Представителям коренных народов Севера приходится туго. С одной стороны, они не могут принять участие в процессе традиционного природопользования. С другой — им трудно получить хорошее образование, а значит, тяжело найти себе достойное место в цивилизованном мире. О том, почему так происходит, и о путях решения проблемы «Лента.ру» поговорила с этноэкспертом, доктором исторических наук, ведущим научным сотрудником Института этнологии и антропологии имени Н.Н. Миклухо-Маклая РАН Натальей Новиковой.
«Лента.ру»: Представители коренных народов стараются передать традиционные навыки следующим поколениям?
Новикова: Они лишаются источников существования, причем никто им это не компенсирует. Сейчас отец может дать оленей только одному из сыновей, потому что другим просто не хватит ресурсов. Остальные должны учиться, осваивать другие профессии. В местных школах зачастую очень низкий уровень подготовки.
Почему дела обстоят так?
Далеко не каждый, получив педагогическое образование, захочет ехать в далекую северную школу. А выпускники с таким уровнем образования — кем они могут устроиться? Даже на элементарные вакансии на месторождениях, где вахтовым методом работают нефтяники, — горничных, официанток в столовой — привозят неместных. Значит, представители коренных народов либо должны получать высшее образование, чтобы претендовать на должность инженера, или они остаются без работы. Сейчас зачастую единственные доступные для них вакансии — это разнорабочие, учителя, фельдшеры в поселках… Таких мест немного, а других нет. Поселки обычно строятся так, что нормальных угодий для ведения традиционного хозяйства тоже нет. Неудовлетворенность жизнью может привести к алкоголизму.
Давайте взглянем на Сахалин, где я тоже провожу исследования. Там все промысловые участки поделены. Я разговариваю с молодыми мужчинами, которые создают семьи, общины, хотят жить и работать на родине, заниматься рыболовством. Но они не могут получить рыболовный участок, потому что промышленники уже поделили все эти угодья на аукционах. Значит, эти люди могут стать только браконьерами?
Но и браконьером стать, наверное, не так уж просто…
Те, кто живет в больших городах, часто думают: мол, в чем сложность найти работу? Компьютер есть, больше ничего и не надо. А традиционное природопользование — как завод, на котором должно быть оборудование, ресурсы и так далее, чтобы было можно работать. Даже если ты выловил и продал рыбу — представляете, сколько она там может стоить, когда все вокруг ее ловят? Нужна переработка или хотя бы заморозка. Для заморозки рыбы необходимы холодильники, для транспортировки — машины.
Аборигенам, не имеющим угодий, вообще запрещено ловить рыбу?
По закону они имеют право рыбачить для собственного пропитания.
Существуют какие-нибудь государственные программы, стимулирующие получение коренной молодежью профильного образования?
Есть программы на местах. Но я долго работаю в этой сфере и знаю, что их внедрение зависит от политической воли. Есть субъекты Федерации, чьи власти осознают эту проблему. Там государственные службы занятости дают деньги общинам, чтобы те брали на работу безработных аборигенов хотя бы на один сезон. Это хорошая программа, помогающая и тем, и другим.
Есть целевые обучающие программы. Например, в Салехарде создан многопрофильный колледж, где обучают разным специальностям. Раньше у ребят было два варианта: медучилище или педучилище. Конечно, округ большой, чтобы долететь до центра, тоже нужны деньги, но все же это не путешествие в Москву или Петербург.
На Сахалине есть лицей, куда дети поступают, учатся 11 лет, а потом еще год получают технологическое образование. Те, кто проявит способности, приобретя базовые знания, смогут уехать учиться в университет.
Многие ли уезжают за высшим образованием?
У меня нет конкретных цифр, но ребята из более крупных населенных пунктов (да и из тундры) отправляются в Москву или Петербург, в другие крупные города. Однако в 17 лет уехать с родины сложно, туда, где все другое — питание, условия жизни, да и денег придется много потратить… Не все выдерживают, оканчивают вуз. Хотя, конечно, есть и такие, кто успешно учится, поступает в аспирантуру. И им действительно сложнее, чем остальным.
Я проводила исследования в Северной Британской Колумбии, там в университете создана большая служба психологической поддержки. На студентов из семей охотников, которые обычно поступают туда, обращают особое внимание психологи, знающие нюансы мышления представителей коренных народов. Это позволяет предотвращать самоубийства, наркоманию и другие подобные проблемы. В университете даже есть специальные комнаты, где горит живой огонь, и каждый учащийся может зайти туда и спокойно посидеть рядом с ним в уединении.
А у нас?
У нас такие практики развиты очень слабо. В России преобладает унифицированное образование, поэтому аборигенам Севера трудно получить профессию.
В некоторых северных школах детям преподают традиционные промыслы. Это помогает им сохранять традиционный уклад жизни?
Иногда это даже забавно. Например, манси, ведущие оседлый образ жизни и занимающиеся рыболовством. Школьники живут в семьях, которые занимаются рыбалкой и знают, как это делать. Впрочем, мальчикам нравятся такие уроки. Другое дело интернаты. Мы никак не можем решить проблему интернатов, куда детей отправляют из тундры. И это очень печально.
Интернаты были в Канаде, США, Австалии. Сейчас их нет, потому что там теперь везде есть дороги. У нас в тундре дорог нет. Дети, живущие в тундре с родителями, обречены либо оставаться без образования, либо ехать в интернат. Это в любом случае стресс.
Если родители кочуют вблизи поселка, где находится учебное заведение, то они могут брать детей к себе на каникулы. А если далеко, то только летом, и ребята остаются в интернате даже на Новый год. Конечно, учителя и воспитатели стараются им помочь, но это не родители.
Как эту проблему решили на Западе?
Я была в Инувике, в канадской Арктике. Вокруг города живут шесть общин Первых наций, но там такие дороги, что они могут каждое утро сажать детей в автобус, который отвозит их в город на занятия. Вечером их привозят домой. А у нас территория огромная, это создает проблемы, и пока решения нет. Остается только совершенствовать интернаты, чтобы дети получали достойное образование, но и сохраняли свою культуру, говорили на своем языке… Им же долго запрещали это делать.
Кто запрещал?
Советская власть. Многие родители, знающие этнические языки, не говорят на них с детьми. И когда спрашиваешь почему, отвечают: «А вдруг у них будут проблемы?» Они боятся говорить.
То есть они мысленно все еще живут в СССР?
Пережив это, они боятся, что ребенок будет говорить с акцентом, над ним станут смеяться. Это очень деликатный вопрос. Нужно, чтобы в школах работали чувствительные люди.