Россия годами загрязняла природу выбросами. Сколько будет стоить спасение страны от климатической катастрофы?

Глобальное потепление грозит катастрофическими последствиями для всего мира и вынуждает государства начать масштабную экологическую трансформацию. В России температуры растут еще быстрее, чем в среднем на планете. Однако нынешняя экономическая модель, строящаяся на грязных отраслях, ведет страну в тупик. Чтобы изменить ситуацию, правительство утвердило стратегию развития с низким уровнем выбросов парниковых газов. Она должна помочь остановить смертельно опасное изменение климата и обеспечить стабильное будущее. Но пока что документ выглядит сырым, эксперты оценивают его скептически, а реализация планов грозит провалиться. Чтобы избежать поражения, России предстоит на деле доказать выбор в пользу перемен — в противном случае страну ждет губительный рост температур. Жаркая борьба за выживание — в материале «Ленты.ру».

Климат на планете стремительно меняется: в перспективе человечество может ждать «адский рост» температур, который спровоцирует страшные природные катастрофы, уничтожит целые страны и будет убивать сотни тысяч человек ежегодно. Глобальное потепление может привести к колоссальным последствиям для экономики, лишив мир пятой части ВВП и вызвав серьезный продовольственный кризис. Смертельно опасные изменения провоцирует человеческая деятельность — температура на планете растет из-за выбросов парниковых газов, и в прошлом году их уровень стал рекордным. Угроза приобретает все более серьезные масштабы, и страны вынуждены брать на себя обязательства по снижению уровня выбросов, рассчитывая в будущем прийти к так называемой углеродной нейтральности. Речь идет о достижении баланса между выбросами парниковых газов и их поглощением — за счет возможностей лесов или с использованием специальных технологий улавливания и хранения углерода. Достичь цели в предстоящие десятилетия рассчитывают более 60 стран мира. Например, Европейский союз, Великобритания, США намерены успеть к 2050 году, а Китай — к 2060-му.

В России климат меняется быстрее, чем в среднем по миру: скорость роста среднегодовой температуры в стране в последние десятилетия почти в три раза превышает глобальные показатели. Хуже всего ситуация на побережье Северного Ледовитого океана. Около 60 процентов территории России находится в зоне вечной мерзлоты, которая сама по себе является крупным резервуаром органики. Когда мерзлота тает, микробы начинают перерабатывать неразложившуюся органику в углекислый газ и метан, и потенциальный объем их выбросов может даже превысить тот, что вызван деятельностью человека. Притом таяние, как указывал президент России Владимир Путин, повлечет за собой серьезный экономический урон. К середине столетия страна может потерять более 100 миллиардов долларов из-за ущерба зданиям и инфраструктуре.

Грозит России и опустынивание территорий, и разрушительные лесные пожары, и аномальная жара, и сильные наводнения. За последние двадцать лет число опасных природных явлений на территории страны удвоилось. Россия входит в пятерку стран с самым большим уровнем выбросов и притом серьезно зависит от вредных отраслей экономики: в прошлом году нефть и газ обеспечивали около трети доходов федерального бюджета, а в докризисном 2019-м — почти 40 процентов. Однако на фоне зеленой экономической политики, которую уже активно проводят ведущие страны мира, энергетический экспорт России может рухнуть уже в ближайшие годы. Чтобы избежать климатических бедствий и серьезного экономического ущерба, Россия должна отреагировать и начать собственную трансформацию.

Пора ускориться

В конце октября правительство утвердило Стратегию социально-экономического развития России с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года. Положения документа должны определить «содержание адаптации российской экономики к глобальному энергопереходу». Конкретного плана стратегия не содержит: его в течение шести месяцев вместе с другими ведомствами предстоит разработать Министерству экономического развития.

В документе излагаются два сценария, первый из них — инерционный — описывает перспективы в случае сохранения нынешней экономической модели. Если ничего не менять, то выбросы к 2050 году вырастут на 25 процентов по сравнению с 2019 годом, до 1986 миллионов тонн эквивалента углекислого газа, а углеродной нейтральности «на горизонте планирования» достичь не получится. Ответа на вызовы, связанные со снижением мирового спроса на углеводороды, сценарий не предполагает. Бюджетные доходы при его реализации будут падать, Россия столкнется с технологическим отставанием, падением занятости и оттоком человеческого капитала, а располагаемые доходы населения будут увеличиваться медленно. ВВП в 2031-2050 годах будет расти невысокими темпами в 1,5 процента.

Описанный сценарий подтверждает, что нынешняя модель экономики ведет страну в тупик — при сохранении существующих трендов катастрофы избежать не удастся. Впрочем, инерционный путь как целевой не рассматривается — правительство делает ставку на интенсивный сценарий. При его реализации чистые выбросы продолжат расти до конца десятилетия (плюс 5,6 процента к уровню 2019 года), но затем ситуация должна будет измениться, и к 2050 году они сократятся на 60 процентов. К балансу между выбросами и их поглощением в таком случае удастся прийти не позднее 2060 года. ВВП в 2031-2050 годах должен будет расти темпами выше среднемировых, по 3 процента в год, Россия достигнет высокого уровня технологического развития, создаст новые отрасли промышленности и добьется высокого уровня занятости и роста располагаемых доходов населения. Учитывая, что стратегия охватывает период почти в тридцать лет, экономические прогнозы на столь длительный срок вызывают вопросы. Даже при успехе зеленой трансформации их реализации могут помешать финансовые или политические кризисы, не имеющие отношения к экологии. На чем основаны ожидания, неясно. «Лента.ру» направила запрос в Минэкономразвития.

Что касается самого снижения выбросов, то стратегия предполагает разработку и внедрение широкого комплекса мер — от изменения налоговой политики до технологических новаций в промышленности. В правительстве планируют уделить внимание развитию альтернативной энергетики и новых видов энергоносителей, электрификации и газификации транспорта, энергоэффективности в промышленности и при эксплуатации зданий, внедрению технологий улавливания и захоронения углекислого газа и метана. Решения соответствуют мировой практике: подобные пути для снижения уровня выбросов видит, к примеру, Международное энергетическое агентство (МЭА). Планируется также развивать атомную энергетику — Россия рассчитывает, что в перспективе она, как и гидроэнергетика, может быть признана зеленой на международном уровне.

Но никаких последовательно описанных шагов в стратегии нет. Речь идет о документе, который, по сути, лишь определяет направление развития. Нынешняя версия — скорее некая концепция, которая потребует пересмотра в сторону усиления через пять-десять лет, заявил «Ленте.ру» директор климатической программы Всемирного фонда дикой природы (WWF) Алексей Кокорин. «Это, скорее, такой набросок на будущее, он сделан очень консервативно, предельно близко к практике», — заметил специалист. Назвать представленный документ стратегией довольно сложно, согласен Директор центра окружающей среды ВШЭ Георгий Сафонов. «Это вовсе не стратегия, это некоторая линия того, как можно развиваться», — добавил он в разговоре с «Лентой.ру».

Окончательная редакция документа выглядит притом более уместной, чем более ранние версии, пояснил глава «Центра энергоэффективности — XXI век» Игорь Башмаков (центр подготовил подсчеты, использовавшиеся для разработки стратегии). Предыдущие предложения действительно были спорными, в них прослеживалось влияние промышленных групп, которые не хотели сокращать выбросы, полагает Сафонов. Итоговую редакцию стратегии он связывает с тем, что на необходимость достичь углеродной нейтральности к 2060 году указал президент Владимир Путин.

Волшебные чащи

Изначально министерство ориентировалось на иные сценарии. Упор делался исключительно на поглощающую способность лесов, причем, как отметил Башмаков, целевые показатели были «фантастическими». «По моим оценкам, площадь лесных угодий нужно было бы удвоить, для этого нужно было бы всех россиян выселить в другие страны», — заметил специалист. В конечном итоге ситуация поменялась, «правительство начало смотреть в другую сторону», стратегия стала предполагать снижение выбросов в различных секторах экономики. «Логика документа достойная, но по цифрам можно вступать в дискуссии», — добавил он.

Сейчас расчет на рост поглощающей способности управляемых экосистем в стратегии тоже отражен. Предполагается, что она должна увеличиться примерно в два раза по сравнению с показателями 2019 года, до 1200 миллионов тонн эквивалента углекислого газа. Подобного результата тоже будет добиться очень сложно, уверен Башмаков. Предпосылки для прогресса, изложенные в документе, выглядят довольно абстрактными. Расчет делается на «получение новых научных знаний о лесах» вместе с «созданием новых технологий», направленных на увеличение поглощения газов в лесах и других экосистемах.

В стратегии также упоминается, что потребуется увеличить эффективность борьбы с лесными пожарами — в том числе благодаря «наращению потенциала авиационных сил». Пока что России не удавалось решить проблему горящих лесов. В августе глава Cовета при президенте России по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ) Валерий Фадеев направлял вице-премьеру Виктории Абрамченко письмо, где указывал на масштабные проблемы нынешней системы охраны лесов. В обращении указывалось, что серьезные возгорания повторяются четвертый год подряд, но в 2021 году ущерб был беспрецедентный. В будущем же пожары могут стать еще более масштабными.

Потенциально оценки поглощающей способности за счет природных ресурсов реалистичны, но только при условии значительных вложений, считает директор климатической программы Всемирного фонда дикой природы (WWF) Алексей Кокорин. «Это требует мер несложных, но на огромной территории. Это дорого», — заметил он. Стратегия предполагает, что в дополнительные меры по охране и «повышению качества» управляемых экосистем ежегодно будет вкладываться не менее 0,1 процента ВВП — в ближайшие годы, таким образом, речь должна идти примерно о 100 миллиардах рублей.

Аналогичную сумму необходимого федерального финансирования приводит российский Greenpeace. «Нужно около 100 миллиардов в год, тогда как сейчас выделяется около 30 миллиардов», — указывал руководитель противопожарного отдела организации Григорий Куксин. По его мнению, возможность победить лесные пожары есть — но при условии, что действовать государство начнет уже сейчас. Пока что ситуация с поглощением только ухудшалась: по словам Алексея Кокорина, за последние пять лет показатели снизились на 10 процентов даже без учета ущерба 2021 года. Кроме того, горение лесов само по себе тоже приводит к выбросам в атмосферу. «Леса — это рискованный актив, они горят, в этом году сгорело много. В мире сгорело столько лесов, что это больше, чем все поглощение. В России больше миллиарда тонн вылетело, а у нас лес поглощает примерно 600 миллионов в год», — пояснил Георгий Сафонов.

Пожары к тому же не единственная проблема лесов, а практика показывает, что ставка только на их поглощающую способность непродуктивна, заметил специалист. В доказательство он привел неудачный опыт Канады: в конце 90-х-начале 2000-х годов страна, ратифицируя Киотский протокол, решила, что сможет выполнить свои обязательства по сокращению выбросов как раз за счет поглощающей способности лесов. А через несколько лет стало ясно, что не учтена оказалась еще одна угроза — вредители, и планы провалились. «В итоге Канада вышла из Киотского протокола, и мы стремимся сделать похожее упражнение, чтобы получить по лбу теми же граблями. Лес горит и гореть будет сильнее. Лес вырубается, а лесных мероприятий мы не проводим почти совсем, темпы становления лесов мизерные. Мы хотим защитить нашу модель лесами, а леса под угрозой», — заключил Сафонов.

Считаем правильно

Впрочем, охрана лесов — лишь часть мер, предусмотренных стратегией. Итоговая версия предусматривает перемены в энергетике и промышленности: общие вложения в снижение чистых выбросов с 2022-го по 2030 год будут достигать в среднем 1 процент ВВП, в 2031-2050 годах — 1,5-2 процента. Таким образом, в следующем году они должны были бы составить около 1,1 триллиона рублей (примерно 15 миллиардов долларов).

В сравнении с мировыми тратами на «зеленые» перемены расходы выглядят довольно скромными. По версии МЭА, вложения в трансформацию энергетического сектора на глобальном уровне должны составлять около триллиона долларов в год. Только на одни исследования и разработки в сфере энергетики правительство Китая потратило в прошлом году более 8 миллиардов долларов. Ежегодные инвестиции в энергоэффективность — меры, которые позволяют сократить потребление без ущерба для результата, — в Китае, как и в Европе, в последние годы исчислялись десятками миллиардов — 50 и 70 миллиардов соответственно.

Башмаков объяснил сравнительно небольшой объем средств в российской стратегии тем, что в расчет в таком случае берутся не все объемы инвестиций на строительство, к примеру, новой электростанции или прокладки новых теплосетей, а только те, которые нужны для снижения уровня выбросов. Учитывается также то, что повышение энергоэффективности позволяет предприятиям уменьшить потери и так обеспечивает дополнительную выгоду. В 2019 году, по последним доступным данным, в России программы энергоэффективности и энергосбережения позволили сберечь ресурсы на сумму около 41,5 миллиарда рублей. Объем финансирования программ составлял около 136,3 миллиарда рублей, но в пятой части регионов никаких денег на энергоэффективность и энергосбережение не выделялось, а в шести субъектах подобные мероприятия вообще не были предусмотрены.

Ежегодные глобальные инвестиции в энергоэффективность в последние годы колебались вокруг отметки в 250 миллиардов долларов, причем в МЭА считают, что таких усилий недостаточно для прогресса: перемены происходят слишком медленно. В 2019 году мировая энергоэффективность, по расчетам агентства, возросла на 1,6 процента, в 2020-м — на 0,8 процента, что «гораздо меньше тех трех процентов, которые требуются для достижения глобальных целей в сфере климата и энергии». В России темпы повышения энергоэффективности экономики отстают от среднемировых показателей, указывали в Минэкономразвития.

В стратегии тоже признается, что «осуществляемое государственное регулирование энергосбережения и повышения энергетической эффективности оставляет ряд нерешенных задач»: так, более половины многоквартирных домов в России потребляют вдвое больше энергии, чем их современные аналоги. При том перемены в сфере эксплуатации застройки очень важны с точки зрения экологии: на нее может приходиться более трети от общего объема выбросов, и значительная доля энергии расходуется впустую — например, потому, что через щели и неплотно закрывающиеся окна уходит теплый воздух. В Британии подсчитывали, что за счет потерь при обслуживании офисных зданий всего в пяти городах можно было бы обеспечивать энергией 100 тысяч жилых домов. В Евросоюзе по-прежнему не отвечают требованиям энергоэффективности почти 75 процентов зданий. Для исправления ситуации, полагают в Брюсселе, ежегодно нужно будет тратить по 275 миллиардов евро, что превышает все расходы российского федерального бюджета в 2021 году.

Россия же от западных стран во внедрении энергосберегающих технологий существенно отстает, а российская система централизованного отопления несовершенна: трассы с трубами фактически отапливают улицу, полагает эксперт по градостроительству Илья Бузик. Впрочем, по мнению Игоря Башмакова, исправить ситуацию в России достаточно несложно, а прогресса можно добиться даже с незначительными вложениями. «По тем проектам, по которым мы работали, даже хорошо проверенный набор мероприятий, не очень дорогих, которые окупаются за три-четыре года, дает экономию примерно в 20 процентов», — сказал эксперт. В данном случае речь идет о таких незатратных мерах, как регулирование подачи тепла, объяснил он.

Если же задействовать более широкий комплекс решений, то в многоквартирных домах можно будет экономить 40-50 процентов тепла. Подобные расчеты были подготовлены на примере города Кемерово, но их можно экстраполировать на всю страну. Но в таком случае уже потребуются дополнительные затраты, сказал Башмаков, в том числе нужна помощь государства. «У нас потенциал огромный, и стоит его реализация существенно дешевле [чем в Евросоюзе], но государство занимается этим пока что очень слабо», — указал эксперт. Основная доля капитальных ремонтов в России, по его словам, вообще не включает мер по более рациональному использованию энергии.

В целом же в том, что касается энергоэффективности, Россия потерпела стратегическое поражение, считает спецпредставитель президента по связям с международными организациями для достижения целей устойчивого развития Анатолий Чубайс. «Практически все задачи, которые были поставлены президентом в этой сфере, сорваны. Базовые показатели, которые показывают динамику энергоэффективности в стране, особенно в последние годы выглядят просто ужасно», — подчеркивал Чубайс в конце прошлого года. «У нас программа энергоэффективности, можно сказать, провалилась, и закон, и указ президента о 40 процентах повышения энергоэффективности к 2020 году по сравнению с 2007-м, и федеральная, и региональные программы — это все провалилось. Мы в лучшем случае достигли не 40, а 12 процентов», — объяснил Георгий Сафонов.

При этом роль энергоэффективности в зеленой трансформации в предстоящее десятилетие весьма значительна. По оценкам МЭА, вместе с переходом к возобновляемым источникам энергии она к 2030 году на глобальном уровне должна обеспечить половину прогресса на пути к углеродной нейтральности. Российская практика оснований для оптимистичных прогнозов пока что не дает.

Дорога в будущее

Другое направление для работы, предлагаемое в стратегии, — изменения в транспортной сфере. В частности, делается расчет на «всеобъемлющую электрификацию», что соответствует мировым трендам и рекомендациям МЭА. Но если в сфере общественного транспорта перспективы электрификации выглядят сравнительно убедительно, с учетом относительной развитости трамвайных сетей, то доля электромобилей среди личных авто ничтожно мала.

В 2020 году в России было всего около 11 тысяч электрокаров, а дальнейшему росту парка может помешать подорожание импорта, которое ожидается в следующем году. В правительстве решили отказаться от продления срока действия нулевой пошлины на ввоз электромобилей, которая вводилась как раз с расчетом на развитие сектора. Теперь же предполагается, что более дешевые зарубежные авто могут помешать российским аналогам, а поддерживать нужно своих. Проблема, впрочем, заключается в том, что массового собственного производства легковых электрокаров в России вообще еще нет.

Чтобы исправить ситуацию и не отстать от глобальных тенденций — в мире на конец прошлого года было около 11 миллионов электрокаров, — правительство разработало концепцию развития электротранспорта в России. Но цели в ней амбициозными не назовешь: к 2030 году в стране будет около 1,4 миллиона машин с электродвигателем — сопоставимое число таких авто купили только в Европе всего за один прошлый год.

В Минэкономразвития утверждали, что считают поставленную цель реалистичной с учетом отставания России от глобальных трендов. Но даже подобных не слишком амбициозных показателей достичь, по оценкам PricewaterhouseCoopers (PwC), не удастся: парк вырастет только до 630 тысяч штук. Учитывая, что на транспортную сферу приходится около четверти прямых выбросов, связанных со сжиганием топлива, проблемы с электрификацией личного транспорта могут стать еще одним ударом по шансам на реализацию планов.

Чудесные превращения

Стратегия исходит из того, что углеродная нейтральность достижима при условии масштабных системных изменений: в правительстве считают, что к 2050 году в российской экономике ускорятся «позитивные структурные сдвиги». Ставку хотят сделать на высокотехнологичные отрасли, финансовую и страховую деятельность и сектор услуг, что должно привести к снижению углеродоемкости экономики. Ожидается и «перераспределение ресурсов в пользу наукоемких отраслей». Кроме того, серьезную модернизацию должна претерпеть промышленная сфера: будут внедрены технологии с низким уровнем выбросов парниковых газов и энергоэффективные решения.

В целом возможности для трансформации действительно есть, однако, как объясняет Георгий Сафонов, проблема заключается в подходе к регулированию, не предусматривающем достаточно жестких мер. Сейчас предполагается, что компаниям за реализацию климатических проектов будут начислять углеродные единицы, которые они смогут зачесть, чтобы снизить углеродный след своей продукции, либо продать. 

«Углеродные единицы — это такой артефакт, единица, которую, может быть, можно получить по результатам реализации добровольных климатических проектов. То есть обязательств у компаний никаких нет. Делать добровольные проекты как будто можно, но обычно такие схемы работают плохо или почти не работают совсем. Чтобы это работало, нужен спрос, а он рождается исключительно из жестких обязательств. А мы обязательств на компании вешать никаких не желаем», — объяснил специалист. По его словам, в США аналогичный подход попытались использовать в 70-е годы: тогда речь шла про выбросы оксидов серы, «но результат был ровно таким — неэффективная система».

Подобная практика и отсутствие реальных перемен в промышленности в итоге могут обернуться очень серьезным ущербом. Сейчас страны мира начинают внедрять трансграничное углеродное регулирование — Евросоюз намерен в ближайшие годы ввести специальный налог на ввоз «грязной» продукции, который грозит российской промышленности многомиллиардными потерями. По словам Сафонова, подобные решения будут касаться все более широкого круга товаров, а в перспективе меры могут ввести и другие импортеры российской продукции.

«Кто его купит?»

Теперь у России есть два сценария развития, полагает Сафонов. Первый — продолжать продавать «грязные» товары, пока есть спрос. «А потом мы можем увидеть, что спрос схлопнулся, а мы ничего не можем предложить. Либо мы можем уже сейчас переходить на «зеленое», но стимулировать более жестко, а не как теперь, для вида», — подчеркнул он. В стратегию заложен прогноз на падение спроса в традиционно грязном энергетическом секторе, но предполагается, что благодаря реализации неких «мер по повышению конкурентоспособности» экспорта оно будет умеренным.

Россия поставляет за рубеж углеводороды, а мир планирует от них уходить. Прогнозы по конкретным срокам разнятся: Международное энергетическое агентство указывает, что все будет серьезно зависеть от того, насколько быстрой на практике окажется «зеленая» трансформация стран мира. В умеренном прогнозе агентства пик спроса на нефть может наступить уже к 2025 году, а на газ спрос до 2050 года будет только расти. По мнению заместителя директора группы оценки рисков устойчивого развития АКРА Владимира Горчакова, газ действительно поможет сгладить последствия энергоперехода для России, но лишь временно.

Впрочем, нефть и газ используются не только для топливных нужд — продукция нефте- и газохимии будет становиться только более востребованной, считает Игорь Башмаков. «Потребность в пластиках растет очень сильно, в удобрениях — тоже растет, не так сильно, но растет», — объяснил он. В последние годы в сектор были вложены значительные средства — более 830 миллиардов рублей — и продукция нефтегазохимии может стать «существенной» составляющей роста продаж российской продукции за рубеж, указывал Александр Новак. Речь идет о сумме от 9 до 19 миллиардов долларов в год, но она в разы меньше объемов, обеспечиваемых топливо-энергетическим экспортом: в докризисном 2019 году продажи нефти, нефтепродуктов и газа принесли России около 240 миллиардов. Полноценно «закрыть» потенциально выпадающие поступления за счет отрасли не получится.

Отчасти в экспорте нефти и газа Россия сможет некоторое время ориентироваться на покупателей, которые пока не ставят амбициозных целей по декарбонизации или вовсе игнорируют «зеленую» повестку — прежде всего это Африка, отмечал Владимир Горчаков. Проблема в том, что основной импортер российских углеводородов, Европейский союз, сейчас возглавляет «климатическую» трансформацию, подчеркивал эксперт. Значит, России в конечном счете тоже придется перестраиваться, тем более даже при благоприятной ситуации на нефтегазовом рынке экономика расти не сможет, замечает Башмаков.

Сохранить статус великой энергетической державы России может помочь экспорт водорода, предполагал Анатолий Чубайс. В стратегии направление тоже выделяется как перспективное, а в августе правительство утвердило концепцию развития водородной энергетики, которая предполагает постепенное наращивание экспорта. Однако первые коммерческие проекты должны появиться только после 2025 года, а широкомасштабное развитие на мировом уровне ожидается после 2035 года. Пока глобальный рынок водорода как энергоносителя отсутствует, а прогнозы развития имеют «высокую степень неопределенности». В частности, предстоит разрешить проблему транспортировки и хранения: нынешние технологии «недостаточно отработаны» и имеют «неудовлетворительные технико-экономические показатели».

Вице-премьер России Александр Новак заявлял, что пока применение водорода ограничено, а прогнозировать развитие спроса трудно. «Самое главное — ответить на вопрос: кто его купит? Есть ли покупатели и контракты на этот водород?» — замечал вице-премьер. Георгий Сафонов считает такие оценки спорными, связывая их также с нежеланием менять сложившуюся модель экономики. Водород, причем водород «зеленый», то есть производимый электролизом воды с использованием возобновляемых источников энергии, может оказаться востребованным уже в скором времени. Себестоимость водорода снижается, и в перспективе он может оказаться выгоднее нефти, объяснил специалист.

Обратить внимание на водород уже предлагал вице-президент «Лукойла» Леонид Федун. «Будет создаваться система водородных заправок, Еврокомиссия будет тратить сотни миллиардов евро на такую систему. В перспективе похоже, что именно водород начнет вытеснять топливо в больших масштабах», — предсказывал Федун. По его мнению, у России есть примерно 10 лет на перестройку экспортных энергетических потоков. По оценкам Минфина, шоковые сценарии мирового энергоперехода приведут к серьезным негативным последствиям для страны, и новые источники дохода искать в любом случае придется независимо от желания продолжить зарабатывать на привычной модели.

Подводные камни

Если России все же удастся сойти с траектории инерционного сценария, то трансформация принесет с собой и новые риски, во всяком случае на начальных этапах. В подтверждение можно привести пример кризиса, с которым столкнулся Китай. В ноябре из-за дефицита электроэнергии в стране останавливали производство, и ситуацию связывают именно с климатическими амбициями Пекина: добычу угля стали сокращать для снижения выбросов. Тогда власти заявили, что задачи по достижению углеродной нейтральности сохраняются, но с учетом соображений продовольственной и энергетической безопасности. Шахтам предписали вновь работать на полную мощность, и в начале ноября страна ежедневно производила рекордные объемы угля.

В России декарбонизация энергетики потребует серьезных инвестиций, из-за чего стоимость энергии может возрасти. В стратегии подобные риски упоминаются, но конкретные масштабы роста цен и их последствия не оцениваются, а никаких путей решения проблемы не предлагается. В предыдущей версии стратегии значилось, что в интенсивном сценарии стоимость электроэнергии к 2050 году вырастет на 26 процентов. Тогда в Минэкономики утверждали, что в нынешнюю цену плановые вложения уже заложены, и для потребителей электричество будет дорожать в пределах инфляции.

Сейчас соображения, связанные со сдерживанием тарифов, отрицательно сказываются на российских планах по развитию альтернативной энергетики — во всяком случае, такое объяснение предлагают в Минэнерго. Так, в марте по настоянию ведомства государственная программа поддержки «зеленой» генерации энергии в период до 2035 года была сокращена с 400 до 350 миллиардов рублей. Министерство объясняло свою позицию тем, что нагрузка ложится в том числе на потребителя. Развитие сектора возобновляемых источников энергии пока невозможно обеспечить без надбавок к цене, утверждали там.

Помимо сложностей, связанных с экономической и технологической трансформацией, проблемы могут возникнуть и в политическом поле. Сейчас стратегия исходит из ряда допущений — например, отсутствия дискриминации российских результатов и подходов на международном уровне и вывода из-под санкций «зеленых» проектов. Учитывая геополитическую реальность последних лет, перспективы активного международного сотрудничества, особенно с Западом, выглядят мало предсказуемыми в многолетней перспективе.

Сама стратегия пока так или иначе остается декларацией. Проблемы в сфере энергоэффективности, отсутствие достаточно жестких мер по внедрению «зеленых» решений, неопределенность с трансформацией энергетики могут стать серьезными препятствиями на пути к реализации планов. Учитывая спорность надежд на спасительную роль лесов, борьба за климат — и за будущее страны вообще — может оказаться проигранной. Четких решений пока не предлагается, и неясно, как скоро они могут появиться.

Отсутствие же конкретных «климатических» планов считают основанием для скепсиса даже в самом правительстве — во всяком случае, в отношении других государств. Страны, формулирующие задачи по достижению углеродной нейтральности, «не имеют до конца четкой программы достижения этих целей», утверждал вице-премьер Александр Новак. «Да, ставится цель, но нет под нее проработанных мероприятий, действий по достижению. И это еще тот этап, который нужно будет пройти, и тогда можно будет сказать, что мы действительно верим в то, что к 2050 году мы придем к безуглеродной экономике или к углеродной нейтральности», — заявлял он, комментируя намерения Европы и США.

Шаги России, последовавшие с момента принятия стратегии, заставляют сомневаться в последовательности климатических амбиций. Участвуя в большой конференции ООН по климату, Москва не стала присоединяться к соглашению о переходе от использования угольных электростанций, серьезно способствующего росту температур, к чистой энергии. Проигнорировала страна и глобальную инициативу по сокращению выбросов метана, объяснив решение намерением провести собственные расчеты. Впрочем, само появление стратегии и признание долго игнорируемой необходимости перемен дает основания если не для оптимизма, то для надежды. В будущем эту надежду конкретная работа по достижению поставленных целей могла бы поддержать или окончательно уничтожить.