«Лента.ру» продолжает публиковать воспоминания репортеров, побывавших в Нагорном Карабахе во время последней войны 2020 года. В предыдущей статье испанский военкор рассказывал о том, как он чудом выжил под обстрелом и спасал коллег. На этот раз молодой российский репортер вспоминает, как побывал на совещании армянских генералов, увидел, как работают армянские ПВО, и прочувствовал, каково это — жить в бомбоубежище. По просьбе собеседника «Лента.ру» не раскрывает его имя.
Я работаю в одном из крупнейших печатных медиа России. С самого детства интересовался войной, всегда хотелось попасть в горячую точку, но не складывалось. Утром 27 сентября, когда начались бои в Карабахе, меня разбудили сообщения от начальства: «Если что, полетишь?» Долго я не думал.
Повезло, что было время на сборы, перед вылетом я успел сходить в ближайший «Военторг», на 20 тысяч рублей закупился всем необходимым: одежда, аптечка, удобные горные ботинки и прочее. Бронежилет и шлем мне дали в редакции. Потом мне сделали страховку, выдали суточные и сказали: «С Богом!» А еще попросили не рисковать жизнью ради материала.
Армянские солдаты
Фото: AP
«С вами сейчас поговорят»
Первые несколько дней я провел в Ереване. Нужно было рассказать про обстановку в городе, ход мобилизации и сбор гуманитарной помощи. По приезде я отправился в офис к своим ереванским коллегам, двум опытным журналистам, чтобы получить все вводные по ситуации в регионе.
Коллеги явно ожидали, что редакция пришлет более опытного корреспондента, имеющего военный опыт. Было заметно, что им тяжело отправлять в горячую точку молодого журналиста, вчерашнего студента. «Если хочешь, ты можешь остаться здесь, в Ереване, — говорили они. — Будешь переписывать новости из пресс-релизов, а один из нас поедет в Карабах вместо тебя. Это не твоя война. Оставайся». Конечно, я вежливо отказался.
Тогда же, в эти первые дни в Ереване, произошел, пожалуй, самый запоминающийся эпизод моей командировки. Мы с коллегой решили отправиться к военкомату, где принимали добровольцев, но водитель такси то ли нас не понял, то ли проявил инициативу — в общем, привезли не в военкомат, а на базу добровольческого движения «Еркрапа».
Союз добровольцев «Еркрапа» — армянская общественная организация, объединяющая ветеранов-добровольцев войны в Нагорном Карабахе 90-х годов. В ходе прошедшего конфликта курировала вопросы мобилизации добровольцев и доставки гуманитарной помощи пострадавшим от войны
Проходим в здание, и таксист увязался с нами. Пока мы разбирались в приемной, что к чему, он минут на десять исчез в каком-то кабинете и вскоре выглядывает довольный, зовет: «Заходите, с вами сейчас поговорят». А за дверью — внезапно! — офицерское совещание. У седовласого мужчины, явно главного за столом, на плечах погоны генерал-лейтенанта, вокруг него тоже сидят явно не последние по званию люди.
«Здравствуйте, — здоровается главный. — Мы готовы с вами поговорить, но не под запись. Представляться мы тоже не будем. Как видите, мы военные, занимаемся здесь координацией набора добровольцев. Задавайте вопросы, если это не тайна, постараемся ответить». Перед нами поставили пепельницы, воду и разрешили курить в кабинете. Знаете, аудиенция с генералом, когда ты молодой корреспондент, которому нет и 25 лет, жутко поднимают самооценку, а от проявленного к тебе уважения и внимания не знаешь, куда деться: в России ты так не ввалишься покурить на совещание к высшим военным чинам.
Добровольцы, Ереван
Фото: Gleb Garanich / Reuters
Разговор наш был не для публикации, а для общего понимания ситуации, поэтому пересказать его я не могу. Спустя час мы тепло распрощались. Таксисту, который вез нас обратно, видимо, показалось, что я слишком легкомысленно отнесся к происходящему, и он счел нужным мне объяснить: «Вы хоть понимаете, с кем вы сейчас общались? Это был Вагаршак Арутюнян, главный советник Пашиняна (сейчас министр обороны Армении — прим. «Ленты.ру»)». Такой вот армянский колорит: обычный таксист заходит на совещание к советнику главы государства как к себе домой и за несколько минут организует интервью для каких-то незнакомцев.
Именно тогда я начал осознавать, что Армения — это какой-то перевернутый мир
Границу между Арменией и непризнанной Нагорно-Карабахской республикой я пересекал в автобусе пресс-службы МИД Армении. Нам говорили, что иного способа попасть туда не существует, но потом выяснилось, что многие мои коллеги въезжали в регион на частном транспорте.
На весьма условной границе, практически никак не обозначенной, стоит блокпост местной полиции, которая относилась довольно равнодушно к желающим проехать: у половины даже документы не спрашивали. Не до того людям было. По этой дороге, единственной, соединяющей Армению и Арцах, с первых дней войны «работали» дроны-камикадзе. Позже я узнал, что, если эти дроны не находят нужной цели, их могут направить в первую попавшуюся машину. Было достаточно страшно.
Неразорвавшийся снаряд на улицах Степанакерта
Фото: David Ghahramanyan / NKR InfoCenter / Reuters
«Это же страшная вещь»
Степанакерт — красивый город, ну, точнее, был таким. Я немного успел рассмотреть его до того, как все разбомбили. Центральные улицы были хорошо отремонтированы, там приятные скверы и кафе, ухоженные дома. До начала войны даже Wi-Fi раздавали на улицах, что не в каждом городе России возможно. И кстати, Карабах очень русифицированный регион в целом. Многие вывески в Степанакерте дублируются на русском, такого я не видел даже в Армении.
Пожилые армяне рассказывали, что в советские времена, когда регион был в составе Азербайджанской ССР, местные всеми силами пытались не допустить открытия азербайджанских школ. Вместо них они открывали русскоязычные, чтобы у властей не было претензий
Азербайджанцы первыми начали бить по мирным городам, точно. Причем били с каким-то завидным упорством. Тот, кто говорит, что не обстреливали гражданские объекты, — либо заблуждается, либо врет. Все это происходило на моих глазах. Причем не только осколочно-фугасными снарядами, но и кассетными бомбами. Это же страшная вещь. Если эта штука разрывается, то от нее нельзя укрыться. При подлете из носителя рассыпаются маленькие бомбы, и они как горох накрывают большую площадь, взрываясь при ударе. Большая проблема в том, что их осколки очень низко летят. Даже если ты ляжешь — не спасешься. Это просто свинство.
Вид на Степанакерт, 4 октября
Фото: Bars Media Documentary Film Studio / Reuters
В мою первую же ночь в Арцахе на город упало около 30 ракет. Из окна моей гостиницы открывался вид на гору с установками ПВО, которые прикрывали город. Их постоянно обстреливали. В тот день и все последующие я спал в одежде, сбросив только обувь, и то не развязывая шнурки до конца, чтобы можно было всунуть ноги и сразу бежать в подвал. И надо сказать, делать это приходилось регулярно, днем и ночью. Рядом всегда лежали шлем, бронежилет и телефон.
Однажды спускаемся в очередное бомбоубежище, а там армянки при свечах в нарды играют. Хором кричат «Осторожно!», когда я бьюсь каской о низкий потолок. Они были очень гостеприимны даже в таких тяжелых условиях — налили нам кофе в маленькие чашки и поставили конфеты на стол. Таких убежищ полно в Степанакерте. Власти города организовали в них доставку еды и прочей гуманитарной помощи.
Пожилые мужчины часто выходили из бомбоубежищ и возвращались к разрушенным домам, чтобы посмотреть, что осталось, и забрать что-то нужное. А женщины почти никогда не выходили из подвалов, но уезжать отказывались наотрез. «У нас у всех мужья, сыновья, внуки на фронте, поэтому мы здесь и никуда не уезжаем. Как мы оставим свой дом? Мы остаемся и поддерживаем наших, чтобы они знали, что мы здесь, и воевали за нас», — говорили они.
Но детей мы отправили. Дети не должны это видеть. Мы сами были детьми во время прошлой войны, мы все это видели, и мы не хотим, чтобы наши дети это видели
Из-за постоянных бомбежек улицы Степанакерта были почти всегда пусты, и все равно люди продолжали гибнуть. «Смотри, в этот дом было прямое попадание, там погиб 75-летний старик позавчера», — говорит один из местных жителей во время нашей вылазки, стоя около развалин.
Помню, где-то к третьей неделе конфликта стоим с армянским офицером, а он так между делом говорит: «А у нас 90 процентов ПВО Степанакерта уже уничтожено». Страшно осознавать, что находишься в городе, который остался без защиты. Но под конец войны ситуация немного поменялась, Степанакерт стали защищать упорнее. Я не знаю причины, но, как мне сказали местные, «подул северный ветер». Понимайте эту фразу, как хотите.
В бомбоубежище
Фото: Арам Нерсесян / Reuters
«Они думали, что там все хорошо»
В принципе, можно объяснить, почему армяне так обозлились на свое руководство по итогам войны. Во время войны армянская пропаганда беспрестанно твердила об успехах на фронте, хотя на самом деле все было плачевно. Но в Армении и правда думали, что там все хорошо.
Ведь армяне что слышали каждый день? «Армия обороны Арцаха героически сражается, нанося потери врагу! Мы провели тактическое отступление на лучшие высоты и нанесли сокрушительное поражение врагу». А потом — бах! «Мы потеряли треть территорий Карабаха». Без предисловий, без подготовки, без видимых на то причин. А армяне все-таки очень эмоциональный народ. Они почувствовали себя обманутыми.
По словам местных, до окончания конфликта Пашинян пользовался небывало высокой поддержкой. Этот человек, как говорили, сломал систему коррупционных кланов. Интересно, что армянские журналисты до сих пор не смогли нарыть ничего по его недвижимости или крупным счетам. Это лидер, который пришел с улицы, гражданский лидер. Но люди почувствовали себя обманутыми и преданными. Почему не был признан Арцах? Почему был сдан город-крепость Шуша? Почему его защищали бедолаги-добровольцы вместо регулярных соединений? Они не понимали этого, не понимали всех перипетий властных отношений и расценивали произошедшее как глупость и предательство.
Фото: Reuters
Вопросов много не только к Пашиняну, но и к его предшественникам. Пашинян говорит, что предыдущие лидеры совершенно не занимались перевооружением армии, но в итоге оказалось, что и новый премьер не смог за два с половиной года у власти кардинально поменять эту ситуацию, хотя это очень короткий срок. Например, в Степанакерте к началу войны собралось огромное количество добровольцев, но армия испытывала тотальный дефицит подготовленных солдат. Война изменилась. Не хватало артиллеристов, специалистов по ПВО, операторов техники. Противовоздушная оборона реагировала поздно. Сначала на город падало несколько ракет, и только потом включались сирены.
В начале войны имя Владимира Путина многие произносили с неким придыханием, как будто он полубог. На каждом шагу слышались вопросы, когда уже Россия введет войска
Есть неприятные вопросы и к России. Не то чтобы все армяне повально считают, будто Россия их предала, но... тут я лучше процитирую популярное в Армении мнение: «Турция последовательно и без оглядки помогала Баку. Она показала всему миру, что является крайне надежным союзником. Россия же показала себя союзником не особо надежным». Лично я прямых претензий в адрес Москвы не слышал ни разу, народ там очень русофильский, и большинство благодарит российских миротворцев. Карабахцы и вовсе относятся к ним с большим почетом, когда военные машины проезжают мимо блокпостов, им кто пачку печенья сунет, кто блок сигарет.
Сейчас в Степанакерт вернулись уже более 40 тысяч человек. Миротворцы заступили на охрану христианских святынь — это важно. Стала восстанавливаться инфраструктура и социальные объекты. Но это не значит, что конфликт полностью улажен. Конечно, многие пытаются доказать, что в Карабахе все спокойно, игнорируя очевидные факты. А ведь нарушения перемирия есть — не слишком значительные, но есть. И миротворцам приходится вмешиваться и совершать порой героические поступки, про которые почему-то не пишут.