Проект евразийской интеграции, стартовавший ровно 20 лет назад, на бумаге выглядел попыткой создать «Евросоюз» для постсоветских стран. И тогда, и сейчас многие — и не без оснований — считали и считают его попыткой Москвы возродить СССР. Однако промежуточный результат выглядит скорее провалом обоих стремлений. Общие слова политиков о достижениях наталкиваются на символический рост экономик и желание членов ЕАЭС защищать только свои, а не общие интересы. «Успехи» объединения иллюстрирует и отсутствие желающих вступить в него. Cтабильности в странах-участницах также достичь не удалось. В Киргизии идет третья по счету революция, в Белоруссии — беспрецедентные по масштабу протесты, а у Армении — открытый военный конфликт. Карго-культ на 180 миллионов человек — в материале «Ленты.ру».
Ну-ка, все вместе
Евразийский экономический союз (ЕАЭС) объединяет пять государств с общим населением 184 миллиона человек и совокупным ВВП по итогам 2019 года почти в два триллиона долларов. Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия и Россия к настоящему времени представляют главный интеграционный проект на постсоветском пространстве. Он вобрал в себя положения прошлых объединений, в аббревиатурах которых (ЕврАзЭС, ТС и ЕАП) путаются и граждане стран ЕАЭС, и СМИ. Но все эти названия — последовательные стадии исполнения одной идеи.
На рубеже веков, 10 октября 2000 года, главы Белоруссии, Казахстана, Киргизии, России и Таджикистана подписали договор об учреждении Евразийского экономического сообщества (ЕврАзЭС). Документ вступил в силу 30 мая 2001 года. Цель объединения, если кратко, — максимально возможная интеграция экономик независимых государств. Конечно, не до советского уровня, где все значимые решения шли из Москвы, но до такого, что повысит в мире вес объединения в целом и каждой страны в частности.
Основными задачами заявлялись: создание для участников будущих соглашений однотипных механизмов регулирования экономики, обеспечение им свободного движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы, отсутствие экономической дискриминации стран. Речь шла о схожих налоговой, тарифной, таможенной, торговой, денежно-кредитной и валютно-финансовой системах. В перспективе были общая экономическая политика и инфраструктура.
Проект выглядел амбициозно и логично, но и десятки лет спустя широкой публике в России, крупнейшей стране региона, он известен скорее на уровне лозунгов. В январе 2019 года опрос ВЦИОМ показал, что только 12 процентов россиян подробно знают, что такое ЕАЭС. Еще 64 процента отвечали, что что-то слышали. При этом 28 процентов хотят видеть его новой формой СССР, 9 процентов — аналогом ЕС, а 39 процентов — объединением с уникальной формой и принципами работы. Лишь половина опрошенных считают, что ЕАЭС занимается развитием торгово-экономического сотрудничества, а треть и четверть говорят об укреплении обороноспособности и совместном противостоянии Западу. В реальности же руководство ЕАЭС и стран-участниц много раз подчеркивали, что в работе объединения отсутствуют политическая, военная и гуманитарно-культурная составляющие, только экономика.
До создания Таможенного союза СМИ в наших странах и за рубежом не проявляли особого интереса к евразийской интеграции, а затем наступил прорыв. Судьбоносные вехи в евразийской интеграции — работу Таможенного союза и создание Единого экономического пространства — стали широко освещать все СМИ
Несмотря на такой упор, экономические успехи ЕАЭС людей не впечатляют. Евразийский банк развития (ЕАБР) с 2012 по 2017 год проводил опрос в рамках проекта «Интеграционный барометр», чтобы оценить отношение граждан постсоветских стран к объединению. В последнем выпуске отмечалось, что за три года работы уровень одобрения ЕАЭС в странах-участницах упал с 75-ти до 65 процентов. Причиной стал рост числа тех, кому объединение безразлично. В первую очередь, отмечалось в докладе, респонденты объясняли свою позицию отсутствием каких-либо положительных изменений.
Смена вывесок
Началу интеграции предшествовал Договор о Таможенном союзе (ТС) и Едином экономическом пространстве (ЕЭП), который Белоруссия, Казахстан, Киргизия и Россия утвердили 26 февраля 1999 года. В нем проговаривались базовые принципы будущего объединения. Сейчас его бы назвали дорожной картой.
С ЕврАзЭС же стартовала работа над внедрением прописанных тогда инициатив. Для руководства объединением учредили Межгосударственный совет ЕврАзЭС. В него входили главы государств и правительств, а принятые им на основании консенсуса решения считались обязательными к исполнению. Позднее орган трансформировался в Высший Евразийский экономический совет (ВЕЭС) с аналогичными функциями. В январе 2006 года к ЕврАзЭС присоединился Узбекистан, но осенью 2008-го приостановил свое членство из-за сомнений в эффективности объединения. После этого республика уже не вела предметных разговоров о возвращении в связанные с ним проекты.
На фоне метаний Ташкента в 2007 году было объявлено о намерении создать на базе ЕврАзЭС Таможенный союз (ТС). В него с 2010 года вошли Белоруссия, Казахстан и Россия — как страны, наиболее продвинувшиеся в деле интеграции и готовые к новому уровню. С середины 2010 года в силу вступил единый Таможенный кодекс трех стран, и исчезли пункты таможенного контроля на границах между ними. В ноябре 2011 года эти три страны приняли Декларацию о евразийской экономической интеграции, подразумевающую введение Единого экономического пространства (ЕАП). Речь шла о создании общего рынка — свободном движении товаров, капиталов, услуг и рабочей силы. С 2012 года межправительственные соглашения вступили в силу. Тогда же заработал главный регулирующий орган — Евразийская экономическая комиссия (ЕЭК), находящаяся в Москве и подчиняющаяся ВЕЭС.
В мае 2014 года пять стран подписали договор о создании Евразийского экономического союза, который должен был прийти на смену распускаемому ЕврАзЭС. От участия в новом объединении отказался Таджикистан, зато, неожиданно для многих, вступила Армения. Момент для такого договора был выбран сложный — смена власти в Киеве, присоединение Крыма и множество предпосылок к началу конфликта на востоке Украины. Эксперты отмечали, что Россия на фоне введения санкций поспешила закрепить экономические, а, как следствие, и политические отношения. Договор вступил в силу с 1 января 2015 года, хотя Киргизия получила статус члена только в августе. Молдавия, как и прежде, осталась наблюдателем. За минувшие пять лет никаких изменений в количестве членов объединения не произошло и не предполагается.
Европейские ценности
Мнение о том, что ЕврАзЭС, Таможенный союз и ЕАЭС — не более чем попытка Москвы восстановить СССР, конечно, имеет под собой основания. Об этом говорит и стремление российского руководства закрепить за самыми влиятельными мировыми игроками сферы влияния, как это было в эпоху холодной войны. Однако инициатором евразийской интеграции еще в 1994 году стал первый президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. А весь опыт его руководства страной доказывает, что поддерживать идею, угрожающую Казахстану утратой независимости, Назарбаев бы не стал. Так, именно Казахстан выступил резко против политической составляющей в договоре о ЕАЭС 2014 года.
Мне хотелось сделать, как в ЕС. Они могут, почему мы не можем. Нам языка другого не надо, мы понимаем друг друга, у нас культурное сообщество есть, исторически общие корни есть, у нас предприятия есть, дополняющие друг друга. Давайте не будем терять это преимущество
Так что ролевой моделью евразийского объединения, по крайней мере декларируемой и открытой, следует признать Евросоюз. Официально Европа объединилась почти 30 лет назад, 7 февраля 1992 года. Это дата подписания Маастрихтского договора, вступившего в силу 1 ноября 1993 года.
Однако в реальности европейской интеграции в нынешнем виде почти 70 лет. Первым шагом в послевоенной Европе стало появление Европейского объединения угля и стали. В него в 1951 году вступили Франция, Западная Германия, Италия и страны Бенилюкса — Бельгия, Нидерланды, Люксембург.
Эти же шесть государств в 1957 году учредили Европейское экономическое сообщество (ЕЭС) и Европейское сообщество по атомной энергии (Евратом). Главным проектом считался ЕЭС — он отвечал за создание таможенного союза и за совместную таможенную политику в отношении третьих стран. В 1965 году подписан так называемый договор слияния, объединивший все три сообщества.
Сходства европейского и евразийского проектов во многом очевидны, даже если не говорить о прямой кальке названий (ЕЭС и ЕАЭС) и декларируемых целях. Например, небольшое количество стран региона, с которых проекты стартовали, — шесть в Европе и пять на постсоветском пространстве. Также в обоих случаях за пределами договоров остался один из экономических лидеров региона — в случае с Европой это Великобритания, а с ЕврАзЭС — Украина.
В первую очередь Европа пыталась договориться о совместных оборонительных и политических объединениях, но пришлось начать с экономики. Аналогично в странах бывшего СНГ Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) заработала лишь через два года после ЕврАзЭС.
Соединение уникального географического положения с редкостными природными, интеллектуальными, научно-техническими, индустриальными и духовными богатствами способно привести к созданию в рамках Евразийского Союза мощного потенциала, равновеликого по своим масштабам Евросоюзу, с блестящими перспективами на процветание
В основе европейской интеграции лежали энергетические проекты — уголь и атомная энергия. Для постсоветского же пространства наиболее важным документом начала работы ЕврАзЭС стало соглашение о совместной разработке топливно-энергетического баланса. В нем говорилось о создании благоприятных условий для межгосударственных поставок этих ресурсов. На самом деле идея полностью оправдана, ведь при разных условиях доступа к энергетике сложно говорить о равных условиях для производства.
Однако одинаковые благие намерения не всегда дают тот же результат. В Европе работа над соглашениями привела к тому, что в 1973 году к ним присоединилась Великобритания. К концу 1980-х годов проект объединил почти весь регион за пределами Восточного блока и Скандинавии. Перспективы евразийской интеграции после 20 лет выглядят туманными, по крайней мере, вступление в ЕАЭС Украины кажется если не фантастикой, то делом далекого будущего.
Карго-культ
Проблемы с результатом можно было предвидеть, ведь за внешним сходством названий, целей и деклараций не принято обсуждать исключительную разницу условий, в которых оказались регионы. Принципы европейской интеграции создавались для конкретных времени и места, видоизменялись и подстраивались под обстоятельства десятки лет. Нельзя сказать, что они плохие, но стартовая позиция Европы резко отличалась от той, где оказались страны СНГ.
Многие ученые, прогнозируя, что XXI век станет веком всестороннего возрождения Евразийского региона, говорят и о «золотом веке» в развитии государств, расположенных вдоль Шелкового пути. И это далеко не безосновательно. Однако для реального воплощения этих целей и повышения благосостояния наших народов необходимы совместные усилия в реализации еще многих крупных национальных и региональных проектов
Для начала объединение Франции, Германии и Италии было лишено опасности приоритета интересов одной страны. В самом деле эти государства сравнимы по количеству населения, у них достаточно развитые экономики, есть выходы к морю и независимые возможности взаимодействия друг с другом.
В отличие от Европы, в ЕАЭС есть очевидный гегемон — по территории, доступу к природным ресурсам и возможности контактов с партнерами. Кроме того, из всех участников ЕврАзЭС, а позднее и ЕАЭС, только у России есть выход к морю (без учета Каспийского), что расширяет торговые возможности. Население России в 3,5 раза больше, чем у всех партнеров вместе взятых, страна обладает и несравнимым с ними военным потенциалом.
Европейская интеграция стартовала как проект стран, сравнимых по уровню жизни населения. Принимать куда менее состоятельные государства в ЕС начали только после десятков лет работы и выхода взаимодействия на очень высокий уровень. И только тогда стало возможным говорить о значимых миграционных потоках. Между тем ЕврАзЭС сразу включал в себя слишком разные по доходам страны — Киргизия и Таджикистан по ВВП на душу населения были беднее России в 6,4 и в 13 раз. Таким образом заявленная свобода трудовой миграции с самого начала означала в первую очередь приток в Россию гастарбайтеров.
С тех пор ситуация принципиально не изменилась. По данным Всемирного банка, в 2015-2018 годах доля переводов мигрантов в ВВП Киргизии составляла порядка одной трети, в Таджикистане — 13 процентов, в Армении — 11 процентов. Основной отток населения приходится на Россию. Это 50-60 процентов отъездов из Армении и 75-85 процентов — из Киргизии и Таджикистана.
Из Белоруссии на заработки к партнеру по Союзному государству выехали около миллиона человек — почти четверть трудоспособного населения, по оценке члена Глобальной ассоциации экспертов по миграционной политике (GMPA) Ирины Ивахнюк. Эксперты ВБ сравнили проблему миграции в ЕАЭС с голландской болезнью — ситуацией взрывного роста в отдельном секторе, который укрепляет валюту и дает негативный эффект для экономики в целом. Чаще всего эффект связан с добычей полезных ископаемых, так что к России тот же термин применяют в связи с зависимостью бюджета от нефти и газа.
Эта зависимость обозначает и еще одну глубинную разницу между началом европейского объединения и ЕАЭС. Дело в том, что страны Европы изначально были меньше привязаны друг к другу. Так, условный кризис в Италии не привел бы к немедленным аналогичным проблемам во Франции. Что же касается ЕАЭС, то его члены напрямую зависят от положения дел в России, а значит, от цен на нефть и, как показала практика, расположения российского руководства.
Строили-строили
За 20 лет в интеграционном евразийском проекте остались те же пять стран, хотя их список изменился. Число наблюдателей сократилось до одной Молдавии, так что в этом плане рассуждать об успехе ЕАЭС не приходится. Сама по себе интеграция — процесс сложный, в нем очень много деталей. Они позволяют рассуждать о достигнутом прогрессе и оперировать не всегда наглядными цифрами. Однако основной результат работы на виду у всех. Его удобнее разбить на два этапа — до и после образования в 2010 году Таможенного союза.
По ВВП на душу населения в 2000 году Казахстан был на уровне 0,68 от России (1,215 тысячи долларов против 1,787 тысячи), Белоруссия — 0,61, Киргизия — 0,16, Таджикистан — 0,08. В 2010-м у Казахстана отношение выросло до 0,84, у Белоруссии сократилось до 0,56, у Киргизии — до 0,08, у Таджикистана — до 0,07.
Быстрее других в первые десять лет богател Казахстан, хотя до уровня России он не добрался. Остальные страны отставали от партнеров по объединению. При этом Москву и Астану отличали наличие своей нефти и газа, и совпадением такое обстоятельство, конечно, не было. Так что достигнуть сравнимых условий в энергетике — начальное условие европейского объединения — не удалось. И это несмотря на во многом единую, еще советскую инфраструктуру.
Отставать начала даже Белоруссия, которая имела куда более глубокую интеграцию с Россией. Для сравнения, схожая ситуация наблюдалась в кавказских республиках бывшего СССР. В 2000 году Азербайджан, Грузия и Армения были примерно равны по ВВП на душу населения, но в 2010-м Баку, в распоряжении которого были нефть и газ, опережал соседей в два раза.
Экономическую обоснованность ЕврАзЭС ставила под вопрос и ситуация с Украиной. В 2011 году — последнем перед началом настойчивых попыток Москвы сделать Киев участником Таможенного союза — ее торговый оборот с Россией составлял 50,6 миллиарда долларов. У Белоруссии и Казахстана он достигал 39,5 миллиарда и 20,7 миллиарда долларов соответственно. Получается, что из расчета на одного жителя совместный товарооборот двух республик ТС с Россией был в два раза выше, чем у Украины. Однако средний ВВП на душу населения Белоруссии и Казахстана тогда равнялся 9,5 тысячи долларов, а на Украине — только 3,6 тысячи. Другими словами, с поправками на большую бедность Украина в торговле с Россией имела сравнимые со странами ТС показатели.
При этом они были даже более сбалансированы. Российский импорт для Украины составлял порядка 20 миллиардов, а экспорт — 30 миллиардов долларов. Белорусский экспорт в Россию был в 1,7 раза меньше российского импорта, у Казахстана наблюдалась двукратная разница. Обещания скорого экономического роста при вступлении в ТС или ЕврАзЭС наталкивались на факт, что страны объединений, не имеющие своих нефти и газа, только отставали от партнеров.
Радует тот факт, что интерес к нашему Союзу в мире растет. В течение всего года интенсивно прорабатывались вопросы сотрудничества с Китаем, Ираном, Индией, Сингапуром и другими странами. Это, несомненно, расширяет возможности международного вовлечения и повышения роли ЕАЭС на международной арене
Оно того стоило?
В 2010-е годы интеграция проходила под знаком Таможенного союза. Белоруссия, Казахстан и Россия находятся в этих условиях десять лет, а Армения и Киргизия — с 2015 года. Для ТС и ЕАЭС стоит оценивать товарооборот, ведь смысл любых союзов такого толка в усилении торговли друг с другом и расширении рынка.
Успешнее всех оказалась новичок объединения — Армения. В первый год членства товарооборот составлял 1,245 миллиарда долларов, а в 2019-м удвоился — до 2,476 миллиарда. При этом если вначале импорт был почти в четыре раза больше экспорта, теперь разница куда меньше — 2,5 раза. На этом фоне ВВП кавказской республики рос в среднем на 4,7 процента. Впрочем, и этот успех — величина относительная. Если в 2015 году по ВВП на душу населения Армении была в полтора раза богаче Украины (главный противник евразийской интеграции в нынешнем виде), то в 2019-м отрыв сократился до 14 процентов.
Не очень ситуация выглядит для Белоруссии. В 2011 году товарооборот со странами ТС составлял 41 миллиард долларов, а в 2019-м — 37 миллиардов. В 2011 году на Россию приходилось 98 процентов товарооборота, в 2019-м — 97. Фактически торговля с остальными тремя странами для Минска имеет минимальное значение. Впрочем, у той же Армении не лучше — только три процента товарооборота с ЕАЭС в 2019 году пришлось на Белоруссию, Казахстан и Киргизию. У Казахстана аналогичная статистика — 23 миллиарда в 2011 году и 21,7 миллиарда в 2019-м. Из них на Россию приходилось 97 и 93 процента соответственно.
Выбивается из общего ряда наименее обеспеченная Киргизия, которая из стран ЕАЭС граничит только с Казахстаном. Если в 2015 году товарооборот со странами ЕАЭС составлял 2,5 миллиарда долларов, то в 2019-м — 2,75 миллиарда. В ней торговля с Россией составляла 66 процентов в 2015 году и снизилась до 61 процента в 2019-м.
Что касается относительного богатства стран, то за почти десять лет положение дел не слишком изменилось. В 2019 году, по оценкам Всемирного банка, ВВП на душу населения в Казахстане составлял 0,83 от российского уровня (9731 доллар против 11585 долларов), в Белоруссии — 0,57, Армении — 0,39, а Киргизии — 0,11. И уже в эти годы не выйдет оправдать не слишком приятную стабильность общим ростом ВВП. Он остался привязан к состоянию российской экономики, а та с 2014 года на фоне начала конфликта с Украиной и падения цен на нефть расти перестала. Углубление интеграции до ЕАЭС не помогло.
В Евросоюзе в те же сроки динамика складывалась совершенно иная. В 2000 году Польша была беднее Германии (по ВВП на душу населения) в 5,3 раза, в 2010-м — в 3,4 раза, а в 2019-м — в 2,9 раза. С бывшими советскими республиками ситуация аналогичная. Для Латвии цифры равняются 10,9, 4,3 и 2,6; для Литвы — 7,2, 3,5 и 2,4. Так что Латвия начинала XXI век даже с худших позиций по отношению к Германии, чем те, с которых начинала Киргизия по отношению к России. Но с того момента она стала относительно богаче в пять раз.
Мы выпустили доклад о результатах интеграции Армении и Киргизии в ЕАЭС и видим, что эти результаты однозначно говорят об экономических выгодах. В частности, объемы экспорта из этих стран на общее наше пространство выросли значительно, более чем на 30 процентов ежегодно, это очень существенный вклад и стимул для экономического роста в этих странах
В итоге участие в евразийской интеграции за 20 лет принесло выгоду имеющим собственные энергетические ресурсы России и Казахстану, но сделало относительно беднее остальные страны. Создать общие энергетические условия — именно с этого начинала объединяться Европа — не получилось.
Лишь бы не было войны
У ЕврАзЭС и ЕС имеется и еще одно сходство, которое во многом было ключевым. Европейские коллективные договоры прописывали с конкретной и крайне важной целью — избежать новой войны. Автор предложения, министр иностранных дел Франции Роберт Шуман в 1950 году утверждал, что пересечение экономик послужит гарантией того, что война между Францией и Германией будет не только немыслима, но и невозможна по материальным соображениям.
Фото: Александр Тимошенко / «Коммерсантъ»
Для постсоветского пространства середины 1990-х годов — а именно тогда о подобном союзе заговорил Назарбаев, проблема была более чем актуальна. В странах один за другим разгорались ожесточенные внутренние и внешние конфликты. В 1992 году начался приднестровский конфликт, который после вмешательства России заморожен до сих пор. В самой России сепаратистские настроения на Кавказе привели к чеченским войнам.
Сразу после распада СССР стартовала полномасштабная война между Арменией и Азербайджаном за Нагорный Карабах. В Грузии к столкновениям приводила ситуация вокруг Южной Осетии и Абхазии. В Таджикистане всю первую половину 1990-х годов шла гражданская война, на этом фоне лишь чудом не случился открытый конфликт с Узбекистаном. Стороны не могли поделить границу и минировали каждая свою территорию. Подобная же ситуация сложилась на границе Киргизии, Узбекистана и Таджикистана. Добавляла неопределенности внутриполитическая нестабильность во всех новых на карте мира странах.
Так что у руководства стран СНГ были все основания искать любые возможные способы предотвратить войны и вооруженные конфликты. Пример Европы на этом фоне был очень привлекательным. Страны ЕС не сталкивались с радикальными внутриполитическими кризисами, не имели вооруженных конфликтов на своей территории и при этом богатели. Не помешали росту даже войны на территории бывшей Югославии, продолжавшиеся все 1990-е годы.
Сэкономили на экономике
Между тем за схожей риторикой лидеры государств, вероятно, не обратили внимание на главные принципы авторов идеи объединенной Европы — мир через взаимную выгоду. Европейские государства согласились на передачу части экономического суверенитета в наднациональные структуры. Разумеется, им было проще в связи с особенностью политических систем, которые, в отличие от стран ЕврАзЭС, не предполагали фигуры национального лидера.
Для евразийского же проекта экономика изначально оставалась вторичной по отношению к политике, причем ее главы государств по серьезным вопросам координировать были не готовы. Так, Россия вряд ли советовалась с Белоруссией и Казахстаном во время присоединения Крыма. Ни один из партнеров объединения не признал вхождение полуострова в состав России, однако все они пострадали в результате санкций, наложенных на Москву.
Продуктовое эмбарго, которое в одностороннем порядке ввела Москва, создало таможенный парадокс — одна и та же продукция оказалась легальной на одной части единого рынка и нелегальной на другой. Этой ситуацией воспользовалась Белоруссия, резко нарастившая поставки запрещенной в России продукции — сыров, мясных продуктов, апельсинов, кокосов, мидий.
Также Москва продолжает рассматривать энергетику как ключевое геополитическое преимущество и делиться им не намерена. Так было и в начале интеграции, так продолжается и сейчас. Например, какие-либо разговоры о вступлении в ЕАЭС Туркмении вряд ли были возможны на фоне споров по строительству Транскаспийского газопровода по дну Каспийского моря. Маршрут хотел использовать и Казахстан, чтобы пустить свой газ в Европу через Азербайджан, но Россия с прошлого века блокировала проект с помощью споров по статусу Каспия. Настаивала она, что характерно, на экологических проблемах. Противоречия удалось снять только в 2018 году, когда Москва уже активно эксплуатировала «Северный поток» и строила его дублер.
«Газпром», российский экспортный монополист, владеет газовой инфраструктурой трех партнеров по ЕАЭС. Белоруссии на фоне газовой войны второй половины 2000-х годов пришлось продать «Белтрансгаз». За поставки газа в Армению отвечает «Газпром Армения». А «Кыргызгаз» куплен «Газпромом» в 2014 году за символическую цену в 1 доллар США, причем стоимость топлива для населения и предприятий определяет российская компания. Кризис из-за пандемии коронавируса не стал поводом для их снижения.
Транзитные поставки нефти и газа через российскую инфраструктуру выглядят совершенно недопустимыми для Москвы. Украина не раз выражала готовность покупать казахстанский газ, но Астана разрешения не получила. Более того, весной 2020 года в Минске жаловались, что Россия не дает использовать нефтепроводы для поставок из Казахстана, партнера по ЕАЭС.
Не должна страна посильнее создавать для своих предприятий наиболее выгодные условия и торпедировать поставки продукции, допустим, из Белоруссии на российский рынок или казахстанский, или какие-то другие рынки. Коль мы создаем союз, значит, надо продвигаться вперед
Да и желание таких закупок у Белоруссии появилось на фоне налогового маневра, лишавшего республику доступа к дешевой российской нефти. В Москве объясняли, что изменить ситуацию с энергоресурсами можно будет разве что с помощью более глубокой интеграции. То есть политический фактор вновь оказался важнее единых экономических условий.
Так себе история
Комментарии по поводу 20-летия евразийской интеграции от официальных лиц, конечно, окажутся позитивными, ведь статистика позволяет высветить массу успехов. Например, Таможенный кодекс от 2018 года позволил вдвое сократить сроки таможенных операций и в шесть раз — сроки выпуска товаров.
Однако фон для юбилея выглядит символичным. Речь идет об угрозе новых санкций против России, третьей по счету киргизской революции, беспрецедентных протестах против Александра Лукашенко в Белоруссии и новой войне Армении и Азербайджана за Нагорный Карабах.
Каждое из этих обстоятельств способно ударить по отдельной стране и всему ЕАЭС, и каждое связано только с политикой. Спустя 20 лет развития никто не в состоянии гарантировать экономических условий, а значит, инвестиции в объединение остаются рискованным делом. Попытка достичь стабильности за счет экономики не принесла результата.
Старт перемен, которые принесут заметную выгоду всем участникам интеграции и привлекут новых членов, невозможен без желания России. Только у нее достаточно влияния и средств, чтобы запустить этот процесс в том виде, в котором его представляет президент страны Владимир Путин.
По сути речь идет о превращении интеграции в понятный, привлекательный для граждан и бизнеса, устойчивый и долгосрочный проект, не зависящий от перепадов текущей политической и любой иной конъюнктуры
Однако отношение Москвы к ЕАЭС может проиллюстрировать фигура экономиста Сергея Глазьева. В свое время он был заместителем генсека ЕврАзЭС, позднее — советником президента по вопросам евразийской интеграции. Именно он отвечал за уговоры Киева вступить в ТС, которые закончились Майданом. В прошлом месяце, уже на должности министра по основным направлениям интеграции и макроэкономике ЕЭК, Глазьев поддержал «Новую хронологию» — так называется лженаучная версия мировой истории, в которой Россия названа центром и источником всех мировых цивилизаций.
Для постсоветских стран вопросы собственной истории достаточно болезненны и напрямую связаны с независимостью. Сложно отделаться от мысли, что фигура с такими взглядами выглядит неуважением к партнерам по ЕАЭС и не увеличивает уровень доверия. Без последнего же любая интеграция обречена на провал — страны продолжат защищать исключительно свои интересы, искать выгоду в проблемах партнеров и смотреть в сторону других стран и проектов.