12 лет назад, в 2008 году, в России появились общественные наблюдательные комиссии (ОНК), призванные следить за тем, чтобы в местах лишения свободы не нарушались права арестантов. Члены ОНК устраивали проверки в СИЗО и колониях, а после предавали огласке любые факты нарушений прав человека. Казалось, такой подход поможет наконец пенитенциарной системе изжить наследие ГУЛАГа и превратить ее учреждения из карательных в исправительные. Но, как это часто бывает, что-то пошло не так... ОНК, быстро доказавшие свою эффективность, стали сильно мешать представителям самых разных силовых структур, и те взялись за реформирование комиссий. Почему общественный контроль изменился настолько, что теперь в него не верят даже сами правозащитники, выяснила «Лента.ру».
«Рано или поздно они выйдут на свободу»
Сегодня те, кто защищает права заключенных, нередко сталкиваются с непониманием: мол, зачем нужно вообще заботиться, например, об убийцах? Однако на деле члены ОНК должны не улучшать положение зэков, а следить за тем, чтобы их жизнь на зоне проходила строго в рамках закона. Правозащитники уверены: это нужно в интересах самого общества.
Почти все люди, находящиеся в местах заключения, рано или поздно выйдут на свободу и будут жить рядом с нами. От того, какими они станут после отбытия наказания, зависит наша с вами безопасность
Человек, подвергшийся пыткам и насилию за решеткой, почти наверняка выйдет на свободу со сломленной психикой и готовым к совершению новых, порой еще более тяжких преступлений. По данным Генпрокуратуры России, в 2019 году более половины преступлений — 618 тысяч из 1,1 миллиона — совершили те, кто ранее уже нарушал закон.
Фото: Алексей Филиппов / ТАСС
Впрочем, правозащитники не скрывают, что порой жалобы заключенных оказываются выдуманными — зэки просто пытаются использовать ОНК как рычаг давления на тюремную администрацию. Но куда чаще комиссии становятся единственным инструментом для защиты прав как осужденных, так и арестантов в СИЗО, чья вина еще и вовсе не доказана.
К нам приходило обращение от женщины, у которой сын в СИЗО. Он до задержания носил брекеты, а в СИЗО зубы стали разрушаться. Кабинет стоматолога там был, а врача не было. В какой-то момент из-за боли он уже не мог есть
Доступность медицинской помощи, в частности стоматологической, в СИЗО до сих пор остается серьезной проблемой, уверен бывший оперативник МВД, пожелавший сохранить анонимность. Он сам был осужден и часть срока отбывал наказание в тюремной больнице имени доктора Федора Гааза (Санкт-Петербург).
«Проблемы с зубами за решеткой — та ситуация, которую можно приравнять к пыткам. Острая не проходящая боль, от которой хочется лезть на стенку. Если у человека приступ, аппендицит — ему вызовут скорую и доставят в больницу. Здесь же остается только ждать», — говорит собеседник «Ленты.ру».
Именно в таких случаях и возникает необходимость в независимых наблюдателях, которые бы могли выступать посредниками между заключенными, их адвокатами и надзирателями ФСИН. И эту роль в 2008 году взяли на себя члены ОНК.
Надзор по-английски
Работа над документом, который закрепил бы общественное наблюдение за местами лишения свободы, в России началась еще в конце 1990-х годов, а принят законопроект был лишь в 2008 году. Одним из его авторов был правозащитник Валерий Борщев.
Как депутат Госдумы я был в Англии, где встретился с министром внутренних дел и узнал, что у них при каждой тюрьме существуют советы визитеров. Это небольшие группы, 5-10 человек, у которых есть ключи, и они свободно заходят в камеры, общаются с людьми, проверяют условия. С этой идеей я вернулся в Москву и собрал рабочую группу
Уже в 1999 году законопроект был представлен в Госдуму. В изначальной версии документа комиссия имела федеральный статус, то есть наблюдатели могли приезжать по сигналу в любое исправительное учреждение России. В Совете Федерации от этого отказались, настояв на создании отдельных комиссий в каждом регионе.
Незадолго до предполагаемой даты принятия закона, в него была внесена еще одна ключевая поправка. Авторы законопроекта предполагали, что подбором кандидатов в комиссию займется уполномоченный по правам человека.
Тем не менее, когда «причесанному» документу наконец дали зеленый свет, правозащитники были готовы. Фонд «Социальное партнерство», участвовавший в работе над проектом, создал школу общественного инспектора, где обучились 450 человек. Они, по словам Борщева, и стали основой первого состава ОНК.
«Условия в камерах были невыносимыми»
Одно из самых громких дел, которое удалось расследовать первым наблюдателям московской ОНК — смерть юриста фонда Hermitage Capital Сергея Магнитского. По версии следствия, Магнитский и основатель фонда Уильям Браудер организовали схему ухода от налогов через компании «Дальняя степь» и «Сатурн инвестментс», которыми управлял Hermitage Capital.
Магнитского арестовали в 2008 году, а в 2009-м он умер в московском СИЗО «Матросская Тишина». После этого США приняли «закон Магнитского», который подразумевает санкции для россиян, предположительно, причастных к смерти юриста и к нарушению прав человека.
Надгробие на могиле Сергея Магнитского
Между тем группа из шести членов московской ОНК пришла в СИЗО уже на второй день после смерти Магнитского — 17 ноября 2009 года. Вскоре правозащитники нашли множество расхождений в показаниях сотрудников изоляторов, где содержали юриста, — до «Матросской Тишины» Магнитский находился в Бутырском СИЗО.
Он сам и его адвокаты отправили более 450 жалоб — в них говорилось, что с ведома следствия ему создавались невыносимые условия содержания и не передавались лекарства, которые приносила мать Магнитского.
Мы обошли камеры в "Бутырке", где он [Магнитский] сидел, — условия были невыносимые. У меня на руках были жалобы Магнитского, которые передал адвокат, а в журнале не было зарегистрировано ни одной. Он был переписан начисто, одной рукой
Проверили члены ОНК и больницу «Матросской Тишины», куда Магнитского перевели лишь после того, как состояние его здоровья стало критическим. Врач Александра Гаусс заявила, что во время осмотра у заключенного начался острый приступ психоза — он схватил кушетку в камере и стал бить ей о прутья решетки, крича, что его хотят убить.
Такую версию Гаусс впоследствии изложила и на суде, но в ОНК в правдоподобности истории усомнились.
Я сказал Гаусс, что, во-первых, кушетка должна быть прикреплена к полу, а, во-вторых, даже если она по каким-то причинам не была зафиксирована, то она тяжелая и размахивать ей в метровой камере невозможно. Тогда она сказала, что Магнитский просто приподнял кушетку и стукнул ей по полу
Уже вечером в день смерти Магнитского врачи констатировали, что ее причиной стал панкреонекроз. Позже эксперты неожиданно заявили, что арестованный умер от сердечного приступа. Как бы то ни было, в роковой день 16 ноября Магнитский не был госпитализирован.
СИЗО «Матросская Тишина»
Фото: Андрей Стенин / РИА Новости
По данным правозащитников, его сковали наручниками, посадили в сборное помещение и лишь после этого вызвали скорую помощь. К моменту, когда медики смогли попасть к пациенту, Магнитский уже был мертв. У следствия другая версия: как только Сергею стало плохо, его отнесли в палату и провели реанимационные мероприятия, но спасти арестанта не удалось.
Мне удалось поговорить с врачами скорой. Их не пускали к Магнитскому 50 минут. Когда врач Корнилов наконец пришел в камеру — на полу лежал мертвый Магнитский, под ним была лужа мочи, а рядом валялись наручники. Врачи зафиксировали время и место смерти. Все это я занес в акт комиссии
По итогам проверки было возбуждено несколько уголовных дел. Правда, наказание ни один из фигурантов не понес. Лечащего врача Магнитского в тюрьме Ларису Литвинову обвиняли в причинении смерти по неосторожности, однако от отбытия наказания ее освободили за истечением срока давности по делу.
Бывшего заместителя начальника СИЗО «Бутырка» Дмитрия Кратова обвиняли в халатности, повлекшей смерть по неосторожности, но суд его оправдал.
Правда, понравилось это не всем: уже в следующий состав комиссии не попала значительная часть активных правозащитников. Из московского ОНК пытались исключить и Валерия Борщева — со второй попытки это удалось.
«На местах сидят генералы, замешанные в грязных делах»
Обновление комиссий вызвало недоумение не только в Москве. Из-за жесткой системы фильтрации многие региональные ОНК получились очень малочисленными: на Курскую область, где 11 мест принудительного содержания, приходится всего пять общественных наблюдателей.
А в Якутии проверкой стольких же учреждений, причем разбросанных на тысячи километров, занимаются четыре человека, хотя по закону в состав комиссии должны входить минимум пять. И главное, с 2016 года большинство руководящих позиций в ОНК заняли люди, напрямую связанные со ФСИН.
Сейчас в ОНК остались подментованные, приведенные силовиками люди. Они составляют большинство и создают видимость правозащитной работы. Когда поступают сообщения о пытках, избиениях — даже прокуратуре нужно время, чтобы разобраться, а эти — сразу на выходе говорят, что все всем довольны
Такую же тенденцию отметил и Алексей Селезень в Ростовской области. «Новый состав ОНК начал работать в декабре. У меня осталась связь с заключенными — они говорят, что членов комиссии еще даже в глаза не видели, не говоря уже о какой-то помощи от них», — отмечает правозащитник.
Фото: Гурин Владимир / ТАСС
Между тем на некоторых членов ОНК прямо давили ради того, чтобы они сами покидали свои посты. С этим не понаслышке знаком бывший член комиссии Московской области, не пожелавший раскрывать свое имя. По его словам, работа ОНК в нынешнем виде «абсолютно неэффективна».
Меня травили, мне угрожали, меня пытались исключить из ОНК. В следующий состав я сам не подавал заявление — здоровье у меня одно. Пока идут лишь перетасовки, и на местах сидят генералы, неоднократно замешанные в грязных делах, — уголовно-исправительная система России не превратится из "гулаговской" в правовую
Монополия на помощь
Сегодня по закону посещать места принудительного содержания и контролировать соблюдение закона сотрудниками ФСИН могут и правозащитники, не включенные в ОНК. Но на деле в колонии и СИЗО им пройти крайне сложно. Часто тех, кто не состоит в ОНК, посылают за разрешением в Общественную палату Москвы.
Нам говорят: посылайте обращения, если их утвердят — пустим. Но при чем тут Общественная палата Москвы, когда мы во Владимирской области — вообще не ясно
Но даже если правозащитники, не входящие в ОНК, находят какие-то нарушения, добиться разбирательств по ним оказывается очень нелегко. Пример тому — история из знаменитого «Владимирского Централа».
Летом 2018 года глава организации «Центр помощи иностранным гражданам» Роман Кайфаджян сообщил, что к нему обратились родственники и друзья осужденных. Они рассказали, что уже две недели десятки зэков голодают в знак протеста против пыток. Но правозащитники из ОНК никаких нарушений не нашли.
Фото: Алексей Филиппов / РИА Новости
Что до Москвы, где члены ОНК все еще пытаются полноценно работать, их действия сводят на нет, вольно трактуя положения закона о правозащитных комиссиях.
В СИЗО "Лефортово", например, если заключенные пытаются рассказать о пытках вне стен изолятора — например, на следственных мероприятиях, — то сотрудники сразу говорят, что это обсуждать нельзя. Мол, мы имеем право спрашивать лишь о том, что происходило в стенах СИЗО
В правозащитном сообществе сходятся в одном: сегодня круг ограничений вокруг членов ОНК смыкается все больше, а число опытных правозащитников внутри комиссий становится все меньше. Да и в целом места в ОНК сейчас нередко занимают те, кто искать нарушения за решеткой не намерен вовсе, — а значит, российские заключенные остаются без последней защиты.