не только принял Ашинова и его команду, но и выделил «вольному казачеству» обширный кусок побережья Индийского океана, где они основали «станицу Новая Москва». Естественно, это все было выдумкой. Красочные рассказы о приключениях казаков в Эфиопии воодушевили российского консула в Египте Михаила Хитрово, который сам был горячим сторонником экспансии в Африку и на Ближний Восток. Очарованный личным общением с Ашиновым, он посылал в Петербург восторженные депеши, требуя оказать тому по возвращении всяческое содействие.
С другой стороны давление на правительство оказывал давний благодетель «атамана» Катков. Но Александр III, несмотря на свои консервативные взгляды и внешнюю простоватость, был человеком разумным, осторожным и здравомыслящим. Он всячески старался избегать каких-либо внешнеполитических авантюр и тем более связываться с сомнительными личностями вроде Ашинова. Поэтому царь просто проигнорировал информацию об экзотической «казачьей» экспедиции в Абиссинию.
Миссия отца Паисия
Не дождавшись помощи светских властей, Ашинов решил использовать в своих целях церковь. В марте 1887 года он отправил обер-прокурору Священного Синода Победоносцеву послание, в котором просил оказать содействие в организации новой экспедиции в Эфиопию. В свою очередь, «атаман» обязался построить на побережье Индийского океана православный монастырь и всячески помогать в деле приобщения местного населения к истинной вере. Хитрый авантюрист знал, какими доводами произвести впечатление на холодного и недоверчивого обер-прокурора: в письме он с тревогой упоминал об активизации в Абиссинии миссионерской деятельности иезуитов и протестантов.
Этот прием сработал — Победоносцев живо заинтересовался проектом, который позволит быстро увеличить паству подведомственной ему Православной Российской Церкви на несколько миллионов человек. В качестве главы духовной миссии при будущей экспедиции по просьбе Ашинова он назначил афонского монаха Паисия — человека, мягко говоря, неоднозначного, с подвижной психикой и с туманным прошлым. Уже после бесславного окончания всей африканской затеи выяснилось, что в молодости Паисий был осужден за участие в секте скопцов. Он был отправлен в Сибирь, но на этапе сбежал в Турцию, а затем перебрался на Афон, где и сделал успешную карьеру ревнителя интересов русского православия.
К этому времени у Ашинова появились и другие влиятельные сторонники в правящих кругах. Во время поездки на нижегородскую ярмарку он познакомился с местным губернатором и личным другом императора Николаем Барановым, который имел репутацию авантюриста, самодура и шарлатана. До Нижнего Новгорода в течение недолгого времени после воцарения Александра III Баранов успел побывать петербургским градоначальником, где показал полную несостоятельность и пренебрежение к закону. Помимо политики «закручивания гаек» после убийства Александра II, он запомнился созданием в столице декоративного выборного совета из 25 членов, который в народе сразу прозвали «Бараньим парламентом». Нижегородский губернатор горячо проникся ашиновскими идеями и стал активно продвигать их при дворе, пользуясь своими особыми отношениями с царем.
Изменилось отношение к африканскому проекту и у военных. Морского министра Ивана Шестакова заинтересовала возможность укрепиться на Африканском Роге и взять тем самым под контроль важнейшие морские коммуникации от Суэцкого канала к Индии. Старый адмирал не испытывал особых иллюзий насчет личности Ашинова, но стремление усилить военно-стратегические позиции России оказалось сильнее. Под давлением Победоносцева, Баранова и Шестакова Александр III переменил свое первоначальное мнение относительно экспедиции в Африку. Однако во избежание международного скандала было решено использовать в качестве транспорта обычный пассажирский пароход Добровольного флота. В случае провала миссии Ашинова это позволило бы правительству России откреститься от затеи, представив ее личной инициативой «атамана».
«Под видом отпуска»
В марте 1888 года из Одессы отбыл пароход «Кострома» под командованием лейтенанта Ивановского, который исследовал побережье Красного моря и высадил ашиновцев на северном берегу Таджурского залива. Спустя месяц после этого Ашинов, оставив своих людей на месте, спешно вернулся в Россию.
Видимо, в Петербурге миссия была признана успешной, поскольку осенью 1888 года началась подготовка к новой, уже полномасштабной экспедиции. Баранов в письме Александру III даже просил дозволения лично отбыть в Африку для обустройства там русской колонии. Чтобы его присутствие не вызвало дипломатических осложнений, он предлагал отправиться туда «под видом отпуска (…) дабы фактически на месте проверить полученные сведения и (…) при некотором содействии правительства образовать Российско-Африканскую компанию». Но император в итоге склонился к более осторожному варианту адмирала Шестакова, который предусматривал выдачу ашиновцам небольшого количества оружия. Кроме них, на пароходе планировалось разместить большой запас каменного угля для дальнейшего обустройства на побережье Аденского залива угольной станции для проходящих мимо русских судов. Для охраны и сопровождения парохода в район Таджурского залива была отправлена канонерская лодка «Манджур».
Но когда приготовления к экспедиции были в самом разгаре, по дипломатическим каналам пришло известие, что никакой «станицы Новая Москва» на африканском берегу на самом деле не существует, а Ашинов после отбытия «Костромы» попросту бросил своих товарищей на произвол судьбы. Государю об этом доложил министр иностранных дел Николай Гирс, который изначально был настроен против всей этой затеи. Александр III, а вслед за ним и Победоносцев, были поражены наглостью и бессовестностью авантюриста. Шестаков к этому времени был при смерти, и только Баранов постоянно уговаривал царя не прекращать подготовку к экспедиции. В результате император принял «соломоново решение»: миссию не отменять, но государству в ней более не участвовать. Отныне будущий африканский вояж стал считаться исключительно личным делом Ашинова и Паисия.
«Окрестности Сагалло огласились русскими песнями»
10 декабря 1888 года из Одессы отбыл пароход Добровольного флота «Корнилов», в числе пассажиров которого были и люди, собранные Николаем Ашиновым. Наспех собранная экспедиция состояла из двух частей: духовная миссия во главе с отцом Паисием, официальной целью которой провозглашалось налаживание контактов с эфиопскими братьями во Христе, и полторы сотни вооруженных «вольных казаков», которые планировали основать на эфиопском побережье Индийского океана полноценную русскую колонию.
Под началом Паисия находилось около 40 человек: несколько монахов (в том числе с Афона), певчий хор и паломники-богомольцы. Вот что сообщает биограф Ашинова Андрей Луночкин про состав команды самозваного «атамана»: «В нем оказалось семь (по другим данным — одиннадцать) осетин, уже давно знакомых с Ашиновым, два терских казака, три петербуржца и два человека из Харькова. Остальные все проживали в Одессе. Среди них было всего 10-15 более или менее образованных людей: отставных офицеров, недоучившихся студентов, учителей народных школ. Прочие же представляли собой крайне разношерстную публику — столяры, плотники, кузнецы, слесари, садовники, отставные солдаты с женами и детьми… Наименее надежным элементом экспедиции являлись человек 15 откровенных одесских босяков, за многими из которых явно стояло уголовное прошлое. Ничего хорошего от такого состава ожидать не приходилось, и самые трезвые члены экспедиции поняли это с самого начала».
В январе 1889 года, спустя девять месяцев после предыдущего рейса, ашиновцы добрались до Таджурского залива. Отношения с местным населением у них сразу не заладились, и поэтому вскоре отряд обосновался в расположенной неподалеку заброшенной крепости Сагалло, построенной много лет назад египтянами.
Предоставим опять слово историку Андрею Луночкину, потому как лучше него описать дальнейшие события трудно: «На следующий день у развалин крепости произошла торжественная "церемония" присоединения этого края к России... Перед крепостью воздвигли алтарь, за которым Паисий со своим причтом отслужил литургию, затем благодарственное молебствие и наконец провозгласил многолетие государю императору и самому Ашинову… Помолившись, все вошли в крепость. Первым шел Паисий с крестом в руках, за ним — сам "атаман", несший флаг... За ними следовали монахи и депутация от отряда. Поднявшись на плоскую крышу крепостной казармы, Ашинов поднял на шесте флаг и заявил о присоединении этого края к России. "Отныне и вовеки веков — аминь! " — прибавил Паисий и осенил крестным знамением все четыре стороны занятой ими земли... Затем командование миссии сошло вниз, после взаимных поздравлений началось угощение, закончившееся обильной выпивкой. Окрестности Сагалло огласились русскими песнями».
«Убрать этого скота Ашинова оттуда»
Между тем, как и предупреждали Александра III русские дипломаты, действия новоявленного «атамана» спровоцировали серьезный международный скандал. В Петербурге министру иностранных дел Гирсу пришлось долго заверять итальянского посла Маркетти в непричастности русского правительства к ашиновской авантюре. Но самые неприятные объяснения пришлось давать Франции, с которой совсем недавно начал складываться военный союз. Сначала французы не придали большого значения высадке русского десанта в Туджурском заливе, побережье которого они контролировали. Скорее всего, они действительно поверили, что основной целью экспедиции является миссионерская поездка в Абиссинию, а вооруженный отряд призван сопровождать и охранять паломников. Но после занятия крепости Сагалло и поднятия там русского флага истинные намерения Ашинова стали очевидны.
В течение января французские колониальные власти дважды пытались вступить в контакт с «вольным атаманом». В первый раз прибывший на легком крейсере «Пингвэн» офицер потребовал от него сдать оружие, а после получения отказа две недели спустя к Сагалло подошли уже три военных судна: «Метеор», «Пингвэн» и «Примогэ». Теперь «атаману» настоятельно предлагалось прибыть для разбирательства во французскую крепость Обок или же, в крайнем случае, спустить флаг, на что Ашинов ответил категорическим отказом. Французам ничего не оставалось, как убраться восвояси. Между Парижем и Петербургом завязалась долгая и напряженная дипломатическая переписка. Раздосадованный Александр III распорядился официально уведомить французов, что «императорское правительство не принимает никакого участия в предприятиях Ашинова, который действует на свой собственный страх…, и если Сагалло находится в пределах французского протектората, то Ашинов обязан подчиниться существующим в этой местности правилам».
В начале февраля Александр III получил от русского посла в Париже донесение, в котором сообщалось, что «Ашинов продолжает сопротивляться. Французское правительство не решается применить силу, но должно будет на это решиться, сожалея, что религиозная миссия осложнилась военной авантюрой (…). Гобле (Рене Гобле, министр иностранных дел Франции в 1888-1889 гг. — прим. «Ленты.ру») сообщил мне, что был бы счастлив, если бы императорское правительство взяло на себя прямо предложить Ашинову сдаться. Если он сдаст излишнее оружие и признает французскую власть в Сагалло, его оставят в покое».
Русский царь, к тому времени многократно пожалевший, что вообще дал добро на эту злосчастную экспедицию, в раздражении ответил: «Непременно надо скорее убрать этого скота Ашинова оттуда; он только компрометирует нас, и стыдно будет нам за его деятельность». Одновременно министр иностранных дел России Николай Гирс официально уведомил французского посла в Петербурге, что императорское правительство не будет возражать, если французы самостоятельно урезонят зарвавшегося авантюриста, чье самоуправство подрывает добрые отношения между двумя державами.
Кровавый финал
5 февраля 1889 года к Сагалло подошли уже четыре французских корабля. На сей раз на берег отправили не офицера, а местного туземца, который передал русским ультиматум с требованием немедленно покинуть крепость. Ашинов, явно неадекватно оценивая возникшую ситуацию, передал парламентеру, что будет вести диалог только с французами, и отдал указания готовиться к их торжественной встрече. Командующий эскадрой некоторое время выжидал, но, убедившись, что русские игнорируют его требования, приказал дать в сторону крепости предупредительный залп.
Последний шанс избежать кровопролития «атаман» так и не использовал. Залп с корабля он принял за салют и велел в ответ помахать французам флагом. Те восприняли этот жест как издевательство, после чего началось настоящее побоище. Во время 15-минутного обстрела было убито шесть человек: две женщины, одна из которых была на последнем сроке беременности, и трое малолетних детей. Как сообщает Луночкин, «из "казаков", против которых, собственно, и была предпринята эта акция, погиб только один. За безответственность предводителя расплатились жизнью самые невиновные — женщины и дети. Ашиновская авантюра, начавшись фарсом, завершалась как кровавая трагедия». Сопротивляться было бессмысленно, поэтому «атаман» приказал поднять над крепостью белый флаг, в качестве которого использовали нательную рубаху «казака» Иванова.
Наутро всех погибших похоронили в братской могиле, а вскоре подошел французский фрегат «Синьоле», который забрал на борт участников экспедиции с остатками их имущества. Сначала французские власти обещали перевести русских в Джибути, чтобы те смогли продолжить путешествие в Абиссинию, но на самом деле фактически изолировали их в Обоке. По всей видимости, они попросту не знали, что делать с Ашиновым и его людьми, которые в Сагалло не оказали им никакого сопротивления. Кроме того, варварская расправа, повлекшая гибель безоружных людей, вызвала негативный общественный резонанс в самой Франции. Некоторые газеты начали сбор средств в пользу семей погибших и раненых. События в Сагалло и правомерность обстрела крепости обсуждались во французском парламенте, а правительство страны высказало сожаление по поводу случившегося.
Не желая портить отношений с Францией, Александр III безоговорочно поддержал ее действия, а всю вину на инцидент возложил на «казаков». Император распорядился не пропускать в печать сочувственные по отношению к Ашинову публикации, дабы не усиливать в обществе и без того сильные шовинистические настроения. И наоборот, всячески поощрялись статьи, в которых «атаман» изобличался как вредный и опасный авантюрист. По личному указанию Александра III в газетах были обнародованы подробности дебоша, устроенного членами ашиновской экспедиции в Порт-Саиде по пути в Эфиопию.
Через две недели французы передали всех членов неудавшейся экспедиции в руки российских властей. Те разделили их на две группы: рядовых участников вояжа отправили в Одессу и впоследствии распустили по домам, а руководство ожидало следствие на военно-морской базе в Севастополе. По итогам разбирательства Николай Ашинов и его сподвижники были помещены под гласный надзор полиции, которой, однако, вскоре был снят. Последние годы своей жизни «атаман» провел в имении своей жены в Черниговской губернии.
Горькие итоги
Африканский вояж Ашинова закончился полным провалом. «Атаману» и его покровителям не удалось окончательно привлечь на свою сторону осторожного Александра III. Попытки шовинистически настроенных деятелей из окружения императора втянуть Россию в международную схватку за колониальный раздел Африки нивелировались прагматической позицией самого царя и русских дипломатов.
К тому же с самого начала было очевидно, что экспедиция «вольных казаков» была явной авантюрой. Никаких шансов закрепиться на побережье Африканского Рога у Ашинова не было. Россия не имела здесь достаточных сил и средств, чтобы при необходимости оказать помощь русским колонистам. Эфемерность подобных прожектов была доказана событиями начала XX века на Дальнем Востоке, когда экспансионистские планы придворных кругов по созданию на территории Маньчжурии и севера Кореи «Желтороссии» привели страну к позорно проигранной войне с Японией и к первой русской революции.