180 лет назад, 10 марта 1845 года, родился император Александр III. Был ли он успешным правителем? Зачем в его окружении хотели подморозить страну и удалось ли это сделать? Почему при нем самодержавная Россия подружилась с республиканской Францией? Говорил ли он фразу про армию и флот как единственных союзников России? О личности и эпохе предпоследнего российского императора «Ленте.ру» рассказал доктор исторических наук, профессор Кирилл Соловьев.
Народное самодержавие
«Лента.ру»: Несколько лет назад в интервью «Ленте.ру» вы сказали, что революция 1905-1907 годов в России стала платой за отказ от развития и застой, когда Александр III, а затем и его сын Николай II в стремлении сохранить стабильность пытались противостоять естественному ходу истории. Можете развернуть этот тезис?
Кирилл Соловьев: В современной историографии до сих пор следуют дореволюционной традиции изучать политическую жизнь России по царствованиям. Как будто бы каждое из них — это особая эпоха. Применительно к XIX веку такая схема чаще всего работает, но не в случае с правлениями Александра III и Николая II. Здесь нет той четкой грани, которая бы разделяла их царствования.
Кирилл Соловьев
Фото: Михаил Бабкин / Wikimedia
После смерти Александра III разворота политического курса, как многие рассчитывали, не произошло. Николай II взошел на престол в окружении тех же сановников, что составляли ближний круг его отца. Неслучайно новый император сразу заявил, что будет продолжать дело своего «возлюбленного родителя». В данном случае слова соответствовали делам. Высший слой бюрократии мало изменился после 1894 года. Мы имеем дело с цельным историческим периодом, который начался в 1881 году и закончился в 1905 году.
Но в чем он выражался? Что случилось в 1881 году, помимо убийства Александра II?
В 1881 году новый император Александр III в силу своих личных взглядов и под влиянием ближайшего окружения отказался от инициатив М.Т. Лорис-Меликова — наверное, наиболее влиятельного представителя высшей бюрократии последних лет царствования Александра II. Тот предлагал курс преобразований. Конечно, их можно оценивать по-разному. Можно говорить, что так называемая «конституция Лорис-Меликова» настоящей конституцией не была, что никаких радикальных изменений в общественно-политической жизни страны она не подразумевала. Однако в любом случае это был серьезный шаг по пути реформ.
Александр III таких реформ опасался
Он порывал с прежней правительственной политикой. Новый император недвусмысленно дал понять, что Россия вступает на такую дорогу, которая предполагает тихий ход движения, а не тряску последних десятилетий.
Представления Александра III и его окружения в чем-то напоминали популярную в начале 1990-х годов теорию американского философа Фрэнсиса Фукуямы о конце истории — окончательной победе западной либеральной демократии как венце эволюции человеческой цивилизации.
Картина Ильи Репина «Прием волостных старшин Александром III во дворе Петровского дворца в Москве»
В 1880-е годы похожий взгляд восторжествовал в головах некоторых представителей российской бюрократии. Имелось в виду, что российская история подошла к своему естественному финалу в том смысле, что страна наконец-то нащупала единственно возможный и правильный путь, с которого теперь никогда не свернет.
Что под этим подразумевалось?
Народное самодержавие, которое якобы решало актуальные социальные задачи и в то же самое время соответствовало исконным русским традициям и ценностям. Оно стилистически тяготело к образцам XVII века времен царствования Алексея Михайловича. Казалось, что Россия навсегда избежала «опасности» конституции, ложных и чуждых ценностей и вступила на тот истинный путь, который ей заповедан Всевышним и самой историей.
Но практика показала, что 1880-1890-е годы были еще и временем больших изменений. Они происходили не по воле правительства Александра III, а стали отсроченным результатом решений, принятых еще во время Великих реформ Александра II. Любые масштабные преобразования никогда не дают мгновенного эффекта, а дают о себе знать спустя некоторое время. Великие реформы, большинство из которых начались в 1860-е годы, принесли свои плоды именно в 1880-е годы.
Во-первых, в пореформенной России появились новые социальные страты — земские служащие, адвокаты и другие юристы, работники промышленных предприятий и железнодорожники. Значительно увеличилось число представителей свободных профессий — литераторов, журналистов, художников.
Во-вторых, появились и оформились новые институты и правила игры. Возникли независимый суд и органы земского самоуправления, претендующие на некоторые политические функции.
Картина Николая Шильдера «Александр III в Гатчинском парке»
Все эти изменения сильно усложнили структуру российского общества, хотя способ организации власти по-прежнему оставался неизменным. Такой порядок вещей в годы правления Александра III неизбежным образом приводил к конфликтам между властью и обществом.
Централизованная анархия
То есть общество было настроено прогрессивнее и либеральнее, чем верховная власть?
И так, и не так. Следует учитывать, что в начале 1880-х годов в значительной части общества наблюдалась некоторая усталость от 1870-х годов — времени сложного и неустойчивого развития страны. В 1870-е годы Россия пережила тяжелую войну и болезненные внешнеполитические неудачи, экономический спад и серьезный банковский кризис, а также семейно-династический кризис внутри царствующей фамилии, вызванный вторым браком Александра II. Консервативные настроения в российском обществе возникли еще до 1 марта 1881 года, а после цареубийства получили дополнительный импульс.
Но тут надо понимать, что любые общественные настроения всегда очень неустойчивы. Их можно сравнить с маятником, который постоянно колеблется то в одну, то в другую сторону. Так было и при Александре III — в 1881 году произошел резкий разворот вправо, а спустя семь-восемь лет случился не менее резкий разворот влево. К концу 1880-х годов в обществе, в том числе среди высшего столичного общества, возобладало глухое недовольство властью.
В 1890-е годы эта скрытая фронда правительственному курсу дополнилась новыми вехами в развитии страны и российского общественного движения — помощь голодающим в 1891 году, «пересменок» монархов в 1894 году и студенческие волнения в 1899 году. Иными словами, очевидный разворот общественных настроений в 1890-е годы, который совпал с новой социальной динамикой, показал две вещи.
Во-первых, стало ясно, что тот курс, который власть проводила с 1881 года, не принес ощутимого результата. Во-вторых, повышение градуса общественного недовольства усиливало впечатление, что ситуация в стране постепенно выходила из-под контроля правительства. Первая русская революция 1905-1907 годов подтвердила эти опасения.
В другом интервью вы говорили, что Александр III лично занимался только внешней политикой и кадровыми вопросами, а вектор развития государства определял бюрократический аппарат, который сейчас бы назвали «глубинным государством».
Это очень важная проблема — в какой мере действительно можно говорить о каком-либо правительственном курсе применительно к эпохе Александра III. Вполне очевидно, что вплоть до первой русской революции в России не было объединенного правительства как отдельного политического института. Формально император должен был лично координировать деятельность министерств и ведомств, но на практике он, конечно, даже технически не мог это делать.
«Следование по неверному пути». Карикатура американского художника Джорджа Фредерика Келлера на Александра III. 1881 год
Изображение: George Frederick Keller / Wikimedia
Те общественные настроения, которые доминировали в 1880-е годы, могли подогреваться прессой и отражаться в политике того или иного ведомства. Например, одним из самых влиятельных людей того времени в России был издатель консервативной газеты «Московские ведомости» Михаил Катков, который не занимал никаких официальных должностей. Тем не менее многие представители правительственных учреждений считали своей обязанностью практически в ежедневном режиме отчитываться перед ним о текущем состоянии дел. Консервативная волна, шедшая от лидеров общественного мнения вроде Каткова, так или иначе отражалась на позиции различных ведомств и на точке зрения самого императора.
Но политическая система Российской империи в эпоху Александра III была устроена так, что подобные общественные настроения редко конвертировались в осмысленную политическую программу действий.
Сам по себе характер бюрократического управления в Российской империи предполагал очень сложную координацию всех правительственных ведомств
Так или иначе они должны были согласовывать друг с другом свои позиции, что далеко не всегда получалось. Более того, нередко бывало так, что одни министры сознательно вставляли палки в колеса другим руководителям ведомств, если их не устраивали инициативы последних. При этом огромное значение имели высшие законосовещательные учреждения вроде Государственного совета, в которых по определению не могло быть никакого единства.
В публицистике и в источниках личного происхождения 1880-х годов (дневниках, письмах, мемуарах) политическую систему России часто называли бюрократической олигархией. На самом деле здесь, на мой взгляд, уместнее говорить о своеобразной централизованной анархии, где не было четкого центра принятия решений.
Как не было? А государь император?
Формально да. Но, как я уже выше отметил, ему на практике было невозможно в ручном режиме постоянно координировать всю работу сложного бюрократического аппарата Российской империи. Поэтому чаще всего император был вынужден соглашаться с позицией того или иного министра, который придет к нему с докладом или пришлет записку на высочайшее имя.
Нередко случалось, что Александр III одобрял предложения одного ведомства, которые вступали в противоречия с ранее одобренными им же предложениями другого учреждения. Многие решения в обязательном порядке должны были проходить через законосовещательные органы власти.
Одним словом, это была сложная система управления и принятия решений, которая не позволяет говорить о какой-либо единой правительственной программе действий. Неустойчивость политической линии власти и запутанность системы принятия решений — вот главные характерные черты государственной жизни периода с 1881 по 1905 год. Неслучайно первая русская революция в значительной степени стала результатом не всегда осмысленных усилий высшей бюрократии.
Против «оттепели»
Выходит, прав был предыдущий император Александр II, которому приписывают фразу, что «Россией управлять несложно, но совершенно бесполезно»?
Как в случае со многими подобными красивыми фразами, их авторство чаще всего оказывается неочевидным. Как я уже говорил, формально император занимался всем. Он вынужден был заслушивать всеподданнейшие доклады по всему кругу проблем, стоящих перед страной. От его решений и наложенных резолюций зависело функционирование абсолютно всех ведомств.
Император Александр III в гостях у своего тестя датского короля Кристиана IX
Но к концу XIX века порядок управления Российской империей заметно усложнился, потому что становились сложнее стоящие перед ней проблемы. Император вполне отдавал себе отчет, что во многих вещах он не разбирался, поэтому был вынужден во многих вопросах делегировать свои полномочия представителям высшей бюрократии.
Но даже в кадровых вопросах ресурс императора был далеко не безграничен. К эпохе Александра III в России сформировалась система воспроизводства бюрократии, предполагающая обладание чиновниками определенного набора компетенций.
Претендентов на те или иные должности император мог фактически выбирать только из ограниченного круга бюрократов
В течение всего XIX века бюрократический механизм настолько усложнился, что роль верховного правителя парадоксальным образом постепенно сужалась. У Николая I личной власти было существенно больше, чем у Александра III и Николая II.
Контрреформы Александра III были закономерной реакцией на гибель отца от рук террористов, результатом влияния Победоносцева или следствием каких-либо объективных причин?
Понятие «контрреформы» впервые появилось в российской либеральной историографии конца XIX — начала XX веков, которая с помощью этого термина пытался провести грань между царствованиями Александра II и Александра III. Но в такой трактовке есть очевидная проблема. Любая контрреформа предполагает некоторый откат (отказ) от предшествующих реформ. Но мы с вами понимаем, что в правление Александра III об этом и речи быть не могло — слишком далеко зашли Великие реформы.
Поэтому в отечественной историографии 1990-2000-х годов более приемлемым считалось говорить не о контрреформах Александра II, а о консервативных реформах, означавших корректировку предыдущих преобразований. Формально это вроде бы правильно, но нам важно найти сущностную характеристику того, что происходило в 1880-1890-х годах. Она заключалась прежде всего в намерениях Александра III и его ближайшего окружения — Победоносцева, Толстого, Делянова и прочих видных деятелей того времени.
Все они рассчитывали не на корректировку прежнего курса, а на нечто большее. Я напомню, что в конце 1870-х — начале 1880 годов в российской публицистике и в некоторых документах личного происхождения часто встречалось слово «оттепель» в отношении последних лет царствования Александра II. В отличие от XX века и нынешнего времени, это понятие имело однозначно негативную коннотацию — какую-то слякоть, нечто неприятное, что необходимо поскорее преодолеть.
За год до убийства Александра II, в марте 1880 года, консервативный публицист и мыслитель Константин Леонтьев так и писал:
Надо подморозить хоть немного Россию, чтобы она не гнила
Но на практике все консервативные замыслы российской бюрократии 1880-х были осуществлены лишь отчасти. Смешно было говорить о возможности восстановления крепостного права.
Некоторые царедворцы Александра III и властители дум его эпохи (те же Победоносцев и Катков) мечтали о существенной корректировке судебной реформы 1864 года и фактической ликвидации земства, но из этого так ничего и не вышло. Получалось, что одни действующие министры противостояли другим, используя различные бюрократические рычаги влияния.
Император Александр III, его сын великий князь Михаил Александрович, Марк-Фердинанд Тормейер (преподаватель французского языка) и Карл Осипович Хис (преподаватель английского языка) за уборкой снега. 1893 год
Фото: Wikipedia
Министерство юстиции зубами держалось за существовавшие Судебные уставы 1864 года, потому что именно они обеспечивали правовой порядок и бюрократический вес ведомства. В результате судебная система устояла. Министр внутренних дел граф Дмитрий Толстой хотел радикально изменить Земское положение, поставив органы самоуправления под жесткий контроль администрации. Однако после принятия Положения 1890 года земские учреждения не только не исчезли, но эффективность их деятельности парадоксальным образом возросла.
Почему так получилось?
Так произошло, что у власти мало что получилось. К тому времени Великие реформы Александра II прочно вошли в плоть и кровь общественной жизни, и всякие попытки их пересмотра наткнулись на ожесточенное сопротивление как со стороны высшей бюрократии, так и со стороны значительной части российской общественности.
Например, тот же Катков предлагал ввести новый университетский устав, который заметно менял студенческую жизнь. В частности, учреждался особый государственный экзамен, который учащиеся должны были сдавать не профессорам, а правительственным чиновникам. Это должно было способствовать большей благонадежности выпускников университетов.
Формально эта затея была реализована, но благодаря сопротивлению высшей бюрократии и самого Победоносцева изначальная идея Каткова оказалась выхолощенной. В эпоху Александра III между задуманным придворными консерваторами и тем, что в реальности удавалось осуществить, пролегала огромная дистанция.
«Против течения»
Почему контрреформы Александра III вы называете контрреволюцией?
Как я уже говорил, понятие «контрреформы» как обозначение политики Александра III появилось гораздо позже. Но на рубеже 1870-1880-х годов в консервативной части общества была популярна точка зрения, что ситуация в Российской империи очень похожа на обстановку во Франции накануне Французской революции в 1789 году. Например, об этом писал очень влиятельный консервативный журналист того времени Николай Любимов в серии статей «Против течения». По его мысли, чтобы революция не случилась, нужна политика контрреволюции.
В этом Любимов был не одинок. Среди консервативной публики 1880-1890-х годов господствовали фаталистические представления о будущем России, о неизбежности революции. Поэтому, по их мнению, надо делать все, чтобы ее предотвратить.
Это была политика не в ответ на уже случившуюся революцию, а в ее преддверии
Тот же Победоносцев был убежден в неизбежности революции, и задачу власти он видел даже не в том, чтобы предотвратить, а хотя бы ее отсрочить. А уже упоминавшийся выше Константин Леонтьев считал необходимым покрепче «закрутить гайки» и «подморозить Россию», в том числе проводя правительственные репрессии. На мой взгляд, именно предчувствие грядущей революции в огромной степени объясняет поведение той части российской бюрократии, которая обычно ассоциируется с курсом правительства Александра III.
Обер-прокурор Святейшего синода (1880-1905) Константин Победоносцев. 1902 год
Фото: Сергей Левицкий / Wikimedia
Меня в свое время поразила история «Священной дружины» («Святой дружины»), с помощью которой впервые в истории России власть в 1881-1883 годах искусно манипулировала оппозиционными эмигрантами и настроениями российской либеральной общественности с помощью издававшихся в Европе на деньги «Священной дружины» газет «Правда» и особенно «Вольное слово», редакторами которой были Аркадий Мальшинский и Михаил Драгоманов.
Это очень любопытный и по-своему детективный сюжет, но многое о деятельности Драгоманова и его ближнего круга до сих пор остается неясным. Непонятно, насколько сам Драгоманов догадывался, откуда на самом деле он получал деньги на издание газеты. Вся эта история говорит о том, что власть слабо представляла истинный масштаб революционного движения в России и зачастую сильно преувеличивала степень его подлинного влияния на общество.
«Священная дружина» была общественной организацией, призванной защитить государя от потенциальной угрозы со стороны всяких крамольников и террористов. Она не создавалась напрямую властями, а возникла по инициативе некоторых представителей высшей аристократии. Деятельность «Священной дружины» пользовалась широкой общественной поддержкой — например, в ней состоял знаменитый композитор Петр Ильич Чайковский. Я не думаю, что от него в этом смысле было много пользы, но сам по себе такой факт весьма показателен.
Но большой роли в общественной жизни России 1880-х годов «Священная дружина» не сыграла, поэтому вряд ли можно говорить об ее эффективности в деле борьбы с революционным террором. Важно другое — сам факт ее создания и популярности наглядно свидетельствует о радикальном консервативном развороте общественных настроений в России после 1 марта 1881 года. Этот сдвиг вправо не был навязан обществу властью, хотя она ему, конечно, немало содействовала, а был вызван общественной реакцией на убийство Александра II.
Пиррова победа власти
Как правительству Александра III удалось сравнительно быстро и эффективно усмирить всех реальных и потенциальных смутьянов — оппозиционеров и революционеров?
Если говорить кратко, то причиной тому было несколько важных обстоятельств. Во-первых, как я уже выше говорил, реальный масштаб революционного движения в России на рубеже 1870-1880 годов был властью сильно преувеличен. Неудивительно, что вопреки заветам своих теоретиков народники (а потом вслед за ними и эсеры) широко использовали террористические акты. Любой террор — это оружие слабых.
Во-вторых, революционный террор для российских властей того времени был совершенно новым явлением, с которым они прежде не сталкивались. Поэтому неслучайно в 1880 году Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, которое очевидным образом не справлялось с этой проблемой, было переформатировано в Департамент полиции, который более эффективно решал свои задачи в соответствии с современными требованиями.
В-третьих, при отсутствии массовости революционное движение в конце 1870-х годов пользовалось если не негласной поддержкой общества, то хотя бы его сочувствием. Хрестоматийный пример — оглашение в 1878 году оправдательного приговора Вере Засулич, стрелявшей в петербургского градоначальника Трепова, было с восторгом встречено не только столичной либеральной общественностью, но и некоторыми представителями высшей бюрократии Российской империи. В конце 1870-х годов это было доминирующее настроение российской публики.
Император Александр III и императрица Мария Федоровна с детьми в Ливадии (Крым). Последняя семейная фотосессия Александра III с детьми. Слева направо — Николай (будущий император), Георгий, Ольга, Ксения, Михаил (сидит). Май 1893 года
Фото: Федор Орлов / Wikimedia
Но радикальное изменение общественного мнения после цареубийства вместе с целенаправленными усилиями властей вызвало спад революционно-террористической волны в 1880-х годах. Следующий ее подъем начнется на рубеже XIX-XX веков и в итоге приведет к первой русской революции. Конечно, правительственные круги в нейтрализации революционного движения сыграли определенную роль, но она не была преобладающей.
Была ли это пиррова победа для самодержавия, как показали дальнейшие события?
Понятно, что любая власть борется с подобными вызовами. В этом нет ничего уникального — вскоре схожим образом будут действовать власти в других европейских странах — например, во Франции или в Германии.
Пиррова победа российской власти при Александре III была в другом
В 1880-е годы некоторым представителям российской власти показалось, что теперь ситуация в России более чем устойчива, что достигнутое общественное успокоение сохранится на долгие десятилетия вперед. На самом деле это было обманчивое впечатление — стабильность продолжалась недолго. Вместо того чтобы почивать на лаврах былых успехов, российской власти нужно было адаптироваться под актуальные требования времени и искать принципиально новые политические формы, предполагающие механизмы обратной связи с общественностью.
Но как власть по доброй воле на такое решится?
Конечно. Никакой власти не свойственна такая модель поведения, потому что любая политическая система нацелена прежде всего на самосохранение. Если нет значимых внешних вызовов, то она будет самовоспроизводиться до бесконечности.
Но Россия при Александре III в социальном, экономическом и культурном смысле развивалась насколько бурно, что она неизбежно вставала перед необходимостью поиска новых политических форм. И общество потребует этого совсем скоро — уже в середине 1890-х годов. Студенческие волнения 1899 года — важная веха в истории России. По мнению некоторых исследователей, именно тогда и начались революционные потрясения в стране.
Не как во Франции
Зачем при Александре III началась усиленная русификация национальных окраин?
Это в огромной степени объясняется общеевропейской конъюнктурой того времени. XIX век — это век национализма, который в своем развитии прошел несколько важных стадий. Первая из них — интеллектуальная, когда формируется концепция нации. Так или иначе в эпоху романтизма, в первой половине XIX века, это происходило во всех европейских странах, в том числе в России. Конечно, везде имелась своя специфика.
Например, в России, где эти процессы имели место в 1820-1830-е (и отчасти в 1840-е) годы, они были связаны с деятельностью министра народного просвещения Сергея Семеновича Уварова, сформулировавшего идею народности, которая подменяла собой общеевропейскую концепцию нации. Впоследствии от «народности» будут отталкиваться будущие славянофилы и народники.
Портрет графа С. С. Уварова работы Яна Ксаверия Каневского
Вторая стадия — популяризация концепта нации. В России этот процесс был заметно затруднен, потому что он предполагал полноценную реализацию трех основных механизмов. Все они в Российской империи либо заработали с большим запозданием, либо в полной мере не заработали никогда.
Во-первых, всеобщее начальное образование — этого в Российской империи вообще не случилось. Во-вторых, всеобщая воинская повинность. Как известно, в России ее ввели только в 1874 году во время милютинской военной реформы, и она была не совсем всеобщей. В-третьих, всеобщее политическое участие в выборах на общегосударственном уровне. Для России это стало более или менее актуальным только с 1906 года.
Когда механизмы популяризации национальной идеи (концепции нации) реализуется не в полной мере, как случилось в Российской империи, национализм не может стать фактором консолидации. Процесс строительства единой нации в Российской империи так и остался незавершенным.
Поэтому вместо достижения национального единства, как это произошло во Франции, на окраинах Российской империи, где национальный вопрос стоял особо остро, конфликты обострялись. Совершенно неслучайно политика русификации привела не к сплочению всех подданных российского императора во всем их разнообразии, а зачастую к грубому навязыванию сверху неочевидных идеологических и социокультурных требований и к сопротивлению этому.
Как русификация национальных окраин сказалась на внутренней стабильности Российской империи и к каким долгосрочным последствиям привела?
На стабильности это сказалось плохо, потому что столкновение разных и взаимоисключающих национальных проектов на окраинах Российской империи привело к многочисленным конфликтам, постепенно обострявшимся. Впоследствии эти процессы только подпитывали первую русскую революцию, хотя и не стали ее определяющим фактором.
Совершенно неслучайно первые политические партии на территории Российской империи возникли не в центре, а на ее окраинах — в Финляндии, Польше и Закавказье. Иными словами, политика национализма, насаждаемая Александром III и Николаем II, была данью общеевропейской моде, хотя те инструменты для ее проведения, которые имелись в странах Западной Европы, в России еще отсутствовали.
Императрица Мария Федоровна и император Александр III в Дании. 1893 год
Фото: Wikimedia
Миротворец
Александр III был едва ли не единственным русским правителем, при котором наша страна не воевала, за что он получил прозвище Миротворец. Почему так получилось? Существует версия, что на него тяжелое впечатление произвело участие в русско-турецкой войне 1877-1878 годов, после чего будущий царь едва не стал пацифистом.
Пацифистом Александр III никогда не был. Просто его правление было относительно коротким — всего 13 лет. Ведь он неожиданно умер еще совсем нестарым человеком в возрасте 49 лет. Неизвестно, что случилось бы, если бы Александр III поцарствовал подольше.
Не будем забывать, что именно при Александре III в Европе в общих чертах сформировались коалиции государств, будущих участников Первой мировой войны.
Российский император в становление этой блоковой системы вложил и личные усилия
Известно, что в отличие от своего отца Александра II, он без всякой симпатии относился к Германии и открыто сочувствовал Франции. Возможно, его германофобия сформировалась под сильным влиянием супруги Марии Федоровны, которая до замужества была датской принцессой Дагмарой. При Александре III альянс с Францией был направлен против Германии и Австро-Венгрии — старых союзников России, с которыми у нее имелись прочнейшие политические, социально-экономические, культурные связи.
Уже к началу 1890-х годов складывались первые предпосылки для будущего большого мирового конфликта, в чем Александр III сыграл немаловажную роль. Конечно, нельзя говорить, что первые шаги по формированию будущей Антанты сделали неизбежной Первую мировую войну, но форсированное военное строительство и внешнеполитический курс Александра III красноречиво свидетельствовали о его подлинных настроениях.
Военно-политический союз с республиканской Францией, а не с Германией — это был правильный стратегический выбор?
Сложно это оценивать в таких категориях, потому что тут важен определенный контекст. Он проявлялся не только в личном отношении российского императора и его супруги к Германии, но и, например, в таможенной войне между двумя странами в начале 1890-х годов.
Здесь еще следует учитывать и то, что после восшествия на престол кайзера Вильгельма II в 1888 году германская внешняя политика стала более амбициозной, экспансионистской и откровенно агрессивной. Одновременно с этим последовала некоторая эволюция внешнеполитического курса Австро-Венгрии, чьи интересы на Балканах вступали в противоречие с интересами России.
Союз самодержавной монархии (России) с демократической республикой (Францией) для многих поначалу казался нонсенсом, но Александр III ради интересов своей страны сумел переступить через прежние комплексы и предрассудки. Неслучайно он стоял навытяжку с непокрытой головой под звуки «Марсельезы» — французского революционного гимна, запрещенного в России.
То, что даже за прослушивание этой песни его подданных сурово наказывали, российского императора не смущало
Этим поступком Александр III отдавал дань уважения прибывшей в Кронштадт делегации союзной Франции. Оказалось, что ему было проще договориться с французским президентом, чем с германским кайзером — таким же монархом, да еще и близким родственником.
Император Александр III и президент Франции Мари Франсуа Сади Карно заключают союз
Изображение: Wikimedia
Надо еще иметь в виду, что в то время заключение одного союза вовсе не предполагало отсутствие аналогичных договоренностей с противоположной стороной. Многие в России тогда надеялись на возможность проведения многовекторной внешней политики.
Вся структура международных отношений в течение всего XIX века исходила из того, что все договариваются со всеми. Это называлось европейским концертом, под которым подразумевалось созвучие воль всех великих держав, включая и Российскую империю.
Новый вектор внешней политики, обозначенный при Александре III, был не вполне обычен для Российской империи. Но я бы не стал его укорять за то, что этим он приблизил страну к Первой мировой войне. Император в своих поступках и решениях исходил из ситуации, сложившейся на тот момент, поэтому он никак не мог предвидеть многое из того, что нам сейчас хорошо известно.
Внешнее благополучие
Говорил ли на самом деле Александр III фразу: «У России есть только два союзника — ее армия и флот»?
Нет, не говорил. По крайней мере, это нигде не зафиксировано, кроме мемуаров великого князя Александра Михайловича, зятя императора. Но нет особых оснований доверять этому источнику.
Во-первых, Александр Михайлович писал свои воспоминания спустя много лет после царствования Александра III. Во-вторых, в его мемуарах очень много неточностей и ошибок. Нет сомнений, что если бы российский император действительно когда-нибудь публично произнес эту яркую и нестандартную фразу, то при дворе ее многие бы запомнили и тотчас же подхватили.
Моя версия происхождения этого высказывания такова. Известно, что в 1889 году на торжественном приеме в честь князя Николая Черногорского, прибывшего в Россию с официальным визитом, Александр III публично назвал его «единым искренним и верным союзником России вне ее территории».
О чем говорит эта фраза, учитывая, что Черногория, мягко говоря, не была одним из самых влиятельных и авторитетных европейских государств? О том, что на самом деле никаких союзников у России нет. Мне представляется, что великий князь Александр Михайлович просто слегка перефразировал эту фразу, чтобы она звучала более эффектно.
Смерть Александра III в Ливадии
Изображение: Михай Зичи / Wikimedia
Можно ли назвать главным итогом правления Александра III политическую стабилизацию и экономическую модернизацию?
Как я уже говорил, политическая стабилизация при Александре III была временной и довольно-таки условной. Она уже сходила на нет еще за несколько лет до кончины императора — в конце 1880-х. Что касается экономической модернизация, то в 1880-е и особенно в 1890-е годы в России действительно происходил бурный экономический рост.
Но это, о чем я тоже упоминал, в значительной степени было следствием Великих реформ Александра II. К тому же стремительная экономическая динамика касалась прежде всего промышленности, в которой тогда были заняты три-пять процентов населения Российской империи. Одновременно с этим на селе происходила жесткая консервация экономических отношений, которая даст о себе знать во время первой русской революции.
Был ли Александр III действительно успешным правителем?
Я вам отвечу так — совершенно неправильно называть итогом царствования Александра III тот момент, когда он ушел в мир иной. Это случилось в 1894 году, когда Россия находилась в состоянии относительно благополучия при некоторых внешнеэкономических позитивных обстоятельствах.
Однако подлинный итог его правления был оттянут во времени, потому что новый государь Николай II продолжит политику своего отца. Чем она в результате закончилась — мы все прекрасно помним.
Либеральный политик и публицист Василий Маклаков писал в эмиграции, что «Александр II заплатил своей жизнью не за свои ошибки и колебания, а за политику своего отца». Можно ли так сказать и про Николая II с Александром III?
Я думаю, что такое сравнение вполне уместно. Конечно, не следует идеализировать Николая II — у него были свои проблемы, недостатки и особенности. Но надо понимать, что он получил от отца очень сложное политическое наследие. И здесь дело не только в социально-экономических, национальных и политических диспропорциях России конца XIX века, а в образе мышления тогдашней политической элиты во главе с государем императором.
Церемония открытия памятника Александру III в парке Ливадийского дворца в Ялте. 18 ноября 2017 года
Фото: Алексей Дружинин / РИА Новости
У них возникло обманчивое ощущение внешнего благополучия, иллюзорное представление, что в течение 13 лет царствования Александра III все делалось более или менее правильно. Вполне естественно, что Николай II захотел идти тем же путем, не очень понимая, к чему такой курс может привести. Поэтому ему и его семье в итоге пришлось платить по тем счетам, по которым, в сущности, должен был платить его отец Александр III.