В начале июня стало известно о смерти одного из лидеров исламистских боевиков африканского континента — главаря террористической группировки «Боко Харам» Абубакара Шекау. В свое время он присягнул на верность «Исламскому государству», подтвердив стратегический курс группировки на глобализацию джихадистского движения. Почти полностью потеряв территории Сирии и Ирака, ИГ открыло «филиалы» по всему миру и сегодня так или иначе принимает участие в самых острых конфликтах не только на Ближнем Востоке, но и в Африке. В Пентагоне даже всерьез обсуждали вероятность создания африканского «халифата» ИГ. Насколько реалистичен такой сценарий и почему борьба с боевиками в нынешних условиях практически бесполезна — выяснила «Лента.ру».
Организации «Исламское государство», «Боко Харам» и «Аль-Каида» признаны террористическими и запрещены в России
Маркетинг для чайников
Активные действия «Исламского государства» с 2013 года, а затем и его реальный контроль над территориями в Ираке и Сирии на протяжении нескольких лет, причем вопреки усилиям международных коалиций, спровоцировали волну присяг на верность первому лидеру ИГ Абу Бакру аль-Багдади по всему миру — от Кавказа до Юго-Восточной Азии. Аффилиация локальных группировок с ИГ обещала им самые разные выгоды, но куда важнее оказалась медийная узнаваемость, принадлежность к большой сети и ее успехам.
Африка не стала исключением: в условиях слабости местных государственных институтов и масштабнейшей коррупции, из-за которой деньги в странах выводятся даже из бюджета вооруженных сил, вакуум власти заполняют неправительственные группировки. Их легитимность закрепляет высокая толерантность к насилию как инструменту политической борьбы и управления, характерному для многих стран региона.
Оно и понятно: современная история большинства африканских государств — это захват и эксплуатация колониальными режимами, нередко жестокая антиколониальная борьба и последующая автократия, которую чаще всего возможно остановить лишь военным переворотом, устанавливающим хунту, — и круг замыкается
В такой ситуации неудивительно, что самые радикальные африканские повстанцы заняли сторону ИГ. В итоге о своем присутствии группировка формально заявила чуть ли не по всему континенту, но реально влиять на ситуацию ей удается лишь в некоторых районах: в Египте (на Синайском полуострове), Ливии, ряде государств Западной и Центральной Африки и в Мозамбике. За счет чего ИГ удается закрепиться в этих странах?
Абу Бакр аль-Багдади
Фото: Department of Defense / AP
Завоевывая сердца и умы
Ярким примером действий ИГ в последние несколько месяцев является Мозамбик в Восточной Африке. В конце марта боевики захватили город Пальма в провинции Кабу-Делгаду на северо-востоке страны: штурм продолжался несколько дней, две трети города было разрушено, погибли 50 человек, в том числе граждане ЮАР и Великобритании.
Новость о происходящем стала международной, поскольку инцидент напрямую затрагивает интересы французской энергетической компании Total, которая занимается добычей и переработкой сжиженного газа на северо-востоке Мозамбика. Работа Total была приостановлена, боевики из Пальмы ушли, но объявили о подготовке очередной атаки: в конце апреля они, например, сожгли несколько десятков домов и рекомендовали местным жителям покинуть город.
В результате тысячи обитателей Пальмы и соседних городов стали покидать новую горячую точку через густые леса. Они массово направились либо дальше на север, в сторону Танзании, либо по воде на юг — к городу Пемба, расположенному в 360 километрах. По официальным оценкам, число беженцев из провинции Кабу-Делгаду превысило 250 тысяч человек. Примечательно, что премьер-министр страны Карлуш Агостиньо ду Росариу призвал с осторожностью относиться к беженцам, так как они, по его словам, могут пытаться привлечь рекрутов в ряды ИГ.
Ситуация поразила мировую общественность, однако для Мозамбика последних 20 лет джихадистское насилие — явление не новое. Подобные движения активизировались в 2010-х: тогда приток иностранных инвестиций в страну сопровождался вынужденным переселением мозамбикцев. Волна социального недовольства вкупе с идеологической накачкой от прибывших из соседних стран радикальных имамов подарила неправительственным группировкам возможность расширить свое влияние.
К 2019 году мозамбикские боевики, называвшие себя «Аль-Шабааб», но не имевшие отношения к сомалийской группировке «Аш-Шабаб» (крыло «Аль-Каиды»), присягнули ИГ.
Мозамбикская армия показывает свое бессилие в противодействии местным силам «Исламского государства», а правительство обращается за внешней помощью. Так, в 2019 году в страну сначала прибыла группа экспертов американской военной компании Blackwater, а осенью того же года их, как сообщалось, заменили 170 наемников с дронами, вертолетами Ми-17 и грузовиками из частной военной компании (ЧВК) Вагнера.
Применение жесткой силы пока не доказало своей эффективности и не может устранить причины экспансии джихадистского влияния и роста сторонников ИГ в стране. Ведь корнем проблемы стал в первую очередь рост безработицы с 1990-х годов вкупе с относительно малой трудовой занятостью молодежи. Влияет и бедность сельского населения, оцениваемая Всемирным банком в 56 процентов.
Волонтеры раздают еду беженцам в Мозамбике, апрель 2021 года
Фото: AP
Кроме того, социальная база для привлечения новых боевиков в ряды ИГ совпадает с той, на которую опираются другие организации — это этнические и профессиональные группы, притесняемые в конкретных сообществах. Боевики эксплуатируют традиционные разногласия и конфликты, в том числе связанные с землепользованием и распределением ресурсов. Лидеры местных группировок ИГ проявляют особую чуткость к подобным проблемам, так как сами зачастую с ними сталкивались. Например, бессменный лидер «ИГ Великой Сахары» (оперирует в странах Сахеля) Аднан Абу Валид аль-Сахрави — выходец из западносахарского народа сахрави, десятилетиями живущего в условиях гуманитарного кризиса.
Часто становятся рекрутами различных группировок представители западноафриканского народа фульбе, традиционно занимающегося скотоводством и исповедующего ислам. В условиях ограниченных экономических возможностей и дискриминации ИГ предлагает им статус и идею, пишет Американский центр стратегических исследований в Африке.
Наличие оружия дает вам своего рода престиж: деревенская молодежь находится под сильным влиянием молодых вооруженных бандитов, которые разъезжают на мотоциклах, хорошо одетые и сытые. Молодые пастухи им очень завидуют, восхищаются их внешним видом
Однако за сердца угнетенных «Исламскому государству» приходится бороться, в первую очередь — с другими группировками. Так, лидер одного из малийских подразделений «Аль-Каиды» Амаду Куфа, выходец из народа фульбе, использует свои проповеди по радио для поддержания конфликта между фульбе и догонами, традиционно живущими по соседству. Действия властей в этой ситуации, правда, вызывают вопросы: в ответ на проповеди Куфы малийское правительство позволило догонам формировать группы самообороны, что спровоцировало дальнейший рост насилия. Аналогичная ситуация наблюдается в Буркина-Фасо, где вооружение добровольцев вылилось в волну преследований фульбе.
Монополия на джихад?
Если говорить об отношениях «Исламского государства» с другими группировками в регионе, чаще всего аффилированными с «Аль-Каидой», то общее правило гласит, что конкуренция неизбежна. При этом в Сахеле с момента основания местного филиала ИГ в 2015 году эксперты наблюдали локальную аномалию: боевики в регионе сотрудничали.
И все же в мае 2020 года еженедельник ИГ «Ан-Наба» сообщил, что «Аль-Каида» начала войну, а заодно раскритиковал ее лидеров на местах за ведение переговоров с малийским руководством и предательство идей джихада. Позже в том же месяце новый халиф ИГ Абу Ибрахим аль-Хашими аль-Курайши заявил, что организация отомстит «Аль-Каиде». И действительно, с лета 2020-го в СМИ начали появляться сообщения о столкновениях в восточной части Мали и на западе Буркина-Фасо. А в сентябре того же года близкое к террористам агентство Amaq («Амак») опубликовало видео нападения ИГ на врагов в районе малийского города Менака: сообщалось примерно о 70 убитых противниках.
Причины этих столкновений не столько в идеологических расхождениях, не мешавших группировкам вести джихад рука об руку в течение нескольких лет, сколько в ориентации центрального управления ИГ на конфронтацию и монополистское доминирование в регионе. Судить о раскладе сил, кстати, можно по внешней реакции: пока США считают основной угрозой «Аль-Каиду», Франция признала главным источником нестабильности в регионе местный филиал ИГ.
Нападение боевиков ИГ на членов «Аль-Каиды»
Кадр: телеграм-канал «Free-News»
История взаимоотношений ИГ с «Боко Харам», еще одной ключевой группировкой западноафриканского региона, заслуживает отдельного внимания, так как наглядно демонстрирует степень реального влияния и участия центрального штаба в местных делах. «Боко Харам» была основана в Нигерии как группировка, верная «Аль-Каиде». Внимание она начала привлекать с 2009-го, а всемирную известность приобрела в 2014 году, после нашумевшего похищения 276 школьниц из христианских семей в городе Чибок.
В марте 2015 года организация присягнула на верность ИГ, сменив после этого название на «Западноафриканскую провинцию Исламского государства» (ISWAP). Однако уже в мае 2016-го в группировке произошел раскол. Согласно позиции ИГ, это случилось из-за несоблюдения норм шариата ее лидером Абубакаром Шекау, а также его непокорного поведения. ISWAP действительно раскололась из-за внутреннего состязания за лидерство и нежелания части боевиков следовать указаниям «из центра». В итоге под контроль «Западноафриканской провинции ИГ» попала территория у озера Чад на севере штата Борно, а ячейка под лидерством Шекау хозяйничает в центральной и южной частях штата, в частности — в традиционном для «Боко Харам» лесу Самбиса.
После разгрома ИГ в Ираке и Сирии множество боевиков в 2018 году добрались до Нигерии. Считается, что примерно 1,5 тысячи из них присоединились к «Боко Харам», а 3,5 тысячи — именно к местному ИГ, что иллюстрирует бенефиты от принадлежности к «франшизе».
Взаимоотношениями между организациями оставались напряженными вплоть до мая 2021-го, теперь их динамика может измениться. Дело в том, что за время священного месяца Рамадан боевики ИГ подготовили рейд и 19 мая 2021-го захватили лесную базу «Боко Харам». Сообщается, что в ходе столкновений погиб Шекау: он, предположительно, отказался вести переговоры и привел в действие свой пояс смертника. Ранее о гибели одиозного лидера уже сообщалось четырежды, однако на этот раз, похоже, это действительно произошло.
Такой поворот событий чреват экспансией ИГ: организация может получить укрытие в лесах Самбиса, что позволит ей блокировать город Майдугури на северо-востоке Нигерии, и без того переполненный беженцами, а в перспективе — изолировать штат Борно
Так что теперь регион оказывается вполне заметным кандидатом на статус того самого нового африканского халифата ИГ, о котором предупреждал Пентагон.
Замкнутый круг
Однако главным врагом ИГ в Африке все же остаются государства, а не другие группировки. В то же время существует ряд структурных причин, ограничивающих возможности стран в этом асимметричном конфликте.
В первую очередь это коррупция — она не позволяет полностью тратить на реальные военные нужды как государственный бюджет, так и зарубежные вливания. К примеру, многолетние траты Нигерии на мошеннические сделки по закупке вооружения в 2016 году оценивались в 15 миллиардов долларов. И это при том, что военный бюджет страны — второй в регионе после ЮАР — и ежегодно в последние десять лет составляет от 1,7 до 2,5 миллиарда долларов.
Вторая проблема — организационная. Она заключается в упоре на конкретные персоны при формировании безопасности регионов. Неожиданная смерть президента Чада Идриса Деби в апреле 2021 года не на шутку встревожила всех игроков в Западной Африке. Находившийся у власти с 1990 года Деби был ключевой фигурой в Многонациональной объединенной целевой группе — объединении вооруженных сил Чада, Нигерии, Бенина, Камеруна и Нигера, с 2012 года ведущем борьбу с «Боко Харам», потом и с «Западносахарской провинцией ИГ». Чад считается наиболее значительным вкладчиком в становление группы, а на общие цели организации Деби направил 1000 отрядов.
Солдаты несут гроб президента Чада Идриса Деби, апрель 2021 года
Фото: Christophe Petit Tesson / Reuters
С точки зрения безопасности большую угрозу представляют и нестабильные режимы. Террористическая активность — это, несомненно, и часть этой проблемы, и фактор, и следствие. Но факт остается фактом: в том же Мали по итогам восьмилетней борьбы с повстанческими и террористическими движениями произошло уже два военных переворота — в августе 2020 и в мае 2021 года.
Примечательно, кстати, что на протестах 2020 года, предшествовавших свержению президента Ибрагима Кейты, можно было услышать требования о выводе французских войск. Дело в том, что в 2013-2014 годах Париж проводил в Мали операцию «Сервал» против повстанцев и исламских террористов, а с 2014 года расширил ее до кампании «Бархан», охватывающей еще четыре соседних государства. В то же время военного присутствия Франции в регионе — равно как и финансовой поддержки и обучения сил безопасности — пока недостаточно для серьезных результатов.
Нельзя не упомянуть и еще один фактор, саботирующий усилия государств по противостоянию терроризму в регионе: это дефицит доверия населения к власти и силовым структурам. Речь даже не о непрозрачности институтов и выборов, как и не о зачищенном местами политическом поле. Значительный вклад в делегитимацию государственной власти в глазах обычных граждан вносит насилие со стороны армии и полиции.
Яркий пример — резонансная история 2017 года, когда нигерийская армия вошла в деревню, где, по ее мнению, располагалась ячейка «Боко Харам». Несмотря на то что местные жители отрицали этот факт, военные застрелили около 80 человек и подожгли фермы. Доверие к армии подрывают и такие происшествия, как в 2019 году, когда военные убили троих полицейских, чтобы освободить задержанного криминального авторитета.
К сожалению, такая политика — не редкость для многих стран региона, что дает возможность террористическим группировкам, в том числе ИГ, становиться для населения гарантией защиты и безопасности
Совместные учения спецназа из Нигерии и Чада с советниками из США, 2015 год
Фото: Jerome Delay / AP
***
Говоря об опасности возрождения ИГ в Африке, нельзя не сделать вывод, что сегодня «Исламское государство» — это все-таки франшиза. Принадлежность к ней дает ограниченные ресурсные и логистические дивиденды. Однако главное тут, как и в случае с «Макдоналдсом», это имидж и узнаваемость бренда, ведь публичность — один из ключевых элементов террора. Иногда, как показал пример раскола «Боко Харам», политика центрального штаба может не устраивать радикалов на местах, и группировки рвут контракты с «лейблом», что, однако, не мешает им вызывать справедливые опасения у властей и мира.
В то же время присутствие ИГ в отдельных государствах или субрегионах важно рассматривать через локальную повестку. За франшизой глобальной джихадистской сети скрываются уникальные конфликты и локальные проблемы: притеснение отдельных народов, земельные споры, вопросы о распределении ресурсов, банальное неравенство и концентрация национального богатства в руках верхушки.
Тот факт, что рост количества ячеек ИГ и аффилированных с ним группировок завязан на традиционных местных конфликтах, не означает, однако, что проблему не стоит воспринимать серьезно. Неспособность коррумпированных и часто плохо подготовленных африканских вооруженных сил противостоять угрозе ИГ лишь доказывает эффективность террора и бандитизма на местах, а также предоставляет боевикам свободу орудовать ресурсами и продолжать нормализацию насилия.