Каннский фестиваль продолжается во Франции: в основном конкурсе пока самое сильное впечатление удалось произвести 82-летнему голландскому провокатору Полу Верховену, снявшему упоительный портрет культовой монахини-лесбиянки XVII века. А во второй по значимости программе «Особый взгляд» прошли премьеры сразу двух новых российских фильмов. Денис Рузаев рассказывает об этих трех картинах.
Когда монахиня Бенедетта (Виржини Эфира) была малышкой, то могла одним призывом к Непорочной деве поставить на место зарвавшихся вояк-вымогателей — стоило скрестить руки, и из ближайшего дерева вылетала птичка, чтобы немедленно испражниться прямо на лицо самому страшному из агрессоров. Когда Бенедетта позврослела и умом, и, что Пол Верховен в своем «Искушении» подчеркнет не раз, телом, то разговаривать научилась уже с Христом: может, женский монастырь в Пеше и носит имя Матери Божией, но разве не за Иисуса монахини выходят замуж? Диалог складывался интенсивный — вплоть до ночных видений где-то на грани между кошмаром и оргазмом и, что особенно оценили в верхушке церковной иерархии, уже в 30 лет сделавшей Бенедетту аббатисой, стигмат. Но и не только их: Христос велел своей слуге открыться любви божественной во всех ее проявлениях, и она последовала зову. В объятиях юной послушницы Бартоломеи (Дафна Патакия), до попадания в монастырь уже познавшей утехи плоти усилиями родных отца и братьев.
Кадр: фильм «Искушение»
Бенедетта Карлини, удивительной жизни которой посвящен новый фильм Пола Верховена, была личностью исторической — благодаря скандальной для своего времени связи с Бартоломеей, впоследствии ставшей еще и культовой фигурой в ЛГБТК-среде. Верховен, интересовавшийся парадоксами сексуальности более-менее всю карьеру, от «Турецких сладостей» до недавнего «Она», через «Основной инстинкт» и «Шоугелз», постельную жизнь этой монахини снимает, конечно, с фирменной беззастенчивостью (и не менее знаковым юмором), которая вдобавок вступает в интересный контрапункт с нарочито кондовой историчностью, напоминающей, причем в хорошем смысле, даже не предыдущий опыт голландца со средневековым материалом «Плоть и кровь», а чуть ли не советские упражнения в костюмном кино. Аккуратно выглажены рясы монашек, и непротивно отдают олдскульной павильонной съемкой интерьеры, стратегически разложены по итальянским мостовым гниющие чумные, то тут, то там скрипит потертое седло.
Куда неожиданнее то, что Верховена — и вот это уже, кажется, впервые в карьере (сравнить с той же «Плотью и кровью», где вообще-то тоже перехлестов сексуальности с большой историей хватало) — при этом всерьез интересует и второй ключевой аспект личности Бенедетты, а именно святость. Более того, он даже не думает ставить ее под вопрос, вполне внятно выводя через фигуру своей героини логичный и многовековой вопрос о том, насколько на самом деле с учением Христа увязывается идея греховности плотских удовольствий (развитая церковью вслед за исканиями Августина Блаженного), а затем раз за разом предпочитая ответить на него вполне себе площадной и надо заметить почти всегда смешной остротой. Еще интереснее, как Верховен предпочитает изображать мистические видения Бенедетты — почти всегда демонстративно китчевыми, гротескными галлюцинациями, которые одновременно сбивают пафос с религиозной риторики и в то же время набивают цену инструментарию режиссера. То есть кинематографу, аппарат которого, как и в случае ранних чудес Бенедетты, тоже вообще-то обещает спектакулярный вылет птички. Которая может, в свою очередь, и спеть, и испражниться — и в случае «Искушения» эффектно делает и то, и другое одновременно.
Российскому кино до таких высоких материй пока далеко — причем речь в данном случае совсем не о качестве, а о тематическом диапазоне
Подчеркнуто приземленно «Дело», новый фильм Алексея Германа-младшего, недвусмысленно отсылающий к недавнему процессу над коллегой режиссера Кириллом Серебренниковым. Провинциальный филолог, специалист по поэзии Серебряного века Давид (Мераб Нинидзе), растерянно свыкается с реалиями домашнего ареста. Всего-то стоило выложить в соцсети карикатуру на заворовавшегося мэра, на этом рисунке сношающегося со страусом! Тем не менее градоначальник смертельно обиделся, и теперь уже Давиду шьют дело о расхищении стульев в рамках подготовки научной конференции по Пушкину. Бывшая жена (Анастасия Мельникова), медсестра (Светлана Ходченкова), интеллигентный следователь (Александр Паль), все просят профессора признаться — так будет проще, отделается условкой. Мать (Роза Хайруллина) и адвокат (Анна Михалкова) просто разводят руками от наивности героя. Сам же он, впрочем, твердо намерен не только отстоять честное имя, но и вывести на чистую воду реальных жуликов во власти, как бы громко подкупленные активисты ни кричали под его окнами «Профессор — вор!» И как бы больно ни отбивали почки время от времени наведывающиеся к нему люди с лицами натуральных урок.
Кадр: фильм «Дело»
С таким сюжетом не может не вспомниться «Левиафан» (пусть и экстра-лайт в данном случае), но еще сильнее мягкостью подхода и героя «Дело» напоминает победившего несколько лет назад в той же каннской секции «Особый взгляд» «Принципиального человека» иранца Мохаммада Расулофа — впоследствии, к слову, дождавшегося от власти и своей судимости. Другое дело, что даже на этом фоне Герман подчеркнуто незлобив — на уровне не идей, вполне четко высказанных, но поступков, право на которые он своему персонажу так и не дает, оставляя его болтаться на слабых, но все же временами непредсказуемых волнах отношений русского человека с властью. Что ж, так, наверное, реалистичнее — другое дело, что это ведет к тому, что и его кино в итоге остается скованным, как четырьмя стенами, в которых мается арестованный герой, так и ограниченностью воображения. Да, все, что остается несчастному Давиду — искать себе опору в строчках Мандельштама. Но разве это значит, что и его создатель обязан также заговаривать русский мир мертвеющим на глазах текстом, малоэффективной надеждой на слова и стоящими за ними абстракциями? Кино все-таки вполне способно — при любом сюжете — освобождать. «Делу» же так и не удается хоть на минуту вырваться из духоты своей коллизии.
К свободе стремится и живущая в Северной Осетии Ада, героиня фильма Киры Коваленко «Разжимая кулаки», также показанного в «Особом взгляде». В данном случае — свободе не только от властного в своей чрезмерной опеке отца, но и от страданий собственного тела, по которому когда-то прошелся один из самых страшных кошмаров в истории современной России (какой — нетрудно догадаться, еще раз обратив внимание на регион, где происходит действие). Аде нужна операция. Отец не хочет, чтобы ее снова кромсали врачи. Тем временем на день рождения родителя возвращается из Ростова старший брат Аким, и с его приездом совпадает новый, особенно взвинченный кризис как во взрослении Ады, так и в состоянии здоровья их отца (тоже незавидном). Прячутся паспорта, и повисают в воздухе мольбы, побеги совершаются и сворачиваются на половине даже не пути, но оборота. Подобно окружающим эту драму горам Кавказа, которые все никак не желают расступаться, трещат по швам, но все-таки не гнутся патриархальные устои.
Кадр: фильм «Разжимая кулаки»
Коваленко — выпускница той же нальчикской мастерской Александра Сокурова, которая открыла миру Кантемира Балагова, и «Разжимая кулаки» как местом действия (пусть здесь речь и о Северной Осетии, а не о Кабардино-Балкарии), так и, прежде всего, сюжетом как будто напрашивается на сравнения с прекрасным балаговским дебютом «Теснота». Но тем не менее ни на секунду не возникает ощущения повтора — как минимум в силу различий в режиссерской чувствительности между двумя сокуровскими учениками. Там где Балагов привносил завихрениями стиля и цвета в пространство кадра поэзию кино, Коваленко ищет ее в экранном действии — в периферийных, с точки зрения сюжета, отступлениях то на дрифты кавказских юношей на тюнингованных «Ладах», то на невыносимо телесные игры тех же парней в местной купальне (что роднит ее на уровне интереса к телу на киноэкране не только с тем же Сокуровым, но и с Клер Дени, а в плане готовности расширить диапазон авторского взгляда на мир, захватить определяющие этот мир мужские игры — с великими черными режиссерами вроде Чарльза Бернетта или Джибриля Диопа Мамбети).
Именно эта постановочная интонация (или оптика — не обладай это слово немного лишними в контексте разговора о «Кулаках» коннотациями) позволяет фильму Коваленко на символическом уровне все-таки разжать узы сюжета, уклада самой реалистической кинотрадиции. Их трение и сопротивление, нежелание провоцировать в зрителе не только понимание, но и трансгрессию, ощущается почти до самого финала, пока постороннее, как будто бы неоправданное с точки зрения рассказываемой фильмом истории, действие наконец не захватывает и саму героиню, до этого вкопанную в тяжелую кавказскую землю. Причем и этого эффекта Коваленко добивается демонстративным в своей заметности решением — если горы не желают расступаться, то за них это сделает сам кадр, вдруг начинающий рассыпаться на VHS-ную рябь. Мастерская, зрелая режиссура.
Фильм «Искушение» (Benedetta) выходит в российский прокат 7 октября. Даты выхода фильмов «Дело» и «Разжимая кулаки» пока неизвестны