80 лет назад, 14 июля 1941 года, состоялось первое боевое применение бесствольной системы полевой реактивной артиллерии Красной армии. Впоследствии машины, которым дали ласковое прозвище «катюша», воевали на всех фронтах Великой Отечественной, став одним из символов победы советского народа. Почему вражеские солдаты боялись этого оружия, а свои не любили соседства с ним? Как создавались и использовались «катюши»? «Лента.ру» вспоминает ход событий.
В 10 часов утра 14 июля 1941 года семь пусковых установок первой экспериментальной батареи реактивных минометов под командованием капитана Ивана Флерова нанесли удар по скоплению немецких войск в центре смоленского городка Рудня.
Эффект нового оружия был необычен и для своих, и для чужих войск.
Через несколько секунд стрелы реактивных снарядов вдруг исчезли, а там, где находился противник, все загремело, и взметнулись высокие фонтаны разрывов. Трава кое-где сначала задымилась, а затем загорелась.
Приказ на открытие огня отдал лично начальник штаба артиллерии Западного фронта генерал-майор Георгий Кариофилли. Опытный артиллерист остался доволен результатами стрельбы.
Действуя в интересах 20-й армии генерала Павла Курочкина, 16 июля флеровцы накрыли залпом железнодорожную станцию Орша, вызвав грандиозный пожар среди составов и панику в рядах противника, вступившего в город. Через несколько часов удару подверглись немецкие части, переправляющиеся в районе реки Оршицы.
Боевая работа экспериментальной батареи получила высокую оценку. 4 августа 1941-го в докладной записке на имя члена Государственного комитета обороны Георгия Маленкова начальник артиллерии Красной армии генерал Николай Воронов поставил вопрос о более широком применении реактивных установок.
— резюмировал Николай Николаевич.
Грозное оружие, получившее в 1941 году индекс БМ-13 (боевая машина 132-миллиметровых снарядов), стало плодом усилий многих ученых и конструкторов.
В 1916 году российский ученый-артиллерист Иван Граве усовершенствовал бездымный порох французского изобретателя Поля Вьеля, предложив свой вариант — желатиновый, или коллоидный, порох. На его основе Иван Платонович предложил вооружать русскую армию боевыми ракетами, которые крепились бы на переносных станках с подъемным механизмом. Однако шла Первая мировая война, и новинка, на разработку которой требовалось значительное время, не заинтересовала Главное артиллерийское управление императорской армии.
Граве дослужился до генерал-майора РККА и получил в 1942 году за свои труды Сталинскую премию первой степени.
На основе изобретенного им вида пороха с начала 20-х годов исследователи из Газодинамической лаборатории Николай Тихомиров и Владимир Артемьев вели разработку РС. Основатель лаборатории Николай Иванович Тихомиров до революции тоже безрезультатно предлагал свои изобретения. В частности, «самодвижущиеся мины» на реактивной тяге для стрельбы на суше и на море.
3 марта 1928 года на одном из полигонов Ленинграда удалось осуществить первый пуск ракеты на бездымном порохе. Это был прообраз снарядов для будущих «катюш». После этого военные заинтересовались разработками, которые в дальнейшем происходили под их покровительством.
В помощь ученым был направлен целый ряд молодых и перспективных исследователей из числа артиллеристов. В том числе Иван Клейменов, Георгий Лангемак, Борис Петровский. В ряды сотрудников вливались и гражданские специалисты, как, например, Валентин Глушко, ставший впоследствии одним из пионеров советской ракетно-космической техники.
В сентябре 1933 года энтузиаст ракетного оружия, заместитель председателя Реввоенсовета СССР Михаил Тухачевский санкционировал создание новой организации. Ее назвали Реактивным научно-исследовательским институтом (с 1937-го НИИ-3 наркомата оборонной промышленности).
Директором назначили военинженера первого ранга Клейменова, его заместителем стал дивинженер Сергей Королев — один из будущих основателей советской космонавтики. На этом посту Сергея Павловича вскоре сменил Лангемак.
В РНИИ разрабатывали двигатели и снаряды на твердом и жидком топливе, а также крылатые ракеты. Работы велись в основном для авиации — как наиболее перспективной на тот момент области применения реактивных снарядов.
В конце 1937 года на вооружение Красной армии были приняты 82-миллиметровые реактивные снаряды, а через год и 132-миллиметровые РС. Полный вес первого изделия составлял почти семь килограммов при максимальной дальности полета в 6,2 километра, второго — 23 килограмма и 7,1 километра.
Боевое применение произошло в ходе локальной войны с Японией на реке Халхин-Гол. 20 августа 1939 года пять советских истребителей под командованием капитана Николая Звонарева по сигналу командира одновременно выстрелили РС-82 и с расстояния в километр сбили два вражеских самолета.
РС-132 дебютировали в ходе Советско-финской войны 1939-1940 годов. Ими оснащались фронтовые бомбардировщики СБ, которые обстреливали наземные цели. По итогам двух военных кампаний было решено, что куда перспективнее применять реактивные снаряды не столько в воздухе, сколько на земле.
Практический вывод подкреплялся теорией. В изданной в декабре 1935 года книге «Ракеты: их устройство и применение» под редакцией Глушко и Лангемака говорилось, что артиллерия ближнего боя, как и дальнобойная, испытывает ряд затруднений.
— констатировали авторы.
Они предлагали активнее насыщать Красную армию ракетами, которые не нуждаются в обычных пушках и могут устанавливаться не только на самолетах, но и на кораблях, автомобилях, танках, бронепоездах. Подчеркивалось, что легкость и мобильность ракетных орудий в будущих войнах сделает их незаменимым оружием для небольших стрелковых подразделений пехоты, для которых они составят мощную артиллерию сопровождения.
Перед самой войной в НИИ-3 был разработан тот вариант, который и стал «катюшей». БМ-13 являлась компактной, но вместе с тем эффективной установкой. 16 РС, находящиеся в пакете из восьми пятиметровых стальных двутавровых балок, крепились на трехосном шасси четырехтонного грузовика повышенной проходимости ЗИС-6.
Стекла кабины закрывались броневыми откидными щитами. Командир боевой машины управлял огнем с помощью пульта управления. Агрегат представлял собой небольшой прямоугольный ящик с вертушкой, напоминающей диск телефонного аппарата. На рукоятке для проворачивания диска имелось 16 номеров — по числу РС.
При одном повороте через электропроводку подавался импульс в пиропатрон, помещенный в передней части ракетной камеры снаряда, после чего реактивный заряд воспламенялся, и происходил выстрел. Темп стрельбы зависел от скорости, с которой командир или наводчик вращал рукоятку. Все 16 снарядов могли быть выпущены за 8-10 секунд.
Дальнейшим развитием РС-82 и РС-132 стали реактивные снаряды М-8 и М-13, чья дальность несколько увеличилась — до восьми с небольшим километров. Они были предназначены для бесствольной артиллерии.
До войны в судьбе ряда разработчиков «катюши» произошли драматические события. В 1937 году по обвинению в организации военного заговора с целью захвата власти были расстреляны маршал Тухачевский и ряд советских военачальников. Тень подозрения легла и на его научно-исследовательское детище.
Повода долго искать не пришлось. В том же году начальник отдела РНИИ Андрей Костиков написал письмо на имя наркома внутренних дел Николая Ежова. Он обвинил ряд сотрудников института во вредительстве, в том числе Клейменова, Лангемака и Глушко. Сигнализировал Костиков и в другие инстанции, например, партийные, утверждая, что «методы руководства работой и вся наша система направлены на заниженные темпы в работе и на неправильное ориентирование».
В институте начались чистки. Были арестованы в числе прочих Клейменов, Лангемак, Глушко, Королев, которые на допросах подвергались зверским избиениям. От них требовали признательных показаний в том, что они состояли в антисоветской организации и занимались подрывной работой в оборонной промышленности. После этого Клейменов и Лангемак были расстреляны, а Глушко и Королев провели всю войну в так называемых «шарашках» — конструкторских бюро тюремного типа, подчиненных НКВД СССР.
Костиков же стал главным инженером НИИ-3, развив на посту бурную деятельность. 19 февраля 1940 года он вместе с коллегой по институту Иваном Гваем и представителем Главного артиллерийского управления Красной армии Василием Аборенковым получил авторское свидетельство под номером 3338 о том, что является разработчиком механизированной установки для стрельбы ракетными снарядами различных калибров.
Новоявленный «папаша» активно пропагандировал изобретение. Его усилия не пропали даром. 17 июня 1941 года на Софринском артиллерийском полигоне состоялась демонстрация возможностей БМ-13 политическому и военному руководству страны. По итогам стрельб за день до начала войны, 21 июня, Сталин принял решение о серийном производстве нового вида оружия. В июле 1941-го Костиков был удостоен звания Героя Социалистического Труда, а Гвай и Аборенков награждены орденами Ленина.
В 1942 году Костикова назначили директором НИИ-3, а в 1944-м Фортуна отвернулась от него. Он был снят с должности и почти на год арестован по обвинению в обмане правительства в ходе работы над жидкостным ракетным двигателем для самолетов. Проект был признан нереальным и в виду этого прекращен.
Следствие также установило, что ни Костиков, ни Гвай, ни Аборенков не имели никакого отношения к разработке «катюш» и снарядов к ним. Что касается репрессированных коллег по институту, то их реабилитация произошла уже после смерти Сталина.
Отдельная экспериментальная батарея реактивных минометов была создана в первые дни войны. По предложению начальника Военной артиллерийской академии имени Ф.Э. Дзержинского Леонида Говорова ее командиром был назначен слушатель командного факультета капитан Иван Флеров.
Иван Андреевич считался одним из лучших артиллеристов Красной армии. За отличия при прорыве линии Маннергейма и в боях у озера Саунаярви в ходе Советско-финской войны его наградили орденом Красной Звезды. 36-летний офицер энергично приступил к сколачиванию подразделения, и вечером 3 июля 1941 года колонна из 44 грузовиков потянулась из Москвы на запад.
Помимо семи установок в составе батареи двигалась 152-миллиметровая гаубица, которую взяли в качестве пристрелочного орудия. Тридцать автомашин везли снаряды и патроны, в кабинах и кузовах остальных на фронт ехал личный состав. 170 человек должны были проверить то, над чем годами работали инженеры и конструкторы.
Секретность была строжайшей, и внешне закрытые брезентом установки напоминали что угодно, но только не ракетную батарею. Даже командование Западным фронтом толком не знало, что за странная часть к ним направляется.
Удачный дебют флеровцев дал дорогу другим экспериментальным батареям. Например, лейтенанта Александра Куна или старшего лейтенанта Петра Дегтярева. 3 августа 1941 года дегтяревцы нанесли свой первый удар по наступающим нацистам под Ленинградом.
В августе началось формирование первых дивизионов и полков, командирами которых назначались лучшие представители частей ствольной артиллерии. Формирование происходило в лагерях Первого Московского Краснознаменного артиллерийского училища имени Л. Б. Красина. Руководил процессом начальник училища полковник Юрий Бажанов. Важность происходящего подчеркивалась присутствием комиссии Центрального Комитета партии.
Рядовой состав набирался в основном из числа жителей столицы и Московской области.
В каждом полку имелось по четыре дивизиона, вооруженных 36 установками БМ-13, плюс зенитный дивизион. Личный состав насчитывал более 1400 бойцов и командиров. Один дивизион залпом мог выстреливать сразу 192 РС, что приравнивалось к одновременному удару сразу двенадцати тяжелых гаубичных полков калибра 152-миллиметра. Реактивный полк одновременно выстреливал 576 снарядов. Это была сокрушительная сила.
В сентябре 1941 года новые подразделения получили наименование гвардейских минометных частей. Слово «гвардия» подчеркивало их элитный, особый характер, а «минометные» было неточным.
К тому времени установки залпового реактивного огня получили в войсках прозвище «катюша». Происхождение названия точно не известно.
По одной из версий, батарея Флерова стреляла по Рудне с высокого холма, и восхищенные бойцы вспомнили популярную песню Матвея Блантера на слова Михаила Исаковского: «Выходила на берег Катюша, на высокий берег, на крутой».
По другой, женское имя мог дать индекс «К» на корпусе установок, которые выпускались воронежским заводом имени Коминтерна.
Немецкие солдаты, в свою очередь, прозвали их «сталинскими органами» за характерный звук при стрельбе. Те, кто попадал под удар УЗРО и оставался в живых, запомнили этот момент навсегда.
— писал снайпер Бауэр Гюнтер. По его словам, даже волчий вой, который нагонял тоску и вызывал дурные предчувствия, переносился легче, чем завывание «сталинских органов».
Допросы пленных показали, что среди солдат вермахта были нередки случаи, когда они сходили с ума, побывав под огнем советских реактивных установок.
ГМЧ выводились из подчинения Главного артиллерийского управления РККА, и для их руководства был учрежден пост командующего гвардейскими минометными частями. На эту должность назначили Василия Аборенкова как человека, имеющего отношение к данному оружию. Он получил одновременно статус заместителя наркома обороны. То есть, самого Сталина.
В апреле 1943-го для улучшения взаимодействия между ствольной и реактивной артиллериями ГМЧ подчинили Воронову. К тому времени они состояли уже из бригад и дивизий.
Судьба же ряда первых отдельных батарей сложилась трагически. В Вяземском котле в октябре 1941-го погиб личный состав старшего лейтенанта Евгения Черкасова и лейтенанта Степана Шуктомова. При этом две установки вместе с боеприпасами попали в руки к немцам.
Там же сложил свою голову и Иван Флеров. Последний бой его батарейцы приняли утром 6 октября 1941 года в районе деревни Богатыри Угранского района Смоленской области. На месте гибели Иван Андреевич и был похоронен — в 60-х годах, когда поисковики обнаружили его останки. В 1963 году отважный командир был посмертно удостоен ордена Отечественной войны первой степени, а в 1995 году ему присвоили звание Героя Российской Федерации. Из 170 флеровцев к своим вышли только 46.
Изучив попавшие к ним БМ-13, немцы остались к ним в целом равнодушными. У них были свои реактивные установки Nebelwerfer 41 («метатель тумана»), созданные на основе противотанковой пушки Pak 35/36. Их боевое применение произошло при штурме Брестской крепости в июне 1941 года, по которой было выпущено почти три тысячи реактивных фугасных снарядов.
В отличие от мобильной «катюши», стрельба из которой производилась прямо из автомашины, немецкие туманометы перевозились с помощью полугусеничного тягача. В боевом положении установка отцеплялась, станины разводились, после чего расчет производил залп.
Наши солдаты окрестили их «ванюшами», «скрипухами» или «ишаками» — за узнаваемый звук в полете.
Они били из шести 158,5-миллиметровых стволов 35-килограммовыми снарядами на расстояние до почти семи километров. Позднее добавилась более мощная Nebelwerfer 42, в которой залп производился пятью 113-килограммовыми снарядами. Немецкие РСы по сравнению с советскими имели лучшую кучность, но меньшее поджигающее и травматическое воздействие, а также дальность. Из-за низкой мобильности установки были уязвимы для советской авиации.
В первой половине войны, когда враг наступал и имел на решающих направлениях преимущество в живой силе и технике, «катюши» зачастую были единственным средством сорвать неприятельскую атаку. Командиры полков и дивизионов старались бить по немецким колоннам, а также по изготовившемся к атаке германским пехотным подразделениям. Или по их резервам.
Так, например, в ходе городских боев за Сталинград полк полковника Ерохина был поистине палочкой-выручалочкой для командующего 62-й армии генерала Василия Чуйкова.
Хорошо работали УЗРО против артиллерийских и минометных батарей, а вот против окопавшегося противника и его танков эффективность сильно снижалась.
Вести огонь прямой наводкой было весьма трудно, поскольку большое рассеивание РСов не позволяло бить по целям ближе 700 метров от позиций своих войск. В силу этого наблюдательные пункты ГМЧ располагались как можно ближе к переднему краю, чтобы точно знать расположение врага.
Впрочем, на фронте случалось всякое. В ходе Московского сражения 11 ноября 1941 года дивизион под командованием капитана Сергея Кирсанова не только поддержал атаку своей пехоты, но и подбил 17 танков.
В конце июля 1942 года за два дня боев 269-й дивизион 49-го минометного гвардейского полка уничтожил на ростовском направлении 15 германских танков. 31 августа 1943 года в ходе отражения контрудара нацистов на донбасском направлении бойцы 23-го гвардейского минометного полка под командованием майора Тимофея Шанкина сожгли восемь вражеских бронемашин.
Еще одним из недостатков «катюш» было то, что при стрельбе из-за огненных трасс РС и дыма на позициях противник с большого расстояния засекал расположение батарей и дивизионов. Как правило, тут же в воздух поднимались бомбардировщики или истребители с крестами на крыльях, которые наносили удар по огневым позициям ракетчиков. Нередко открывала огонь и дальнобойная артиллерия нацистов.
Обычно подразделения ГМЧ, выстрелив, тут же уезжали на выжидательные позиции, где укрывались и пополнялись боеприпасами. Следующий залп рекомендовалось давать в другом месте. Из-за немецких обстрелов бойцы других подразделений испытывали смешанные чувства от соседства с «катюшами». С одной стороны, их радовала мощь огня ракетчиков. С другой, они ворчали, что те уедут, а расплачиваться за демаскировку придется им.
Впоследствии во время наступления гвардейские минометчики выбирали свои огневые позиции первыми, а остальные рода войск держались от них подальше.
Ход войны показал, что эффективнее всего «катюши» действуют в ходе огневого вала. То есть, когда артиллерия всех видов создает перед своими атакующими частями сплошную завесу из снарядов, которая перемещается вперед по мере развития темпа наступления. Во время ряда операций Великой Отечественной именно залп реактивных установок служил общим сигналом для начала мощной артподготовки для пушек и гаубиц.
Осенняя распутица осени 1941 года и рано наступившая зима показали плохую маневренность и проходимость ЗИС-6. Требовалось что-то понадежнее. У «катюши» появилась «фронтовая подруга» — самоходная артиллерийская установка БМ-8-24. Она передвигалась на шасси легких танков Т-40 и Т-60. Но их было немного, и проблема не решалась.
Помогли американские ленд-лизовские грузовики, на которые с 1942 года начали устанавливать «катюши». В первую очередь на Studebaker US6.
Сбылось предсказание Глушко и Лангемака — пусковые установки монтировали не только на автомобили и танки, но и на корабли. Ими вооружались на Черном море торпедные катера. Боевой счет моряков открыл 20 сентября 1942 года экипаж старшего лейтенанта Александра Куракина, потопив вражеское судно.
Во время битвы за Кавказ летом и осенью 1942-го оказалось, что обычные горные пушки бессильны выбить егерей с перевалов. Тогда за короткое время в мастерских Сочи были изготовлены специальные реактивные установки на базе БМ-8. Они собирались на месте пуска, в горах, и весили по 68 килограммов. В 1944 году эти горные «катюши», смонтированные на шасси Willys, превосходно себя показали в наступательных боях в Карпатах.
В 1944 году на фронте появилась БМ-31-12, вооруженная более мощными 300-миллиметровыми 92-килограммовыми РСами. Меткие на язык бойцы прозвали новую установку «андрюша».
Красная армия активно применяла «братца», чья дальность была меньше, чем у «сестрицы», зато кучность лучше, на заключительном этапе войны. В городских боях «андрюши» устанавливались в окнах домов и били по близким целям.
За годы войны было выпущено около десяти тысяч установок реактивного огня. Солдаты и офицеры ГМЧ внесли большой вклад в разгром сильнейшей на тот момент армии мира. Перефразируя известный девиз морских пехотинцев, можно сказать, что там, где действовали советские ракетчики, была победа.