Турецкая лира в 2021 году рушилась с неприличной для столь крупной экономики скоростью, а официальная инфляция в стране в декабре перевалила за 20 процентов. Аналитики по всему миру в один голос твердят, что причиной проблем стали нестандартные экономические взгляды президента Реджепа Тайипа Эрдогана — турецкий лидер считает, что для борьбы с инфляцией надо не повышать, а снижать ключевую ставку Центробанка. Эта логика возникла у него на фоне возросших геополитических амбиций, которые совпали по времени с остановкой роста ВВП. Политик оправдывает свои действия нормами ислама, винит в трудностях коллективный Запад и предлагает туркам потерпеть, пока все как-нибудь наладится. Суверенный авось — в материале «Ленты.ру».
Валютным кризисом называют резкое падение курса национальной валюты, которое ведет к панике на рынках и сомнениям инвесторов в устойчивости и перспективах национальной экономики. Подобные эпизоды в мире происходят достаточно регулярно. И, как правило, чем менее страна развита и способна соотносить свою политику с общепризнанной экономической наукой, тем вероятнее такое развитие событий. В отдельных случаях дело может закончиться исчезновением самого платежного средства. Так, доллар Зимбабве просуществовал с 1981 по 2009 год и под конец не стоил буквально ничего.
Всякий раз проблеме предшествуют один или несколько конкретных поводов. Это могут быть война, госпереворот, внешнее давление, кризис в той сфере деятельности, за счет которой зарабатывает страна. С подобной ситуацией россияне столкнулись во второй половине 2014 года. Тогда падение нефтяных котировок и конфликт с Украиной, спровоцировавший западные санкции, привели к тому, что курс рубля по отношению к доллару рухнул почти в два раза. В 1998 году дефолт и девальвация национальной валюты сложились — если вынести за скобки многолетние проблемы в экономике — из падения цен на нефть и отказа Госдумы сократить расходы бюджета по требованию правительства. В Мексике в 1994 году обрушение курса песо запустили восстание в штате Чьяпас и убийство кандидата в президенты Луиса Дональдо Колосио. Инвесторы начали воспринимать страну как более рискованный рынок и выводить деньги.
Ситуация в Турции отличается от подобных историй тем, что в 2021 году она не переживала никаких явных кризисов. Не было ни серьезных обострений на границе с Сирией, где уже десять лет идет война, ни попыток государственного переворота, ни массовых волнений. Экономика на фоне пандемии коронавируса столкнулась с теми же проблемами, что и остальной мир, но имела ресурсы, чтобы решать их. Например, в туризме ситуация и вовсе существенно улучшилась — число отдыхающих выросло почти в два раза по сравнению с 2020 годом. Однако с января по декабрь турецкая лира рухнула с 7,43 лиры за доллар до 18,37 лиры.
Единственным действительно значимым обстоятельством стало снижение ключевой ставки турецкого Центробанка, на котором рьяно настаивал президент Реджеп Тайип Эрдоган. Его поведение удивляет экономистов по всему миру и оппозиционные партии в самой Турции, но в одном соглашаются все — никакие внешние обстоятельства не заставляли главу государства устраивать национальной валюте кровавую баню. Другими словами, кризис носит рукотворный и труднообъяснимый характер.
Удивительнее всего, что такие события происходит в большой и влиятельной стране — члене НАТО, члене Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), имеющем наиболее развитую экономику в регионе. В Турции живут 83,6 миллиона человек — столько же, сколько в Германии. По данным Международного валютного фонда (МВФ), в 2020 году ВВП страны составлял 719 миллиардов долларов, в 2019-м, последнем до пандемии коронавируса, — 760,9 миллиарда. ВВП на душу населения страны равнялся 8,55 тысячи долларов и 9,15 тысячи соответственно. Для сравнения, в России этот показатель в те же годы — 10,37 тысячи долларов и 11,35 тысячи. Если смотреть по ВВП на душу населения по паритету покупательной способности (ППС), то ситуация в Турции даже лучше, чем в России — 30,25 тысячи долларов против 27,9 тысячи в 2020 году и 29,72 тысячи против 28,45 тысячи в 2019-м. В октябре 2021 года МВФ поставил Турцию на 20-е место среди крупнейших экономик мира и на 11-е место — если считать ВВП по ППС.
В отличие от России страна обделена полезными ископаемыми, в том числе нефтью и газом. Зато она входит в число мировых лидеров по производству сельскохозяйственной продукции, текстиля, строительных материалов и бытовой техники. Турция находится во второй десятке стран по выпуску автомобилей в мире — в 2019 году турецкие автозаводы произвели 1,43 миллиона автомобилей (на 17 процентов меньше, чем в России). В 2020-м объемы сократились из-за нехватки автокомпонентов, однако это общая проблема для всех мировых автопроизводителей.
В республике активно развивается современное судостроение. Все чаще пользуются турецкими верфями и российские заказчики. Компании признают, что по скорости и качеству российские предприятия с турецкими исполнителями сравниться не могут. В 2018 году турецкая Kyzey Star Shipyard победила в тендере на два парома на сжиженном природном газе (СПГ) для линии Усть-Луга — Балтийск. Она же спустя три года стала реальным строителем двух ледоколов для Росморпорта, пусть государственный тендер и выиграл Онежский завод. В России, признавали источники, суда такого класса обошлись бы в полтора раза дороже, не говоря уже о сроках. А в июле 2021-го Sefine Shipyard победила в тендере Росморречфлота на строительство ледокола класса Icebreaker 7.
Сравнения с Россией показывают, что смотреть на Турцию свысока и объяснять ее удивительную денежно-кредитную политику только непрофессионализмом исполнителей нельзя. На экономике такого масштаба и качества завязаны слишком много финансовых интересов крупных игроков, чтобы ей позволили пойти вразнос просто так.
С учетом этих обстоятельств поведение Эрдогана выглядит парадоксально — национальный лидер в манере, которая больше похожа на действия шпиона, наносит удар за ударом по собственной стране. Таким образом его действия комментирует, например, лидер Партии будущего, некогда один из главных соратников президента Ахмет Давутоглу.
Не стесняется в выражениях и лидер одной из наиболее влиятельных оппозиционных партий страны — Хорошей партии — Мераль Акшенер. Она сводит проблемы страны к непотизму (предоставление привилегий родственникам или друзьям), которым славится Эрдоган.
При этом бороться Эрдогану приходится не только с оппозицией, но и с лояльными ему профессионалами, которых он сам же и назначает. Так, за последние 2,5 года президент уволил трех руководителей Центробанка. Сделать ему это позволили досрочные президентские выборы 2018 года, когда независимость у финансового регулятора осталась только на бумаге.
В июле 2019 года с поста пришлось уйти Мурату Четинкая. Эрдоган прямо заявил, что поводом для такого решения стало несогласие экономиста с идеей снижения ставки. Пришедший на его место Мурат Уйсал лишился должности менее чем через полтора года. Если вначале он послушно снижал ставку с 24 процентов до 8,5 процента, то осенью 2020 года не выдержал и на фоне обвала курса национальной валюты увеличил ее до 10,5 процента. В результате уже в ноябре экономиста сменил бывший министр финансов Начи Агбал. Однако новый глава ЦБ оказался еще более принципиальным — сразу же поднял ставку до 15 процентов, а в марте 2021-го довел до 19 процентов, объяснив, что при инфляции более 15 процентов та не может быть ниже. Через два дня Агбал лишился должности.
Очередным председателем регулятора и проводником идей Эрдогана стал Шахап Кавджиоглу, бывший депутат правящей Партии справедливости и развития (ПСР), профессор экономики из стамбульского Университета Мармара. До своего назначения он активно поддерживал президента в политике низких ставок, но, заступив на пост, продолжил линию предшественников. В течение шести месяцев Кавджиоглу избегал снижения ключевой ставки и только в сентябре, несмотря на подбирающуюся к 20 процентам инфляцию, начал смягчение — с 19 до 18 процентов. Вероятно, на него повлияли намеки главы государства и угроза вскоре лишиться поста. О явном недовольстве Эрдогана говорит и факт увольнения троих высокопоставленных чиновников ЦБ три недели спустя, когда лира начала падать и следующие смягчения оказались под вопросом.
Снижение ставки оказалось полной неожиданностью для экспертов. Большинство из них полагало, что риторика Эрдогана лежит в области политики и популизма и не перекинется на реальные действия.
Нельзя сказать, что Эрдоган никак не комментирует происходящее. Напротив, он активно пытается донести свои взгляды даже до простых людей. А они, если коротко, заключаются в том, что высокие ставки ведут к инфляции. По мнению президента, усиление валюты через увеличение стоимости заимствований (высокая ставка) не способно остановить рост цен. Вместо этого следует помогать реальному сектору экономики — создавать новые рабочие места и увеличивать инвестиции в производство, для чего предприятиям необходимы дешевые кредиты (низкая ставка).
В представлениях главы Турции при повышении ставки в страну приходит спекулятивный капитал. То есть инвесторы, которые не заинтересованы в долгосрочных вложениях в страну, а немедленно выведут из нее средства, как только ухудшится конъюнктура и появится более выгодное предложение. Таким образом, иностранцы не приносят деньги в экономику, а высасывают их. И возникшие проблемы Эрдоган связывает именно с враждебными экономическими элементами.
В этих утверждениях есть свой резон. Госдолг Турции достиг порядка 450 миллиардов долларов, еще более 300 миллиардов составляет корпоративный долг, половина которого приходится на краткосрочные заимствования. Таким образом, турецкая экономика испытывает серьезную зависимость от иностранного капитала, а тот в случае волатильности на глобальном рынке предпочитает возвращаться в более надежные развитые страны. В таких условиях многолетние инвестиционные проекты находятся под серьезным давлением, что сдерживает развитие страны.
Исходя из этого Эрдоган выводит, что при высоких ставках производители вынуждены перекладывать свои расходы на покупателей. А это, в свою очередь, ведет к повышению цен, от которого и страдают люди.
В обращениях к турецким гражданам президент призывает их потерпеть, пока проводимая политика не даст результат. В начале декабря на фоне массовых акций протеста он пообещал, что ценовая ситуация стабилизируется уже в первой половине 2022 года. При этом Эрдоган напоминает, что ранее он, после вступления в должность премьера в начале 2000-х годов, уже побеждал галопирующую инфляцию.
Кроме того, все чаще для объяснения своих финансовых идей президент апеллирует к исламу, запрещающему ростовщичество. Например, 19 декабря, вскоре после последнего заседания ЦБ, он подчеркнул, что как мусульманин продолжит проводить реформы, которых требует от него религия. По словам турецкого лидера, добиться роста ставок хотят процентные кредиторы, но правительство справится с ними.
А еще в последние годы он регулярно обвиняет своих оппонентов в излишнем следовании западным стереотипам мышления. В 2017 году, незадолго до первого похода на высокие ставки, он объяснял, что специалисты, которые хотят решить проблему инфляции с помощью общепризнанных способов, не понимают особенностей Турции. Впрочем, противником западной экономической мысли Эрдоган стал не сразу.
Политик возглавляет Турцию с ноября 2002 года, когда на парламентских выборах победила созданная специально под него партия. Первые годы премьером был его ставленник Абдулла Гюль — самому Эрдогану занять пост помешала судимость, но с 2003 года преграды были сняты.
Нового лидера страна обрела сразу после экономического кризиса 2001 года. В момент прихода Эрдогана ставка составляла 44 процента. Спустя год она опустилась до 26 процентов, а через пять лет, в ноябре 2007 года — до 16,25 процента. Все это время ВВП страны стремительно рос — с 240,2 миллиарда долларов в 2002 году до 681,7 миллиарда — в 2007-м.
Мировой кризис 2008 года Турция преодолела относительно легко. В 2009-м ВВП упал до 649,3 миллиарда долларов, но уже на следующий год превысил докризисные показатели. Причем за этот период центробанк в два раза опустил ключевую ставку — на конец 2009 года она составляла 6,5 процента. Такая политика в то время никого не удивляла, например, не менее резко (с 13,75 до 8,75 процента) ставку в 2009 году опускала Бразилия.
В 2013-м своего исторического минимума достигла и ключевая ставка — в мае она опустилась на 0,5 процентных пункта, до 4,5 процента. В плане развития экономики Турция оказалась братом-близнецом России, для которой этот год также остается пиковым с ВВП в размере 2,297 триллиона долларов, то есть 15,9 тысячи долларов на душу населения.
Однако если Россия в 2014 году испытала двойной удар — санкции и нефть (второе обстоятельство для импортирующей углеводороды Турции было только в плюс), то для Анкары вызовом стало сворачивание программы количественного смягчения (QE) Федеральной резервной системы (ФРС) США, действовавшей с ноября 2008 года. Анонсировали ее завершение еще в 2013 году, но основные действия пришлись именно на 2014-й. Зависящая от иностранных инвестиций республика столкнулась с оттоком капитала.
Центробанк Турции отреагировал оперативно и так, как требует экономическая теория. В январе ключевая ставка выросла до 10 процентов, что позволило не допустить выхода инфляции за те же 10 процентов. С тех пор несколько лет ситуация оставалась стабильной. Экономическое положение Турции не слишком ухудшил даже конфликт с Россией в 2015-2016 годах из-за противоположных позиций в Сирии и сбитого истребителя. Москва ввела товарное эмбарго и запретила поездки туристов, что стало пусть и болезненным, но не смертельным ударом. По крайней мере, столь волнующая Эрдогана инфляция стабильно оставалась ниже 10 процентов, и поднимать для этого ставку не приходилось.
Поворот к нынешнему денежно-кредитному парадоксу в Турции совпал по времени с неудавшейся попыткой государственного переворота летом 2016 года. О реальных причинах происходившего в те дни спорят до сих пор. Для одних экспертов это был бунт военных, посчитавших момент удачным для возвращения своего исторического влияния, для других — беспорядки сознательно спровоцировал сам Эрдоган, чтобы укрепить власть и разобраться с оппозицией. Однако так или иначе, но президент действительно получил карт-бланш для более решительных действий. Сразу после подавления бунта в стране начались чистки, и был введен режим чрезвычайного положения, отмененный только в июле 2018 года.
Официально Анкара обвинила сторонников укрывающегося в США оппозиционного проповедника Фетхуллаха Гюлена, а Эрдоган призвал президента США Барака Обаму выдать своего противника. В Белом доме в выдаче отказали, что ухудшило отношения между странами. Кроме того, в конце 2017 года Турция договорилась о закупке у России зенитных ракетных систем С-400, против чего категорически выступал Вашингтон.
Важной частью сложившейся картины стали возросшие геополитические амбиции Эрдогана в первой половине 2010-х годов. Международные инициативы требовали денег, но давать их экономика перестала. Рост ВВП замедлился (в долларовом выражении он упал с 957,8 миллиарда в 2013 году до 869,7 миллиарда в 2016-м), люди перестали чувствовать, что их благосостояние растет, надежды на будущее таяли.
В таких условиях в любой стране мира усиливается влияние оппозиции, а значит, даже популярному политику приходится обращать на нее все больше внимания и отвлекаться от внешнеполитических задач. Самый верный способ успокоить критиков — вернуть экономический рост. А если общепризнанные методы не срабатывают, на помощь так и просится альтернатива. При этом особенно заманчивой выглядит возможность обвинить в проблемах коварный Запад и опровергнуть его теории.
В желании найти абсолютно новый, противоречащий мировой практике путь развития Эрдоган не одинок. Такие решения время от времени приходят в голову многим политическим лидерам, особенно тем, кто долго находится у власти, лишен серьезной политической конкуренции и сталкивается с проблемами в экономике.
Хотя прямые аналогии между такими стремлениями и жесткой формой правления не работают. Например, в 1960-е и 1970-е годы режим Пак Чон Хи в Южной Корее по жестокости не отличался от того, что установился в КНДР, но при этом южнокорейский генерал оставался убежденным рыночником. И сам Эрдоган выглядит куда либеральнее, чем автор сингапурского экономического чуда Ли Куан Ю. Последний десятки лет купировал любые намеки на критику в свой адрес, а в Турции мэром Стамбула, крупнейшего города, в 2019 году стал оппозиционер.
Долгое время популярной альтернативной идеей развития экономики был фиксированный курс национальной валюты. Ее апологеты полагают, что запрет на спекуляции (заработок на разнице курсов) обеспечит стабильность и поспособствует экономическому росту. Громче всех такую концепцию проверил СССР. Эксперимент, в котором невольно приняли участие советские граждане, подтвердил — стабильный курс хорош только в том случае, если у экономики есть на это деньги. Как в Саудовской Аравии, где курс саудовского рияла привязан к доллару США. Королевство сознательно передало США часть функций денежно-кредитной политики, потому что за счет продажи нефти у него хватит валюты для удовлетворения спроса на доллары даже в период кризиса.
Другим оригинальным способом опровергнуть западные рыночные теории стали фиксированные цены на товары в условиях плавающего курса валюты. Такую политику проводили власти Венесуэлы. По решению президента Уго Чавеса с 2003 года в стране закрепили цены на 400 категорий товаров, в том числе на продукты питания. Результатом стала официальная инфляция выше 20 процентов и возникновение черного рынка продуктов, где цены росли на 50 процентов каждый год.
Рыночная экономика в своей основе подразумевает частный капитал и конкуренцию между производителями. Пойти против этого правила решил президент Белоруссии Александр Лукашенко. С момента прихода к власти в 1994 году он видел главное зло в частном бизнесе, который взвинчивает цены ради сверхдоходов, выводит средства за рубеж и не развивает реальный сектор экономики. От своих воззрений политик не отказался до сих пор (в 2020 году 43 процента всей занятости в стране и 70 процентов промышленного производства приходилось на госсектор), несмотря на зашкаливающую инфляцию. В 2000-е годы рост цен мог превышать 50 процентов в год, в 2011-м белорусский рубль обесценился почти в три раза. В итоге в 2016-м в стране произошла деноминация.
Еще один альтернативный взгляд на развитие экономики недавно предложил Сальвадор, одна из беднейших стран мира. От своей валюты страна давно отказалась из-за высокой инфляции и перешла на доллар, а в 2021 году параллельно с ним первой в мире официально признала биткоин. МВФ и Всемирный банк предупреждали, что такое решение создаст дополнительную угрозу для государства, но 40-летний президент Найиб Букеле считает, что инвестиции в главную мировую криптовалюту принесут стране сверхдоходы и помогут быстро увеличить благосостояние. Пока, спустя почти четыре месяца, говорить о прибыли не приходится — курс биткоина держится примерно на том же уровне.
Все описанные выше методы имеют одну важную особенность — из примет экономик развитых стран, сходных по основным принципам, выделяется одна конкретная, «самая важная» деталь. Ее исполнение, считают идеологи, и должно автоматически подтянуть все остальные показатели.
В самых богатых странах — действительно стабильные цены на продукты и курсы валют, инфляция в них незначительна, ставки центробанков низки, капитал не бежит за границу, а собственные инвестиции в иностранные активы приносят стабильный доход. Но все эти условия, как показывает мировой опыт, работают только в совокупности. Стремление к конкретным цифрам по одному параметру, игнорируя остальные, приводит к разбалансировке. Но Эрдоган, опровергая такие представления, прямо называет ставку главной причиной успеха развитых стран.
Такие взгляды имеют сходства с карго-культом — группой религиозных движений, возникавших в Меланезии с XIX века. Жители островов создавали из подручных материалов приметы более развитого общества, надеясь, что один только внешний вид придаст им сравнимую функциональность. Например, они строили «копии» взлетно-посадочных полос, «аэропорты» и «радиовышки», ожидая, что те привлекут самолеты с грузом. Реальные самолеты использовать такие «ВПП» не рисковали. Однако Эрдоган уверен, что с помощью низких ставок сможет «приземлить» и национальный, и иностранный капитал.
Между тем серьезной проблемой стран, экспериментирующих с экономическими концепциями, становится убежденность их лидеров в любви народа, а значит, в расчете на то, что люди будут поступать так, как попросят. В этом смысле Эрдоган не исключение. В марте, когда лира на фоне увольнения главы ЦБ рухнула почти на 15 процентов, он призвал граждан переложить доллары, евро и золото в национальную валюту. В декабре, когда доллар в моменте стоил выше 18 лир, он повторил призыв. В идеальном мире такая стратегия могла бы сработать, но обычно в кризис люди думают не о макроэкономике, а о том, как сберечь накопления. Так что вместо усиления лиры Анкара получает долларизацию экономики.
Ключевой (процентной) ставкой называют процент, под который центробанк выдает кредиты коммерческим банкам. Условия этого кредита отличаются в разных странах, но ставка в любом случае остается основным параметром денежно-кредитной политики. Вычисление ее значения требует полноценного анализа экономической ситуации. Важна и предсказуемость ставки, чтобы бизнес понимал, в каких условиях ему придется работать. Банковские кредитные ставки зависят от ключевой, как минимум они обязаны быть не ниже нее. Иначе банк терпит убытки — занимает у ЦБ по ставке выше, чем предоставляет кредитору сам.
В общих чертах регулятору надо пройти между двумя крайностями. Низкая ставка позволяет банкам активнее выдавать кредиты. Но если других условий для роста нет, то в экономику вбрасываются необеспеченные средства, а это порождает инфляцию, которая мешает строить планы на долгий срок. Высокая ставка вынуждает бизнес ужимать расходы, а также повышает привлекательность банковских депозитов (деньги можно приумножить, а не потратить). Сокращение спроса сдерживает цены, но предприятия недополучают денег для развития. В то же время стабильность макроэкономических показателей позволяет компаниям привлекать средства инвесторов под более низкий процент. Впрочем, слишком высокая ставка приводит к кэрри-трейду — международные спекулянты занимают деньги в одной валюте под низкий процент, переводят в другую, вкладывают в ней под более высокий, а получив доход, проводят обратную операцию и закрывают кредит с прибылью.
Между тем экономисты оперируют не только номинальной ставкой, но и реальной. Приближенная формула Фишера определяет ее как номинальную за вычетом инфляции. Если номинальная ставка ниже инфляции, то реальная уходит в отрицательное значение. И тут начинает работать очень простая схема — предприятие может вместо развития производства взять кредит в банке, купить на него доллары, потом продать их и вернуть долг банку, получив чистый доход от курсовой разницы.
Такой «бизнес» работал в первой половине 1990-х годов в России. Вплоть до 1995 года ставка рефинансирования (аналог нынешней ключевой ставки ЦБ) не поднималась выше 210 процентов, стабильно оставаясь ниже инфляции. На этом фоне ВВП России стремительно падал — с 563,8 миллиарда долларов в 1991 году до 402,3 миллиарда в 1995-м. В первой половине 2000-х годов ставка рефинансирования оставалась выше 20 процентов, но так как она была выше инфляции, дорогие кредиты не мешали ВВП России расти на 4,7-10 процентов в год. Схожая ситуация наблюдалась в Японии в третьей четверти XX века. «Японское экономическое чудо», позволившее стране на долгие годы стать второй экономикой мира, случилось в период относительно высоких ставок, доходивших до 9 процентов. До конца 1980-х ВВП страны в среднем рос на 5 процентов в год, но после наступили десятилетия застоя. При этом прекратила расти экономика почти одновременно с тем, как ставка упала ниже одного процента, а инфляция колебалась в районе нуля.
На этом фоне швейцарский банк UBS объявил, что больше не будет публиковать отчеты по турецкой лире, и попросил инвесторов игнорировать его последние доклады по этой валюте. По всей видимости, аналитики банка посчитали, что ситуация не поддается логическому анализу, поэтому строить прогнозы бесполезно.
В России, где рост экономики последние восемь лет также мало кого удовлетворяет, голоса с требованием радикально снижать ключевую ставку становятся все слышнее. Активнее всех на этом фронте выступает миллиардер Олег Дерипаска. Давить на Центробанк он начал еще в момент смягчения денежно-кредитной политики, требуя от регулятора как можно скорее довести ставку до уровня США и Европы. Когда же с марта 2021 года Банк России приступил к ужесточению денежно-кредитной политики, бизнесмен начал обвинять руководство регулятора едва ли не в государственной измене и требовать от Госдумы изменить закон о ЦБ.
С таких же позиций выступает академик РАН Сергей Глазьев, бывший советник президента и действующий министр по основным направлениям интеграции и макроэкономике Евразийской экономической комиссии.
Сторонники снижения ставок, как и турецкое руководство, обвиняют своих оппонентов в работе на спекулянтов, банкиров и всех остальных лиц, выкачивающих из страны сверхприбыли. Рекомендации международных специалистов, по их мнению, ничего хорошего принести не могут, поскольку те заинтересованы в сдерживании развития государства.
Российское руководство, с одной стороны, позицию по поводу желания Запада сдержать Россию любой ценой разделяет, но, с другой, в действие Центробанка пока не вмешивается. Во время пресс-конференции президент страны Владимир Путин удовлетворительно оценил работу Эльвиры Набиуллиной во главе регулятора по итогам года, за который ключевая ставка выросла в два раза — до 8,5 процента. Глава государства признал, что реальный сектор «ругается» на повышение ставок ЦБ, но заметил, что «если этого не делать, то будет как в Турции».
На возможный пересмотр позиции намекает несколько моментов. Во-первых, резкое повышение ставки все же не помогло сдержать инфляцию. По итогам года она окажется в районе 8,4 процента — в два раза больше целевого показателя в 4 процента и гораздо больше, чем ожидали в течение всего года. Еще во время выступления на Петербургском международном экономическом форуме в июне президент считал, что к концу года рост цен не превысит 5 процентов. Во-вторых, в конце ноября Набиуллина в споре с Дерипаской подчеркнула, что ЦБ продолжит бороться с инфляцией через ограничение спроса, а не рост предложения. Спустя неделю Путин на совещании по экономике призвал решать проблему все-таки за счет предложения товаров и услуг на внутреннем рынке, чтобы в течение года вернуть ее к показателю в 4 процента. Позднее Путин подтвердил поручение использовать для подавления инфляции все меры, но только чтобы одновременно повышать доходы граждан.
Таким образом, Центробанку негласно поставлена конкретная задача, исполнение которой не полностью зависит от него. Ведь высокая ставка позволяет эффективно решать проблемы с инфляцией только в случае хорошего инвестиционного климата (инвестор реагирует даже на минимальное повышение) и отсутствия массовой практики выдачи льготных кредитов. А оба этих условия не выполняются.
Так, в сентябре глава Счетной палаты Алексей Кудрин отмечал, что в стране слабый инвестклимат из-за перегруженности экономики госкорпорациями, которые существуют на особых условиях. А практика снижения ставки ради увеличения производства фактически действует в отношении рынка недвижимости. По данным консалтинговой группы SRG, с начала года «квадрат» в среднем по России подорожал более чем на 20 процентов. Причиной такой динамики стала массовая выдача льготной ипотеки. Набиуллина неоднократно призывала прекратить такую практику, однако Путин во время пресс-конференции положительно оценил ее результаты. В настоящее время программа продлена до июля 2022 года.
Для Турции прологом нынешнего кризиса послужил 2020 год. Тогда ставка опускалась даже более резко — с 24 процентов до 8,5 процента. К августу лира потеряла 20 процентов по отношению к доллару с начала года, а инфляция достигла 12 процентов. По официальным данным, к тому моменту золотовалютные резервы центробанка сократились с 81 миллиарда долларов до 51 миллиарда. Расчеты трейдеров показывали, что за год ЦБ и государственные банки продали для поддержания лиры около 110 миллиардов долларов. Когда поиск средств для поддержания курса не удался, а объем чистых золотовалютных резервов, по оценке Moody's, опустился до нуля, регулятору пришлось резко поднимать ставку.
Вместе с тем Эрдоган не может не замечать, что людям происходящее не нравится. В том числе оно лишает их остатков доверия к официальному уровню инфляции (в ноябре она, по данным ЦБ, достигла 21,3 процента).
Независимая турецкая группа по исследованию инфляции (ENAG) во главе со стамбульским профессором Вейселом Улусоем еще в начале месяца указала, что темпы роста индекса потребительских цен в Турции за 12 месяцев составили 49,87 процента. В свою очередь профессор экономики Университета Джонса Хопкинса Стив Ханке тогда назвал еще более высокие цифры — 58,75 процента. Спустя месяц, после очередного снижения ставки, он предположил, что инфляция в Турции достигла уже 137,76 процента, что в шесть раз больше, чем цифры властей. Исходя из официальных данных, консенсус-прогноз инфляции в Турции по итогам года, составленный Reuters с помощью опроса экономистов, превышает 30 процентов.
Новое повышение цен на энергию, о котором власти объявили за несколько часов до 1 января, только подстегнуло недоверие к официальным данным. Стоимость электроэнергии выросла на 52 процента для домохозяйств с низким потреблением и на 127 процентов — для коммерческих клиентов. Цены на газ поднялись на 25 процентов для бытового использования и на 50 процентов — для промышленности. Член Хорошей партии Эрхан Уста назвал повышение крупнейшим за всю историю Турции.
На фоне вспыхнувших в стране массовых протестов Эрдоган согласился поднять минимальную зарплату. В 2022 году она вырастет в полтора раза — с 2825 лир до 4250. При курсе 12 лир за доллар это будет порядка 350 долларов, или около 25 тысяч рублей, но резкие колебания курса могут значительно изменить эти цифры как в большую, так и в меньшую сторону. По той же причине магазины и торговые центры начали создавать запасы продовольствия на складах. Комитет по промышленности парламента Турции уже одобрил законопроект о запрете такой практики.
Последнее снижение ставки вызвало панику на Стамбульской бирже. Из-за массовых распродаж ей пришлось дважды, 17 и 20 декабря, останавливать торги. Между этими днями одна из крупнейших бизнес-ассоциаций Турции TÜSİAD обратилась к Эрдогану с просьбой отказаться от самоубийственной политики, так как она дестабилизирует экономику.
После этого турецкие власти в спешке начали тушить пожар. Президент раскритиковал обращение объединения, но пообещал компенсировать убытки клиентам банков, если ставка по вкладу в лире будет меньше, чем ее падение к твердым валютам. Если планы придется исполнять, инфляция получит дополнительный стимул. Также правительство решило обнулить налог на доходы от инвестиций в гособлигации в лире и защитить экспортеров от волатильности национальной валюты.
А чтобы меры выглядели действенными, власти страны начали максимальные за годы валютные интервенции. Как подсчитал Bloomberg, чистые иностранные активы Турции на 24 декабря упали до отметки минус 5,1 миллиарда долларов, хотя до объявления этих мер они составляли минус 817 миллионов. Российский экономист НИУ ВШЭ Евгений Коган заметил, что валюту скидывали на бирже в большой спешке, так что валютные пары лира-доллар и лира-евро оказались не согласованы между собой. Распродажа позволила довести лиру до максимальных с ноября значений, после чего Эрдоган объявил о победе над валютным пузырем.
«Победа» оказалась недолгой — уже на следующей неделе национальная валюта поползла вниз, и турецкий центробанк перешел от «пряника» к «кнуту». Регулятор ввел комиссию 1,5 процента с обязательных резервов национальных банков по депозитам в иностранной валюте. В планах на 2022 год у ЦБ — продвижение депозитов в лирах для банков и граждан. А пока в обвале лиры официально обвиняют критиков экономической политики Эрдогана. За сообщения в социальных сетях и СМИ под преследование попали 26 человек, в том числе бывшие главы центробанка.
На этом фоне глава государства объявляет страну «восходящей звездой XXI века», указывая на существенный рост ВВП (с учетом рухнувшей лиры в долларовом выражении показатель упадет), и ставит задачу войти в десятку крупнейших экономик мира. Тем временем международное рейтинговое агентство S&P меняет прогноз рейтингов со «стабильного» на «негативный». Эрдоган может пенять на неверие западных институтов в турецкие методы, но времени у него осталось не так много.
В июне 2023 года в стране должны пройти очередные президентские и парламентские выборы. И к этому моменту «эрдоганомика» должна доказать избирателям свою жизнеспособность. Пока же президент только лишается своих сторонников. Ноябрьский опрос Metropoll показал, что поддержка ПСР упала до 26 процентов без учета неопределившихся избирателей — самый низкий показатель за всю 20-летнюю историю партии. Среди тех, кто имеет самые низкие доходы, рейтинг упал до 21 процента. Работу президента одобряют 39 процентов, также рекордно низкий уровень, не одобряют — 57,2 процента. Оппозиционный Национальный альянс между тем почти сравнялся в поддержке с правящей коалицией — 39,5 процента респондентов против 40 процентов.
По данным опроса Gallup, проведенного в 44 странах, жители Турции продемонстрировали максимальный пессимизм в отношении будущего. Экономических трудностей в 2022 году ожидают 72 процента респондентов. В России их число выросло только до 53 процентов.
Таким образом, в ближайшие полтора года эксперимент Эрдогана либо опрокинет господствующие представления о макроэкономических процессах, либо станет печальным уроком для турок, но поучительным примером для всех, кто верит в простые решения сложных проблем.