Московский областной суд поставил точку в нашумевшем уголовном деле о бунте в Можайской воспитательной колонии для несовершеннолетних. Зачинщики массовых беспорядков получили от 3,5 до четырех лет лишения свободы — максимально мягкие наказания по этой статье. В ходе следствия выяснилось, что подростки устроили бунт с единственной целью — укрепить авторитет его зачинщиков в глазах взрослых уголовников. Но как выяснил корреспондент «Ленты.ру» Игорь Надеждин, криминальные авторитеты не только не одобрили эту выходку, но и пообещали сурово наказать организаторов — если те попадут на «взрослую» зону.
Звереныши «детского сада»
Воспитательная колония (ВК) — спецучреждение, где содержат несовершеннолетних осужденных преступников. В отличие от зэков исправительной колонии (ИК), воспитанники ВК не работают, а посещают школу и профессиональное училище. Находятся в ВК, как правило, до 18 лет — но зачастую, если большая часть срока позади, воспитанников задерживают и дальше, чтобы не переводить в ИК. Таким образом они досиживают свои сроки в относительно мягких условиях — ну или стремятся оформить условно-досрочное освобождение.
Именно из-за очень мягкого режима пребывания на воровском жаргоне ВК часто называют «детским садом». Но надо четко понимать — его воспитанники в подростковом возрасте убивали, насиловали, забивали до смерти, воровали и угоняли машины. Почти все они — из неполных семей, значительная часть — сироты, причем зачастую сироты при живых родителях, лишенных родительских прав. У всех психиатры выявили «девиантное поведение и глубокие дефекты социально-педагогического характера».
Потерпевшие по делам, из-за которых подростки попали в Можайский «детский сад», характеризовали их как маленьких зверенышей. И они — подрастающая смена нынешним уголовникам. Так, из восьми осужденных по делу о массовых беспорядках в Можайской колонии, двое отбывали наказания за то, что забили людей до смерти, а шестеро — за серии краж, угоны и мошенничества. Причем четверо из осужденных к 16 годам уже были судимы второй раз, а еще один, будучи под следствием по делу о бунте, получил третий приговор.
Объединяло их всех одно: всем вскоре исполнялось 18 лет, и их должны были перевести из ВК в ИК общего режима. Или, как говорят, «на взросляк».
Анатомия бунта
Бунт в Можайской ВК вспыхнул 21 февраля 2016 года. Примерно в 19:30 группа воспитанников забаррикадировала входные двери в один из корпусов, затем поднялась на второй этаж, где, распахнув окна, стала шуметь и поджигать подушки и одеяла. Дежурному помощнику начальника колонии они выдвинули свои требования: общее послабление режима, сигареты, телефон для связи с родственниками, женщин и прокурора. Чуть позже к этому, весьма странному набору, присоединилось еще два: вызвать журналистов и членов Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Московской области.
Из материалов уголовного дела — реконструкция массовых беспорядков:
«21 февраля 2016 года в 19:30 сотрудники колонии обнаружили, что входная дверь в корпус №1, где располагались первый и второй отряды осужденных, заблокирована. В это же время распахнулись несколько окон второго этажа, откуда группа осужденных, чьи лица были закрыты повязками, стала выкрикивать требования. Практически сразу из окон второго этажа были выброшены вниз магнитофон, телевизор, несколько подожженных подушек и одеял. Несмотря на то что лица воспитанников были закрыты масками, все они были опознаны — по голосам и характерному поведению.
Эпизоды первого этапа массовых беспорядков
Фото: ГСУ СКР по Московской области
Сразу же после обнаружения заблокированного входа в корпус о произошедшем было доложено начальнику воспитательной колонии, дежурному по УФСИН по Московской области, дежурному по прокуратуре. По команде начальника ВК в действие был введен план «Шум». На рабочие места были вызваны воспитатели, самостоятельно приехал отец Дмитрий, настоятель храма Андрея Первозванного, расположенного в колонии.
О случившемся была проинформирована ОНК Московской области.
Около 20:30 в колонию по сигналу тревоги прибыли воспитатели свободных смен и руководство. К 22:00 в колонию прибыли представители прокуратуры, руководство колонии и УФСИН по Московской области. Увидев начальство, часть воспитанников во главе с Далевичем и Квартальновым стала требовать, чтобы начальство не приближалось к зданию, угрожая в противном случае вскрыть себе вены. Непосредственно к корпусу подошли только некоторые воспитатели. Группа бунтующих потребовала телефон — но передавать им его не стали, а по громкой связи предоставили возможность связаться с родителями.
Периодически находившиеся на втором этаже громко выкрикивали призывы поддержать беспорядки, регулярно скандировали девизы АУЕ [неформальная молодежная группировка с криминальным уклоном]. Приближающихся к корпусу сотрудников УФСИН угрожали убить.
Около трех часов ночи в колонию прибыли мать воспитанника Далевича, лишенная родительских прав, и его отчим, мать воспитанника Румянцева, а также мать воспитанника М. Они прошли в здание штаба колонии. В 03:25 трое воспитанников, чьи родители прибыли в колонию, спустились по пожарному рукаву из окна второго этажа и пришли в штаб, где в актовом зале разговаривали с родителями. О причинах произошедшего они ничего внятного прояснить не смогли, так как дети весьма сумбурно говорили о нарушении прав некоторых воспитанников, в частности Асланова [фамилия изменена], но никаких конкретных примеров не приводили. Родители уговаривали детей прекратить хулиганство и выйти, на что получили ответ, что подумают. Около 05:00 воспитанники вернулись в корпус.
Около 05:30 воспитанники прекратили противоправные действия.
За медицинской помощью по окончании беспорядков обратились девять воспитанников, у всех были зафиксированы поверхностные царапины предплечий. Ни в госпитализации, ни в квалифицированной медицинской помощи никто из них не нуждался. По заключению экспертов, полученные травмы не причинили здоровью воспитанников никакого вреда».
Ровно через 10 часов с начала бунта — в 05:30 22 февраля — все воспитанники спокойно спустились вниз, построились и прошли в спортивный зал, где их осмотрели медики. Воспитатели провели перекличку и положили своих подопечных спать — в тех корпусах, которые не были повреждены.
Ложь во спасение
Сразу после начала бунта в УФСИН по Московской области была проведена служебная проверка. Кроме того, свою проверку тут же начало управление прокуратуры Московской области по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях. А 24 февраля в колонию прибыли несколько представителей ОНК.
Таким корпус увидели сотрудники ВК рано утром 22 февраля 2016 года
Фото: ГСУ СКР по Московской области
Задача была одна — установить причины произошедшего. Тем более, что руководство колонии утверждало: оперативных данных о готовящихся беспорядках не поступало, а в самой колонии обстановка хорошая. Так, 29 января, за три недели до произошедшего, все воспитанники проходили традиционное анонимное анкетирование, по результатам которого 98 процентов оценили обстановку в колонии как стабильную, 90 процентов охарактеризовали отношения между воспитателями и воспитанниками как «справедливые», а на неправомерные действия сотрудников вообще никто не жаловался. Были перепроверены все анкеты — и цифры подтвердились. Более того, за 2015 год ни в ОНК, ни в прокуратуру, ни в УФСИН по Московской области не поступило ни одной жалобы на действия администрации, в том числе — от освободившихся. Правда, сразу после «бузы» в прокуратуру и ОНК поступило 23 письменных заявления — с жалобами на действия воспитателей и руководства Можайской колонии.
— В этих заявлениях воспитанники написали, что их всех заставляют учить длинные стихотворения наизусть, — объяснила Наталья Дзядко, правозащитник и член ОНК Московской области. — И если плохо выучишь — то избивали палками. Причем по принципу — если учил первого числа, то один удар, а если, к примеру, 23-го — то уже 23 удара. Правда, когда мы беседовали, 18 человек от этих утверждений отказались. В том числе один, который заявления вообще не писал.
В свою очередь, руководство колонии подсчитало ущерб от десятичасового хулиганства. Выяснилось, что были полностью или частично уничтожены 700 предметов, имеющих инвентарные номера, — в том числе музыкальные центры, компьютеры и принтеры. Общий ущерб при этом, по данным бухгалтерии, превысил 930 тысяч рублей. До крупного размера не дотянули, но все равно — деньги большие.
Лестницы, заваленные на случай штурма
Фото: ГСУ СКР по Московской области
Проверки, проведенные всеми контролирующими органами, показали: никаких реальных оснований для хулиганства у воспитанников не было. Та жалоба на избиение воспитанника Асланова не подтвердилась — более того: он сам заявил, что его никто не бил, а устное замечание он получил заслуженно. Авторы 23 жалоб в ОНК при первой же встрече с ее членами заявили — все обращения написаны под давлением других воспитанников и в них нет ни слова правды.
В итоге в феврале прокуратура направила материалы проверки в территориальный отдел Следственного Комитета России (СКР) — и 1 марта 2016 года ведомство возбудило уголовное дело по статье 212 («Массовые беспорядки») УК РФ в отношении 54 воспитанников первого и второго отрядов Можайской воспитательной колонии. Фактически в Московской области оно оказалось первым уголовным делом по столь тяжкой статье УК РФ в новейшей истории.
Молчание зверят
Несмотря на то что хулиганствующие воспитанники пытались спрятать лица, всех до одного опознали — воспитатели хорошо знали и их манеры поведения, и их голоса. Тем более что в 2016 году уже все сотрудники Можайской ВК имели постоянно работающие видеорегистраторы, записи с которых можно было посмотреть в случае малейших сомнений. Для того чтобы избежать возможных эксцессов, всех опознанных бунтарей незамедлительно перевели в другие воспитательные колонии.
Сначала дело расследовал следственный отдел по городу Можайску, но через неделю его передали в Первое управление по расследованию особо важных дел ГСУ СКР по Московской области, поскольку теперь основные фигуранты дела были разбросаны по разным учреждениям ФСИН, в том числе — в Тульской, Архангельской и Ленинградской областях.
— С первой минуты возбуждения уголовного дела все воспитанники первого и второго отрядов получили статус подозреваемых, — рассказывает полковник юстиции Глеб Пережогин, следователь по особо важным делам Первого управления по расследованию особо важных дел Главного следственного управления СКР по Московской области, руководивший следственной группой. — Мы начали допрашивать их всех — и сразу столкнулись с очень интересным фактом: несколько человек вообще не принимали участия в этой «бузе».
— Например, — продолжает Пережогин, — трое воспитанников в момент начала массовых беспорядков оказались в комнате отдыха, где смотрели телевизор. Их около 21:00 за этим занятием через окно и заметил один из воспитателей. Он просто велел им никуда не ходить и лечь спать — так их спящими на полу и нашли рано утром, когда корпус разблокировали. Причем выяснилось, что кое-кто из хулиганов собрался разбить телевизор — но сверстники ему не дали, тем самым фактически противодействуя бунту. Еще четверо воспитанников заперлись в сушилке на втором этаже, где также легли спать. Очень скоро выяснилось: фактически в массовых беспорядках участвовали всего лишь 10 человек.
Фото: ГСУ СКР по Московской области
Три напряженных месяца шли первоначальные следственные действия. Были внимательно изучены все записи видеокамер и видеорегистраторов, допрошены абсолютно все сотрудники колонии, расшифрованы значительное количество часов записей. Но самое главное — подбирались ключики к каждому из воспитанников. Контингент-то весь — ранее судимый, и не по одному разу. Все — из неблагополучных семей, все — с серьезными дефектами воспитания, многие — откровенно асоциальны. Часть из них — убийцы, часть — насильники, почти все преступления совершали неоднократно. И еще до первой судимости почти все прошли откровенно уголовные университеты: вместо родителей воспитывали их старшие криминальные товарищи. Которые намертво вдолбили: ничего не говори, пусть следаки доказывают.
Поэтому многие просто говорили: в беспорядках участие не принимал, ничего не ломал, ничего не жег, спокойно ждал окончания.
Тем более что самая тщательная проверка показала: действительно, в колонии строго соблюдался закон. Более того, к подросткам относились предельно мягко — часто администрация укрывала мелкие правонарушения, чтобы не портить характеристики воспитанников. Никаких предпосылок к бунту, тем более к массовому, не было. Многие даже просились досидеть срок в Можайске, пусть и после совершеннолетия. И часто им шли навстречу.
— Следственной группе удалось убедить всех свидетелей из числа воспитанников колонии, что в них изначально врагов не видят и постепенно всех непричастных избавят от неприятностей, — вспоминает Глеб Пережогин. — Сначала заговорил один, потом второй; мы прекратили их уголовное преследование, переведя в статус свидетелей, — и вот тогда воспитанники нам поверили и стали давать показания.
Разрушенная душевая
Фото: ГСУ СКР по Московской области
К июню 2016 года следователи уже смогли восстановить хронологию действий всех, кто находился в здании Можайской ВК на момент начала беспорядков. Тогда же выяснилась и подоплека этого странного происшествия.
Все оказалось очень просто.
«Светлый» и «темный»
Как и в любой уголовной среде, в Можайской воспитательной колонии были свои лидеры — светлый и темный: условно назовем их главный положительный смотрящий и главный отрицательный смотрящий.
Главным положительным смотрящим был Максим Ершов, родившийся 4 марта 1997 года. В 14 лет он в родной Костроме стал активно воровать, а однажды до смерти забил человека, посмевшего оказать ему сопротивление. Осужденный на 5 лет 10 месяцев колонии, он с первой минуты встал на путь исправления, активно сотрудничал с администрацией и был справедлив с другими воспитанниками.
Из материалов уголовного дела
Фото: ГСУ СКР по Московской области
Его антиподом был Владимир Далевич. Мальчик очень непростой судьбы: его родная мать, разведясь, вновь вышла замуж и родила второго — тяжело больного — ребенка. При этом старший сын рос без присмотра, что быстро сказалось и на успеваемости в школе, и на поведении. Но его мать и ее новый муж сосредоточились на младшем ребенке — а старшего сына в итоге отправили в Суворовское училище.
Подростку там понравилось — но через несколько месяцев учебы он жестоко избил одноклассника, за что был исключен. После этого мать Далевича (сейчас у нее другая фамилия) сама обратилась в органы опеки с просьбой лишить ее родительских прав в отношении старшего сына — мол, не справляюсь. Судом это желание было удовлетворено.
Результат оказался предсказуемым: Володя быстро попал в дурную компанию, стал промышлять угонами машин, попался, получил первую условную судимость... Меньше чем через год его задержали вновь — причем уже как лидера группы подростков, промышлявших угонами. Тимирязевский суд Москвы приговорил его к реальному сроку.
И если «светлый» Максим Ершов хотел поскорее освободиться, то «темный» Владимир Далевич избрал другой путь — и стал активно зарабатывать себе отрицательный авторитет.
Фото: ГСУ СКР по Московской области
В Можайской колонии они стали лидерами двух противоположных групп. Но между собой не ссорились, а договаривались. Ершов был старше на год и три месяца, в колонию прибыл раньше, но и срок у него был больше, и статьи — потяжелее. К Далевичу же, изначально ориентированному на отрицание существующих правил, тянулись такие же бесшабашные. И эти факторы, не слишком важные на воле, в стенах ВК приобрели совсем другой вес...
— Администрация порой обращалась за помощью к «светлому» Ершову, чтобы погасить в зародыше возможные конфликты, — говорит полковник юстиции Глеб Пережогин. — А он, понимая реалии, все вопросы обговаривал с «темным» Далевичем. Этот симбиоз оказался полезным — тем более, что авторитет Ершова был весомее авторитета Далевича, и Максим часто осаждал даже своего визави. Ну а воспитанников, которые пытались играть в собственные игры, оба лидера сообща ставили на место.
Так получилось, что приговоры и Ершова, и Далевича предусматривали их перевод во взрослые колонии на общий режим. Но если Далевич должен был покинуть Можайск в июне 2016 года, то Ершову на момент бунта уже исполнилось 19 лет — он оставался в колонии по решению администрации (закон это не запрещает).
К февралю 2016 года Максим Ершов отбыл две трети определенного судом срока — и получил право на УДО. Он обратился с соответствующим ходатайством, администрация его поддержала, и 18 февраля (за три дня до бунта) состоялось заседание Можайского городского суда.
В УДО Ершову было отказано. По формальным причинам: родственники погибшего от его рук заявили, что не получили ни копейки из предусмотренного приговором возмещения морального ущерба — и выступили против УДО. Для человека, надеявшегося на освобождение и весь срок наказания активно стремившегося к нему, такое решение оказалось роковым. К тому же Ершов понимал, что заработанная им положительная характеристика на протяжении двух долгих лет взрослой зоны будет иметь совсем другое значение...
И Ершов просто-напросто отстранился от всего. Чем немедленно воспользовался Далевич — он-то как раз давно ждал возможности проявить себя. Потому что изначально был настроен на переход «на взросляк». Где те, кто раскачивает систему, сразу получают вес.
По оперативным данным, днем 20 февраля «темный» Далевич подошел к разочаровавшемуся «светлому» Ершову и спросил — есть ли у него возражения против небольшой бузы.
«Мне все безразлично — делай, что хочешь», — ответил Ершов.
По версии следствия, тем самым он «дал свое согласие на противоправные действия, выразившееся в форме бездействия».
Беспорядки любой ценой
«Темный» Далевич быстро развил бурную деятельность — ведь его противовес внезапно исчез и неформальное двоевластие кончилось.
Он вместе с товарищами быстро подговорил одного из молодых осужденных, того самого Асланова, совершить провокацию. Впрочем, подговорил — формулировка не совсем правильная: он просто приказал молодому воспитаннику совершить провокацию. Тот вынужден был пойти на открытый конфликт с воспитателем. К чести сотрудника колонии, ему удалось избежать острой ситуации — но Далевич, видимо, ожидавший чего-то подобного, отдал новый приказ, и во второй половине дня 21 февраля Асланов перед двумя отрядами громко заявил, что был избит — его ударили ногой в плечо, хотя явно целили в голову.
Фото: ГСУ СКР по Московской области
Практически сразу состоялся разбор — и администрация колонии выяснила, что применения силы не было, а Асланов явно оговаривает сотрудника. Да и сам он в штабе колонии держался иначе — и все претензии снял. Воспитатель отряда сообщил о разрешении конфликта — но в задуманной Далевичем схеме это уже не играло никакой роли… Когда рабочий день закончился и в колонии осталась только дежурная смена воспитателей, «темный» кинул клич — всем немедленно собраться в спортивной комнате.
Из материалов уголовного дела — показания свидетеля Ивана Иванова, воспитанника колонии:
«До 19:00 21 февраля никаких разговоров о бунте в отряде не было — жизнь шла по распорядку, отношения и между воспитанниками, и с сотрудниками колонии были ровные.
Но после ужина 21 февраля по отряду прошли несколько человек, которые потребовали от всех немедленно собраться в спортивной комнате на втором этаже. Там Далевич, Квартальнов, Вишняков и Белендрясов потребовали от всех немедленно выступить на защиту двух обиженных товарищей — Асланова, которого ни за что избил воспитатель, и Макса Ершова, по беспределу кинутого администрацией, с которой он активно сотрудничал. При этом Далевич обещал, что отказавшихся принять участие в бунте ждут немедленная расправа и в дальнейшем большие неприятности весь оставшийся срок. В это же время Вишняков начал срывать именные нашивки с одежды заключенных, тем самым демонстрируя реальность намерений провести бунт.
Из собравшихся некоторые осужденные высказывали согласие с указанными выше лицами, но большинство никак не реагировало. А в дальнейшем они просто разошлись по отдельным помещениям, где была возможность находиться, и легли спать. По моему мнению, все знали, что организаторы беспорядков хотят расшатать режим перед убытием в колонии общего режима ради авторитета в глазах уголовников, и не хотели принимать в этом участие.
Через непродолжительное время Далевич, Квартальнов, Вишняков, Белендрясов, Дорожкин, Румянцев, Садеков, Сизоненко смастерили из одежды маски, закрыли ими свои лица, вышли из спорткомнаты, заблокировали вход в корпус, приперев дверь грифом от штанги, после чего часть из них начала крушить подвесной потолок, а часть — заваливать лестницы, ведущие на первый этаж, мебелью, которую вытаскивали из комнат.
Переговоры с сотрудниками и руководством колонии вел в основном Далевич через открытое окно на втором этаже, периодически уходя в глубь помещения, присоединяясь к другим осужденным, участвующим в погромах. Поясню, что участие в беспорядках принимали десять человек. Максим Ершов в спорткомнате не присутствовал, но о происходящем знал. Возражений с его стороны не было».
В тот момент, когда причины «бузы» стали ясны, следствие фактически было закончено.
— Самое главное в любом уголовном деле — понять движущую силу преступления, — считает полковник Глеб Пережогин. — Как только это выясняется, остальное становится делом техники. Показания воспитанников о взаимоотношениях Ершова и Далевича, которые формально развивались задолго до «бузы», рассказы о настроениях группы подростков, готовящихся к переводу на общий режим, стали краеугольным камнем. Они, кстати, объяснили и особенности поведения на следствии основных обвиняемых. Как говорится, пазл сложился.
Предавший понятия
Но юридически надо было выполнить еще несколько важных действий, главным из которых стала оценка причиненного ущерба. По данным администрации Можайской ВК, его общая сумма стремилась к миллиону — но суд потребовал заключение экспертов. Они выяснили, что почти все вещи полностью выработали срок амортизации — и ущерб снизился с 930 до 329,5 тысячи рублей. Кстати, внутренние повреждения колонии в общий ущерб не попали — они были устранены силами самих воспитанников.
Фото: ГСУ СКР по Московской области
— Почти все свидетели из числа воспитанников до колонии жили в ужасных бытовых условиях, и только в Можайске многие впервые увидели спортивные тренажеры, игровые приставки, компьютеры и аудиоцентры, — говорит руководитель следственной группы. — Многие воспитанники в глубине души любили свои отряды — хотя бы потому, что впервые за многие годы оказались в нормальных бытовых условиях. Ну а когда их исключили из числа обвиняемых — энтузиазм только прибавился.
15 декабря 2017 года 30 томов уголовного дела поступило в суд. Задержку вызвала экспертиза каждого из поврежденных предметов: всего в ходе следствия выполнено более 20 экспертиз, больше 100 допросов, осмотрены почти 20 часов видеозаписей.
Но очень многое в эти тома не вошло.
Так, по оперативным данным, несколько ближайших родственников Владимира Далевича отбывают наказание в местах лишения свободы, где пользуются авторитетом. И он неоднократно просил у них разрешения на «бузу в детском саду». Но каждый раз ему отвечали отказом. Отчасти потому, что опасались резкой реакции ФСИН, а отчасти проверяя на «уркаганскую дисциплину».
Владимир Далевич такой проверки не выдержал: подбив несколько человек на бунт ради собственного авторитета, он нарушил прямой запрет и привлек к себе лишнее внимание. Теперь на взрослой зоне его ждет «правилка»; чем она закончится — никто не знает.
Куда приводят мечты
Дело о беспорядках в Можайской воспитательной колонии рассматривалось в Мособлсуде почти год. Процесс был очень непростой: в ходе заседаний и подсудимые, и зрители устраивали провокации, звучали завуалированные угрозы, а конвой несколько недель подряд вынужден был тщательно досматривать обвиняемых. Все потому, что прошла информация — подсудимые на процессе собираются заняться членовредительством. Дважды заседания останавливали: приставы фиксировали передачу подсудимым запрещенных предметов.
Любопытно, но особое внимание к процессу проявляли не отечественные, а иностранные журналисты. Причем трижды, несмотря на прямой запрет, они пытались осуществлять видеосъемку заседания. Только в сентябре 2018 года вся эта чехарда внезапно прекратилась — словно откуда-то прошла команда. По странному совпадению прекратилась она после того, как суд посмотрел записи видеорегистраторов сотрудников колонии.
В итоге все восемь подсудимых признаны виновными в участии в массовых беспорядках и приговорены пусть к небольшим, но реальным срокам заключения. А с учетом времени, проведенного в СИЗО, один из них, Олег Белендрясов, освобожден в зале суда.
Максим Ершов был оправдан за недоказанностью организации бунта, но осужден как его участник; с учетом неотбытого срока он получил 3,5 года колонии. По словам юристов, в приговоре Ершова устояла формулировка о «согласии на противоправные действия в форме бездействия».
Все осужденные по делу о бунте должны выплатить Можайской колонии 329 тысяч рублей в равных долях: пока иск не будет исполнен, судимость не может быть погашена. Впрочем, история с бунтом в Можайской колонии еще не закончена: двое обвиняемых в период между возбуждением уголовного дела и выяснением их реальной роли успели освободиться как отбывшие срок. Выйдя из колонии, они на некоторое время выпали из поля зрения следствия. Недавно обоих задержали — и вновь взяли под стражу; сейчас расследование уголовного дела в отношении них продолжается.
Владимир Далевич приговорен к 3 годам 10 месяцам колонии общего режима. С учетом содержания в СИЗО по принципу «день за полтора» ему предстоит досидеть чуть больше пяти месяцев. Этапировать на взрослую зону его не станут — нет смысла.
В колонию общего режима, куда Далевич так стремился, он не попадет.
Вся затеянная им история оказалась «бузой» ради «бузы».