Это тот фотограф, который работает непосредственно в штате первого, второго, третьего, четвертого, или пятого лица государства. Люди, работающие с первым-вторым-третьим-четвертым-пятым лицом государства в пуле, уже не являются личными фотографами, у них более узкая область деятельности.

Личный фотограф в нашей стране снимает далеко не все, что творится с президентом, премьером и так далее, а только то, что считается необходимым кем-то из них. Например, если сравнить личных фотографов Белого дома, личных фотографов французского президента, становится понятно, что у них в этом плане все немного свободнее, потому что там другая степень самопиара первых лиц. Они сами заинтересованы в хороших фотографиях, в подаче себя как можно лучше не только во время работы в кабинетах, встреч и официальных мероприятий, но и вообще в жизни, в том числе и в семейном кругу. Они до сих пор понимают это лучше, чем нынешние даже молодые лидеры.

1. В том-то и дело, что личный фотограф более приближен к первому лицу, у него больше возможностей, чем у любого другого фотографа, даже находящегося в пуле от газеты, журнала, агентства и так далее. Последние все-таки находятся за определенной чертой и снимают от и до, протокольное время, а личный фотограф остается во время официальных мероприятий ровно столько, сколько ему нужно. Если он видит, что закончил свою работу, он уходит. Что касается каких-то неофициальных мероприятий первых лиц, то вообще, насколько я знаю, в нашей стране съемка там допускается редко, даже личными фотографами. Это возможно, только когда есть какие-то межличностные отношения.

Когда я работал с Борисом Николаевичем Ельциным, тоже далеко не все можно было снимать (в основном были официальные съемки, неофициальных было мало). До этого я был личным фотографом Горбачева, а после небольшого перерыва стал работать с Ельциным. Сначала я работал в пуле, а личным фотографом стал уже с 1996 года, после того, как ему была проведена операция на сердце. И по поводу неофициальной съемки могу сказать одно: не любят они сниматься в кругу семьи и все тут. Это еще с Горбачева повелось. Так как Михаил Сергеевич часто проводил официальные приемы с Раисой Максимовной, они нередко были на фотографиях рядом. Но как-то раз понадобилась съемка их в кругу семьи. В Екатерининском дворце для нас была организована большая съемка - с дочками, зятьями, внуками. Съемка была долгая, естественно, постановочная, было сделано много интересных кадров. Жаль, что это было уже в конце нашей деятельности, незадолго до 1991-го года, поэтому широко не использовалось.

С Борисом Николаевичем тоже были такие специальные неофициальные съемки, но опять же немного, только по договоренности. Раза три я ездил с ним вместе на отдых и снимал его там, в теннис он тогда уже не играл, а вот как он играл в бильярд, я снял. Я снимал тогда и его прогулки с детьми, с внуками, с Наиной Иосифовной.

Могу привести еще один пример. Примерно в 1998-1999 году иностранные журналы попросили большой, расширенный фотоматериал о Ельцине. Тогда пресс-секретарем Ельцина был Сергей Ястржембский, мы были в хороших дружеских отношениях, поэтому смогли обговорить все моменты. Я объяснил, что есть заказ от журнала "Пари Матч", и договорился с ним о том, чтобы мне разрешили сделать такой материал. Какие-то съемки были заготовлены, что-то надо было доснять. Мы это сделали, и у нас получился хороший, свободный, раскрепощенный репортаж, у меня есть весь этот материал, я сам отвозил его в Париж и присутствовал при подготовке его к публикации. Мы потом вернемся к вопросу о цензуре фотографий, но есть такое понятие, как "самоцензура": если ты работаешь с первым лицом, ты должен сам отвечать за свою фотографию, речь идет не о каких-то гонениях, а о том, чтобы тебе самому не было стыдно за первое лицо, которое изображено на фотографии. Поэтому я до конца должен был проследить, чтобы макет был выполнен нормально, мы вместе с редакторами "Пари матч" отбирали фотографический материал для журнала, и получился большой пятиразворотный материал о семье, о жизни и работе Ельцина.

2. Для семьи фотографии делают тогда, когда в этом есть необходимость. Но, как правило, мы отправляли официальную фотосъемку в фотохронику, при Ельцине - в ИТАР-ТАСС, а при Горбачеве - в ТАСС.

Конечно, когда было нужно, я снимал для семьи, по заказу делал какие-то семейные фотографии. А для широкой публики снимались официальные мероприятия или материалы, подобные тому, который мы подготовили для "Пари матч" ("Пари матч" напечатал этот репортаж, а потом фотографии, естественно, использовались и для других изданий).

С Путиным я проработал всего два месяца, это совсем небольшой опыт работы, с Медведевым я вообще не работал, поэтому этой темы я касаться не буду, расскажу о том, что знаю.

1. Все зависит от отношения первого лица к фотографу. Если отношение хорошее, то, естественно, и свита к тебе относится хорошо. Если на тебя начинают коситься, то и свита меняет свое отношение. Личник вхож далеко не всюду, есть определенные мероприятия, на которых он работает, а дальше - по договоренности.

2. За это отвечает финансовая служба той чиновничьей организации, в которой ты работаешь. Если ты работаешь с президентом, то это администрация президента и так далее. Для личного фотографа, естественно, покупается самая лучшая на момент его работы аппаратура.

Имеется в виду, естественно, Nikon или Canon? Это две конкурирующие фирмы, они как были всю жизнь конкурирующими, так и остались. В ТАСС я работал на Nikon. Потом мы перепрофилировались на Canon. Когда я пришел в Кремль, я тоже работал на Canon, потому что у меня уже была кэноновская оптика, аппаратура и привычка.

Что касается того, что лучше, а что хуже - бывает так, что сегодня лучше Canon, а завтра лучше Nikon, а потом наоборот. Тут не угадаешь. Надо выбирать для себя камеру и работать. Дело, в конце концов, не в фотоаппарате и не в оптике, дело в твоем взгляде, в том, как ты видишь объект съемки.

Дело в том, что компьютером я начал заниматься уже после того, как ушел из Кремля. До этого момента были люди, которые занимались компьютерной обработкой. В то время цифровая фотография не была до такой степени развита. Из личных фотографов я первым начал снимать на цифровую камеру, даже, может быть, вообще одним из первых в Москве. Это было еще при Борисе Николаевиче Ельцине, когда появился смешанный, гибридный аппарат Nikon, где была камера Nikon’а, а сам компьютер - Kodak (кстати говоря, мне недавно подарили тот фотоаппарат, на котором я начинал цифровую фотографию; у меня дома большая экспозиция той техники, на которой я работал, и этот аппарат там тоже есть).

Это был один из первых в Москве цифровых аппаратов, фотохроника ТАСС тогда через AP договорилась о покупке двух таких фотокамер. Мы в то время очень интересно работали: на шее у фотографа висели два фотоаппарата: один - цифровой, другой - пленочный. Пленочный - для качества, а цифровой - для быстроты. Тогда со мной работал инженер связи, он же, по сути дела, и редактор - Александр Юрьев, мой хороший товарищ (он и сейчас работает в структуре президента, занимается тем же, чем в те времена).

Моя задача была быстро снять главный официоз, 20-30 кадров (тогда на карты памяти больше не помещалось, поэтому было не до дублей, максимум - два кадра на сюжет) и отдать эту флешку Саше, у него был компьютер, он быстро обрабатывал отснятое и передавал по линии телефонной связи. А дальше мы снимали уже на пленку - для качества, чтобы осталось что-то для архива, потому что качество цифровых фотографий тогда было очень плохое.

Я уже говорил, какой техникой пользуются личные фотографы, это Canon и Nikon, что касается моделей объективов, то, естественно, это кэноновские и никоновские объективы.

Фотошопом я начал пользоваться, когда ушел из Кремля и стал работать в свободном полете, тогда мне пришлось освоить компьютер и фотошоп. На сегодняшний день без фотошопа не может быть фотографии, потому что любой снятый кадр надо обработать - не улучшить, ухудшить или подрисовать что-то, а просто элементарно обработать фотографию.

1. Я стал личным фотографом во времена, когда у нас еще был Советский Союз, Коммунистическая партия и Генеральный секретарь КПСС Михаил Сергеевич Горбачев. Меня, собственно, на него и пригласили работать. До этого я вообще не занимался съемкой официальных мероприятий - я ездил по всей стране, у меня была масса увлечений, я занимался съемкой балета, классических музыкантов, даже снимал экспонаты в Оружейной палате для буклетов (а это очень сложная съемка - например, снять алмазное колье на самом деле очень непросто, это трудная постановочная съемка, надо снять его так, чтобы оно не выглядело как простая стекляшка).

Я с красным дипломом закончил фотографическое отделение факультета журналистики МГУ и даже был Ленинским стипендиатом и старостой фотогруппы.

Фотографа нельзя научить фотографировать. Сейчас любой человек "мыльницей" для себя фотографирует все что угодно. Но снять так, чтобы это осталось для кого-то, чтобы это было интересно через годы, может быть, через века - тут уже, конечно, нужен определенный подход к фотографии, к сюжету, подход к жизни, главное - поймать момент.

В этой пресс-конференции был вопрос, можно ли снимать "мыльницей". "Мыльницей" можно снять один хороший кадр, но это не значит, что с ее помощью ты снимешь десять великолепных кадров, не постановочных, а жизненных, жанровых. Потому что "мыльница" имеет такую слабость, как инерционность: ты нажимаешь кнопку, а затвор срабатывает только через какое-то время - и кадр уже ушел. Даже полупрофессиональные камеры имеют этот недостаток. Нажимаешь кнопку, а когда срабатывает затвор - сюжета уже нет.

Поэтому для профессиональной съемки, конечно, нужна профессиональная аппаратура. А "мыльницей" можно снять пейзаж, например, какой-нибудь цветочек. Сейчас, конечно, бывают разные "мыльницы", но, тем не менее, разрешение "мыльницы" далеко не беспредельно, и даже если делать фотографию-натюрморт, то должно быть качество, должно быть огромное разрешение, чтобы все детальки сверкали, а при увеличении до 100 процентов не вылезали бы пиксели.

Что касается Вашего вопроса о том, как конкурировать c "бывшей моделью" и "корреспонденткой" - то я считаю, что никак. Не надо об этом и думать. Я ничего не знаю об этих девушках, но дай бог, чтобы помимо модельной внешности они обладали еще и хорошим фотографическим чутьем и были просто нормальными, хорошими фотографами. Если у них есть какие-то задатки в этом плане, то ради бога. Любому мужчине приятно видеть рядом с собой симпатичную женщину, да еще и с фотоаппаратом. Так же, как женщине-политику, наверное, приятнее видеть рядом с собой мужчину с фотоаппаратом, чем женщину.

2. Конечно, такие моменты были, ведь иногда нужно делать портреты, а портреты, как правило, все постановочные - со светом, фоном и так далее (за исключением жанровых портретов).

Трудно сказать, кто из моих клиентов больше любил сниматься - Михаил Сергеевич Горбачев или Борис Николаевич Ельцин. С Михаилом Сергеевичем, кстати говоря, было очень мало постановочных съемок. Одна из них была, когда я снимал всю семью в Екатерининском зале (я рассказывал об этой съемке выше), но подобное случалось буквально один-два-три раза, не больше. С Борисом Николаевичем было больше таких случаев.

Борис Николаевич, конечно, обладал большой харизмой и мог лицом такое отчебучить, что его было приятно снимать. У меня есть кадр, который называется "Трезвый взгляд на российскую политику". На этой фотографии Борис Николаевич произносит тост, держит в руках бокал с шампанским, резкость на лице ушла, а через бокал резко виден глаз - отсюда и название фотографии. Этот кадр, кстати, завоевал приз на конкурсе кремлевских фотографов. Я часто использую его в своих выставках.

3. Я уже говорил по поводу фотоаппаратуры - все зависит от того, кто к чему привык. В принципе, и Canon, и Nikon - достаточно профессиональная аппаратура, обоими можно снимать. Последние 15 лет я работаю на Canon, а начинал я свою фотографическую деятельность в фотохронике ТАСС на Nikon. Когда я работал как спортивный фотограф, четыре Олимпиады я снимал на Nikon - в Москве, в Сеуле, в Барселоне и в Атланте.

Тут, собственно, никакого противоречия нет. Если ты работаешь с первым лицом, то ты (я опять возвращаюсь к вопросу о самоцензуре), конечно, не должен давать в широкую печать ущербные снимки - когда он в носу ковыряет или еще что-то подобное. Многие иностранные фотокорреспонденты, снимая во время официальных мероприятий, именно этого и ждут, а я считаю, что это совершенно не нужно, и мне это было ни к чему. Если у меня вдруг случайно получались какие-то неполиткорректные фотографии, я их не публиковал. Например, был такой момент, когда Борис Николаевич прилетел в Узбекистан, плохо себя почувствовал и чуть не упал, личный охранник буквально поймал его, я снял это и, естественно, ни в какую печать не отдал, но в моем архиве этот кадр присутствует. Во-первых, я как личный фотограф не имел права на публикацию подобных фотографий. А во-вторых, я знал, что если бы такой мой кадр был опубликован, меня просто выгнали бы с работы. Личному фотографу этого делать нельзя. Кому-то другому - пожалуйста, тем же агентским фотографам, например. А у меня есть и самоцензура, и внешняя цензура.

Но в принципе, когда мы бывали в командировках, я решал сам, что отдавать в широкую печать, а что - нет. Это началось еще со времен Горбачева. Есть очень интересный момент, о котором я хочу рассказать. Во времена Горбачева, когда еще был ЦК, Политбюро, Генеральный секретарь, было много поездок за рубеж, много поездок с Горбачевым по стране, в эти поездки, помимо нас, ездили и фотографы центральных газет ("Правды", "Известий", "Комсомолки"), и агентские фотографы. Я тогда работал на фотохронику ТАСС, а раз уж личный фотограф - от фотохроники ТАСС, поэтому хроника ТАСС давала официальные фотографии для всех газет. А там уже выбирайте сами - печатать свои фотографии или печатать наши.

Мы тогда ездили с большим штатом проявщиков (так как фотография была пленочная). При Горбачеве я работал с Юрием Лизуновым, он был на черно-белой фотографии, а я на цветной. Черно-белые фотографии шли в газеты как основные, а цветные были для личного пользования, для журналов, для агентств и так далее.

Главной тогда была черно-белая печать, потому что с цветных пленок газеты тогда еще не умели печатать нормальные черно-белые фотографии, и цветные были чуть отдаленным продуктом. Поэтому вначале надо было снимать на черную пленку, а потом на цветную. И функции наши распределялись так: Юрий Лизунов был с Михаилом Сергеевичем и снимал все, что там происходило, а я в определенный момент времени уезжал с объекта съемки с пленками, проявлял все и отбирал черно-белые и цветные фотографии. Черно-белые фотографии я отдавал в печать. У нас был печатник, мы возили с собой машину и печатали фотографии, потому что тогда фотографии передавались не так, как сейчас, через интернет, а через специальное устройство - на барабан накручивали фотографию, она сканировалась и таким образом передавалась по фототелеграфным линиям ТАСС, а ТАСС уже распространял ее дальше. Так происходило 2-3 года.

Последнее мероприятие, как правило, заканчивалось в 8-10 вечера. После этого сразу передавать фотографии было нельзя: в конце рабочего дня заведующий Отделом пропаганды должен был отобрать все фотографии, которые мы наснимали за весь день, по всем сюжетам, по всем мероприятиям, распределить их по разным газетам, поставить свою визу и передать их нам. И только тогда мы передавали их в ТАСС с его ценными указаниями. Штампование могло произойти за полночь, и газеты стояли на ушах, потому что текстовые материалы передавались по телефону и были уже готовы, а фотографий все еще не было. Иногда газеты ждали фотографий до двух-трех часов ночи. Процесс был ужасный, а ведь газеты должны были выйти утром. И так продолжалось два-три года, пока в определенный момент я не сказал человеку, в обязанности которого входило визировать фотографии: "Я же уже два года с вами поработал и под вашим руководством набрался опыта, давайте я сам все это буду делать под мою личную ответственность, мы на этом выиграем два-три часа, и газеты будут нормально работать. А если не получится, если будут нарекания - вернемся к прошлой схеме". И после этого я сам распределял фотографии блоками на разные газеты и ставил визу, получается, что в данном случае я был заместителем главного редактора фотохроники ТАСС. Потом уже мои указания принимали как данность, и никакого возврата к старой схеме не произошло. Газеты вздохнули с облегчением. Сейчас это сложно представить, но так было. Тогда ведь все главные газеты - "Правда", "Известия", "Комсомолка", "Труд" - начинались блоками: "Михаил Сергеевич там-то и там-то", и во всех газетах должны были быть разные фотографии. А утренним газетам надо было отвезти выпуск в киоски до 7 утра - получается, что я для них таким образом выиграл где-то два-три часа.

Какие психологические моменты? Если человек выразил эмоцию, то фотография может быть интересной. Другое дело, стоит ли давать ее для широкого пользования? Ее можно использовать на выставке, для узкого пользования. Это не значит, что она никудышная, просто не надо ставить ее в газету. Хотя сейчас, как мне кажется, все поменялось, теперь в газете можно опубликовать какую угодно фотографию.

А по поводу ковыряния в носу я уже сказал: такие вещи я просто считаю ненужными. Хотя у меня есть такой кадр. В 1991-м году, когда был путч, я присутствовал на пресс-конференции ГКЧП, ее вел Янаев, и то ли у него был насморк, то ли он волновался, но он все время вытирал нос. И вот здесь такой кадр как раз был к месту. Эти люди не были уверены в себе, в том, что они сделали, в завтрашнем дне, и буквально через два дня их всех смело, их посадили в "Матросскую тишину". В данном случае этот кадр был оправдан - человек, претендующий на лидерство в стране, чуть не плачет и все время вытирает сопливый нос. Но это, опять же, точка зрения. Если бы ГКЧП, предположим, устояло и победило, за эту фотографию можно было бы остаться без головы.

Прежде всего, любой главный персонаж привыкает к личнику, доверяет ему, поэтому во время съемки он уже не обращает внимания на фотографа. Другое дело, когда появляется кто-то чужой - в этом случае он может что-то заподозрить. А когда фотограф свой, уже понятно, что он соблюдет нормы приличия и никогда не выйдет за определенные рамки, поэтому человек не обращает на него внимания.

Снимать от бедра простой "мыльницей" можно, но это будет уже не фотография, а какой-то шарж. Вы же понимаете, что при съемке от бедра идет искажение, тем более, если Вы снимаете широкоугольником. Это уже не человек получается, а динозавр - туловище большое, а голова маленькая. Да, так можно снять, если поставлена такая задача, но когда я был личником, такой задачи не было. У нас была задача нормально показать первое лицо государства. Может быть, даже лучше, чем нормально. А по поводу телефона - это вообще глупость какая-то. Можно снимать чем угодно, только для чего?

1. Когда снимали Горбачева, первое время наши "умные" люди ретушировали его отметину на лбу. Но самое интересное, что на видео ничего не ретушируют, и люди все равно видели эту отметину на лбу у Генсека, когда смотрели репортаж по телевизору, а на фотографииях ее не было. Поэтому в определенный момент времени, после того, как генеральный директор ТАСС посоветовался с Михаилом Сергеевичем, было дано указание ничего не ретушировать и не убирать.

Ну а в принципе, конечно, если есть какие-то небольшие дефекты, то на фотографии лучше их убрать, не совсем, но чуть-чуть подретушировать. Тем более, фотошоп сейчас позволяет сделать это очень просто. Безусловно, это надо делать, если речь идет о фотографии женщины - омолодить чуть-чуть сам бог велел, а почему нет?

2. Сложный вопрос. Один кадр мне трудно назвать, но у меня есть несколько блоков, которые присутствуют на моих выставках. Я несколько фотографий объединял в блок, в одну фотографию, это касалось и путча 1991-го года, и событий 1993-го. Фотографии в этом блоке, может быть, и мелкие, но получается такой расширенный фоторепортаж в одном кадре. В подобный блок помещалось порядка 20 фотографий. Но это надо показывать, на пальцах не расскажешь.

Я еще не думал, какой из моих кадров лучший, может быть, он еще впереди - кто знает.

1. Как я уже говорил, в свое время я отбирал фотографии сам. Когда у меня не было времени, за меня отбирал мой бильд-редактор и инженер связи. А уже на месте, когда они приходили в ТАСС, была определенная цензура в лице главного редактора фотохроники ТАСС.

2. Насколько я знаю, сейчас в президентской службе работает три фотографа. Они, видимо, как-то делят между собой работу по дням или по часам. Когда много мероприятий, то работают либо все вместе, либо вдвоем - тут все зависит от напряженности дня. Мы с Александром Сенцовым работали с Борисом Николаевичем Ельциным через день. Когда надо было, мы приходили вдвоем. А так - день мой, день его, в обычном распорядке дня.

1. Каких-то грубостей по отношению к себе в ходе работы личным фотографом я не помню. Могу сказать, что Борис Николаевич Ельцин, так как он до занятия первого поста в государстве работал в строительстве, не выносил матерного языка. Он вообще не переносил мата и никогда им не пользовался. А когда в его присутствии кто-то вдруг выражался, даже к слову, он тут же при всех этого человека осаживал.

2. В последнее время, когда я работал как личный фотограф Сергея Михайловича Миронова, у меня был нормальный отпуск, как у всех чиновников, - 40 с чем-то дней.

С каждым было по-своему сложно работать. Просто время было разное. Времена Горбачева - это Советский Союз, тоталитарное государство, тогда все мы шли по определенному пути, от которого сложно было отклониться куда-то в сторону.

Тем не менее, когда Горбачев пришел к власти и меня пригласили с ним работать, я первое время ездил в Кремль как на праздник. Дело в том, что тогда произошла смена вех: было время Брежнева, потом было время постоянного "Лебединого озера" по телевизору, три раза подряд, с промежутками в год, а может, и меньше. А когда пришел молодой Генсек с новыми взглядами на жизнь, было столько эйфории, столько надежд на то, что наша жизнь изменится! Я к тому времени был слабовыездной и за рубеж выезжал буквально два-три раза, и то только в социалистические страны, поэтому я мало что видел. Во время работы с Горбачевым я объездил весь мир и уже кое-что понял, увидел, как живут люди. "Железный занавес" начали немножко приподнимать. Это и хорошо, и плохо. Плохо то, что экономика стала трещать по швам, и к концу правления Горбачева просто-напросто наступила голодуха. Когда пошли гайдаровские реформы, было самое тяжелое время - вообще ничего не было, деньги рухнули.

Первое время работа с Горбачевым была праздником: в стране во время его визитов была эйфория, за рубежом его вообще принимали на ура, чуть ли не на руках носили, люди подходили к нему, руку жали, пытались обнять... А потом на моих глазах отношение людей к Горбачеву поменялось. За рубежом его до сих пор боготворят, меньше, конечно, чем раньше, но все-таки. А у нас все поменялось, особенно после антиалкогольного закона, вроде бы цель была великолепная - борьба с пьянством, а в итоге это все вылилось в то, что люди стали травиться, пили все что угодно. Потом в магазинах стало все пропадать, потом была павловская реформа...

У меня есть два снимка. Первый был сделан вскоре после его прихода к власти: Горбачев стоит на трибуне, весь светится, а народ тянет к нему руки. На втором снимке он тоже стоит на трибуне, но на фотографии видно, что люди идут мимо, он один, и никто к нему не подходит. Я назвал этот снимок "Одиночество реформатора".

Что касается ретуши, я уже говорил про отметину на голове у Михаила Сергеевича, чего-то другого по этому поводу сказать не могу. Хрущева я не застал. У Михаила Сергеевича, может быть, и была такая эксцентричность. А у Бориса Николаевича была харизма. У меня есть кадр, например, как Ельцин играет на ложках. В 1990-е годы был один случай во время поездки в Германию. Ельцин был немножко подшофе (до операции он выпивал, об этом уже много сказано, я не открываю никакой тайны) и пошел в толпу. Коржаков писал об этом в своей книге, он ему сказал тогда: "Борис Николаевич, там же неонацисты стоят, куда Вы идете?" - а он все равно подошел. Хорошо еще, что там не было никаких лозунгов - они просто кричали что-то такое антисоветское, а так тот еще кадр получился бы.

Безотносительно к этой теме, у меня есть еще один хороший кадр, снятый, когда Рейган при Горбачеве в первый раз приехал в Москву. Он выступал с лекцией в Большом зале МГУ, а там раньше на колонне стоял громадный бюст Ленина. И вот, когда выступал Рейган, я снял его так, что он оказался четко симметрично под головой Ленина. Получилась огромная голова Ленина, и прямо под ней - Рейган. А это было как раз после его выступлений по поводу СССР как империи зла. Вот такие вещи, конечно, надо использовать.

1. Если сравнивать с нынешними временами, то я не знаю, что лучше. Каждое время, наверное, по-своему и хорошее, и плохое.

2. С пленки я перешел как раз при Ельцине, я первый начал снимать на цифровую камеру, сначала качество было не очень хорошее, поэтому мы для скорости передачи снимали на цифровую камеру, а все остальное дублировали уже на пленке. Но постепенно качество улучшалось, и сейчас оно стало просто великолепным.

3. А насчет уровня современной российской фотографии я хочу сказать следующее: когда я писал диплом в 1979-ом году, отношение к фотографии было совершенно другое. Можно сказать, что это была наука - как сделать репортаж, очерк. Неслучайно я писал диплом о фоторепортаже (тема диплома была "Некоторые проблемы современного фотоочерка"). Я брал материалы и военных фоторепортеров, и современных фотографов.

Сейчас отношение к фотографии какое-то слишком уж потребительское. Любой, кто берет в руки фотоаппарат, считает, что он фотограф. С цифровой камерой, с фотошопом - да что там сложного, плевать! За внешней легкостью пропадает внутреннее содержание, внутреннее наполнение фотографии.

Когда появилась цветная фотография, пропало преимущество черно-белой. А вы знаете, что такое черно-белая фотография? Это светотени, светопись. Когда появилась цветная фотография, на светотени стали обращать меньше внимания - только на сюжет. Цвет уже играет вместо светотеней. Почему сейчас происходит возвращение к эстетской черно-белой фотографии? Именно поэтому - все наелись цветом до такой степени, что уже хочется эстетства, светописи, чтобы все рисовал свет.

Я говорю о постановочных съемках, не о репортаже. Но ведь и в репортаже есть какие-то правила - вспышка в потолок, например, лучше, чем прямая вспышка. Если задний фон далеко, то получается, что лицо освещено, а сзади - чернота. Конечно, при нынешних возможностях цифровой фотографии можно снимать без вспышки даже в очень плохих условиях, потому что появились светочувствительные матрицы. Но иногда все равно нужна вспышка. И тогда лучше подсвечивать вспышкой чуть-чуть вверх, в потолок. Луч вспышки идет вверх и, отражаясь от потолка, дает более или менее естественное освещение, примерно как солнечный свет, - и уже получается какая-то светопись.

4. Надеюсь, что свою лучшую фотографию я еще не сделал. Может, и сделал, но до такой степени я еще все не систематизировал.

1. Диплом, который я писал на журфаке, назывался "Некоторые особенности журнального фотоочерка". Я работал в фотохронике ТАСС, а там, к сожалению, журналом и не пахло, нужны были просто отдельные фотографии, но я все равно снимал блочно - как репортаж, как очерк. Потом этот блок раздраконивали на части, в разные газеты отдавали по одному снимку. Но это желание работать в очерковой манере мне как-то помогло.

В работе фотографа возможна так называемая "подготовленная" ситуация, когда ты не подготовил постановку, а спровоцировал определенную ситуацию, чтобы посмотреть, как люди будут себя вести. Например, ты увидел где-то ситуацию, с другими людьми, знаешь, что она интересна, и решаешь ее смоделировать - это все-таки не совсем постановка. Но для этого нужно достаточно длительное общение с этими людьми - чтобы они тебя воспринимали не как противного и гнусного папарацци, а как нормального человека, который к ним дружески относится. Тогда контакт будет. Это называется подготовкой к работе, длительным наблюдением. Ты должен поработать с людьми, сначала пощелкать ради вида, они привыкнут и будут нормально к тебе относиться, тогда уже напряжения во время съемки не будет.

Однажды для буклета нужно было снять главного дирижера филармонического оркестра. Студия в фотохронике у меня была великолепная, там был экран, который позволял снимать человека на любом фоне, сейчас это делается в фотошопе, а тогда такого не было. Для подобных задач использовалась специальная установка: вставляешь слайд с определенным сюжетом, на этой же оси устанавливаешь фотоаппарат, и при определенном свете на определенном экране получается человек на фоне, который ты задаешь слайдом. Дирижера я хотел снять на фоне органа БЗК. Они с директором оркестра пришли ко мне в студию, и мы начали сниматься, но ничего не получалось - не было контакта, он думал о чем-то своем, злой, как собака. Ну что я могу сделать, когда человек не настроен на съемку?

Я спросил у директора, в чем дело. Оказалось, что накануне съемки он поругался с женой, поэтому и пришел злой. У меня был небольшой кабинет рядом со студией, я предложил пойти посидеть немного - мы посидели, выпили, поговорили и снова пошли сниматься. Но после этого кадр получился - у человека совершенно другое лицо стало! Когда снимаешь портрет, самое важное - это глаза. Если в глазах у него черт-те что, то это ты и снимешь, а мне нужно было все-таки другое состояние.

Почему у нас сейчас много проблем с папарацци? Может быть, потому что им слишком много платят за такие откровенно некрасивые вещи по отношению к каким-то персонам. Даже если речь не идет о таких некрасивых ситуациях, я считаю, что если человек не хочет сниматься, то снимать его не надо. С другой стороны, я понимаю, что любой журнал должен иметь какую-то "клубничку".

А если возвращаться к вопросу, то, конечно, для того чтобы работать с первыми лицами, нужно, чтобы они тебя изначально приняли. И внешне - чтобы ты нормально выглядел и не раздражал, и профессионально - чтобы были хорошие фотографии и не было проколов.

Личники ведь тоже меняются как перчатки. Раиса Максимовна поменяла человек десять личников. Но обычно я работал с Михаилом Сергеевичем, а с ней - только иногда, если рядом никого не оказывалось.

2. Нет, в нерабочее время мы, естественно, не общаемся, потому что у нас совершенно разный уровень. С Медведевым я вообще не общался - мы иногда встречались, когда он бывал в Совете Федерации или я бывал в Кремле, но виделись мы только в официальной обстановке.

3. На гулянках я стараюсь не снимать, а отдыхать. Не люблю снимать подобные мероприятия, если только это не заказная фотосъемка.

4. Я не знаю, насколько сейчас финансово интересно работать личником. Когда я работал, это зависело от должности - должность была невысокая, и денег было не так уж и много. Может быть, сейчас лучше, я не знаю.

С Путиным я работал два месяца, поэтому говорить об этом не берусь.

1. Я уже сказал, что с Медведевым и Путиным практически не работал. Но кто же может запретить снимать, если кто-то из лидеров, с которыми они встречаются, выше ростом? Другое дело, что нужно выбрать такой ракурс, чтобы эту разницу в росте можно было нивелировать. Это очень просто делается. Предположим, они стоят рядом, если вы будете снимать со стороны более высокого, то он будет казаться еще выше, а другой - еще ниже. А если снимать с противоположной стороны и чуть-чуть снизу, то они выравниваются. Я, например, когда работал с Михаилом Сергеевичем, старался выбирать более низкую точку, чтобы быть с ним на одном уровне. С Борисом Николаевичем было проще - мы с ним одного роста. С Путиным я тоже становился пониже, потому что я выше его сантиметров на двадцать.

Я считаю, что репортажная работа фотографа-репортера - это все-таки мужская работа, потому что она тяжелая чисто в физическом плане. Женщина-фоторепортер хороша в кино, в театре, как фотохудожник - когда съемка спокойная, когда тебе подвезут фотооборудование, когда тебе помогают. А бегать в мыле, как мы бегали... Я помню пробежку с Горбачевым на заводе Тольятти, когда он ехал на автомобиле, а мы рядом с ним бежали в полной выкладке, с фотоаппаратами, чтобы не отстать. Он, конечно, потихоньку ехал, но все равно - попробуй пробеги два километра, особенно если на тебе туфельки с каблучками. Все-таки, по-моему, для женщин это тяжелая работа. Но если нравится - ради бога.

Почему же не берут? Дело в том, что личные фотографы выполняют определенную функцию. Я уж не знаю, повезло ли со мной Горбачеву и Ельцину, но после меня все-таки останется что-то хорошее. Я имею в виду не просто сухой репортаж о производственных совещаниях, а что-то еще.

Даже в рамках обычного производственного совещания можно придумать что-то интересное. Например, есть у меня такой кадр: Совет безопасности, все первые лица государства (это было еще при Ельцине) сидят по обе стороны стола. Заходит Ельцин - они все встают. И вот перед тем, как сесть во главе стола, он всем кивает - мол, здравствуйте. Они тоже ему кивают и начинают садиться. И вот этот момент нужно поймать - получается, что он стоит, а они все перед ним в полусогнутом положении. Они не кланяются, просто садятся, но фаза движения такова, что они оказываются перед ним полусогнувшись. Это было не первое и не последнее заседание Совбеза, но нужно было это сначала увидеть, а потом успеть снять.

Я уже говорил, что это разная степень самопиара. Если американцы уже давно привыкли и умеют работать на публику, то мы еще только учимся этому. Новые люди уже работают лучше, чем старые. Кто-то, может быть, будет работать на публику совсем хорошо, тогда будет больше раскрепощенности в таких свободных съемках. Снимали же тот же теннис, например, допустили же к рыбалке - помните, фотографии Путина с открытым торсом? Это уже что-то.

С иностранными коллегами я сейчас уже не общаюсь, но иногда мы встречаемся. Когда я приезжал с Мироновым в Казахстан (уже в совершенно другом статусе), я встречался с фотографом, с которым мы давно знакомы, он работал с Назарбаевым. Я старше его лет на 10, поэтому он всегда с уважением ко мне относился, помогал, чем мог, помощь всегда была нужна, например, быстро передать фотографии из его лаборатории. А новые молодые фотографы, я думаю, уже и не знают, кто и как до них работал.

1. Сейчас я в процессе увольнения с работы из Совета Федерации. Ушел Сергей Михайлович Миронов, и я как его личный фотограф, как его советник, сейчас тоже ухожу. Сейчас пора отпусков, а осенью я, наверное, снова пойду работать с Сергеем Михайловичем, пока в партию, а там видно будет.

2. Я снимаю как профессионал, потому что надо зарабатывать на жизнь. А если говорить о том, что я люблю снимать, перед Новым годом были ледяные дожди, я ходил и снимал эти узоры: рябину во льду, веточки - такая красота!

Я часто бывал за рубежом - снимал города, пейзажи. Но это в итоге, конечно, не совсем так, как положено снимать, так как приходилось снимать урывками, когда было время. А любой город, любой пейзаж надо снимать в определенное время года, в определенное время дня.

Есть какие-то интересные вещи. Например, в свое время, когда я работал в ТАСС, я дважды ездил в Индию, и в итоге у меня были две выставки в Доме дружбы с зарубежными странами. Я тогда работал с Горбачевым, но мы прилетали немножко раньше, и было время посмотреть страну. Наши местные товарищи по ТАСС возили нас, показывали страну, чтобы в альбоме Михаила Сергеевича был не только сам его визит. Именно тогда мы ездили в Каджурахо, это город, где находятся храмы любви. Я, естественно, снял внешний вид храмов, красоты, людей и потом дошел до фресок - а фрески там совершенно свободные. Я несколько таких фресок тоже снял - как же без этого обойтись, это все-таки храмы любви. В ТАСС был журнал "Эхо планеты" - и я сделал об этом материал, фотографии были не очень крупные, но разглядеть, что изображено на этих фресках, можно было. Материал получился очень интересный, никакой порнографии там, конечно, не было, но в те времена страна-то была пуританская - никакого обнаженного тела. В итоге, когда материал уже отдали в печать, генеральный директор ТАСС увидел его, вызвал меня и спросил: "Саша, что ты наснимал?!" Я сказал, что фотографии мелкие, никто не заметит, тем более, все уже напечатали. Этот репортаж разрешили опубликовать под мою ответственность, а тираж этого номера журнала весь раскупили. Не потому, что люди разглядывали эти фрески, просто материал сам по себе был интересный.

И на камеру-обскура снимали шедевры. Шедевр можно снять чем угодно. Но это не значит, что "мыльницей" можно снимать профессионально.

Шедевр снять можно, если ты, например, попал в определенную ситуацию с определенным светом с определенными людьми, а у тебя "мыльница" - и ты снял шедевр, потому что никто другой этого не снял. Но если бы в это время там был человек с профессиональной фотокамерой, и плюс к этому он был бы профессиональным фотографом (потому что сейчас многие и хорошими камерами снимают так же, как "мыльницей"), то он снял бы лучше.

И потом, растянуть снятое на большой размер уже не получится, потому что у "мыльницы" есть ограничения по разрешению. А если иметь матрицу 18-20 мегапикселей, то можно хоть во всю стенку фотографию напечатать. Если есть качество, то даже маленькая фотография будет сверкать, а фотография, сделанная "мыльницей", сверкать не будет. Хотя есть и хорошие "мыльницы".

Ну какие сейчас запреты. Это в наши времена вообще ничего нельзя было снимать. Если ты начинаешь снимать банк, выбегает охранник и тебя гонит - ну так снимай издалека, чтобы он тебя не достал, вот и все.

Раньше нельзя было снимать ночную Москву, а для того чтобы снять город с какой-то высокой башни, надо было получать разрешение. Однажды я снял ночную Москву. В районе Киевского вокзала дальше по набережной есть котельная энергосистема с двумя большими трубами, тогда эти трубы как раз строились. Я пришел вечером, как шпион, с аппаратурой, со штативом, с камерами. Там был работяга какой-то, я его за бутылку уговорил поднять меня, чтобы я мог поснимать ночную Москву.

Это была уникальная точка, когда все достроили, туда было не попасть, а тогда еще и лифт был, который мог по этой трубе поднять наверх. Я пришел пораньше, потому что ночью снимать город бесполезно, на фотографии будут одни огоньки. Есть особое время - когда смеркается, еще не потемнело, но уже включили иллюминацию - и город виден, и огни уже есть. Вот эти 5-15 минут называются у фотографов "режимным временем", только в это время и можно снимать ночной город, он весь виден - силуэтно, и красивое закатное небо будет в кадре.

Когда я принес материал в ТАСС, меня спросили, есть ли у меня разрешение от КГБ на эту съемку. Но так как я тогда уже был в хорошем карьерном положении, я пошел к генеральному директору и сказал: "Смотри, какая красота! Но разрешения нет," - и рассказал, как дело было. В итоге все напечатали.

Нельзя было снимать сверху правительственные учреждения, для этого тоже нужно было разрешение. Однажды я, получив такое разрешение, снимал с колокольни Василия Блаженного - получилась уникальная съемка. Оказывается, в куполе колокольни есть четыре бойницы, четыре окошка, которые выходят на разные стороны - просто они закрыты. Эти окошки расположены в нижней части купола, когда я их открыл, мне стало страшно: получилось, что я вишу в воздухе, а город - прямо подо мной!

В Париже, оказывается, нельзя вечером снимать Эйфелеву башню. А кто же ее не снимал, тем более, вечером? Просто не нужно идти на конфликт.

Я не знаю, как сейчас поставлена система фотографического образования. По-моему, ее просто нет. Когда я учился, у нас была фотогруппа. Это была обычная группа, мы учились так же, как все, просто помимо этого мы еще устраивали выставки. Был какой-то фотограф, который нам что-то преподавал. Иногда к нам приходили ведущие фотомастера, что-то рассказывали - это было полезно. Но если ты сам не хочешь и не можешь снимать, то научить этому делу невозможно. А просто щелкать фотоаппаратом - так миллионы щелкают.

2. Учиться на фотографа надо самостоятельно. А вот учиться журналистике надо все-таки специально - нужно поступать на факультет журналистики. Общее классическое образование в любом случае дает кругозор и возможность как-то ориентироваться в этом мире, в том числе, и в фотографии.

Учиться фотографии - это все равно, что учиться быть артистом: ремеслу, конечно, научат, но не больше. Ремеслу сейчас можно учиться по книжкам. А вот поймаешь ли ты момент, сделаешь ли ты ракурс, композицию - это уже зависит только от тебя.

Если фотографии неудачные, то они и не должны попадать в печать. Но на выставки они под каким-то соусом попасть могут. У меня, например, есть серия снимков, которая сделана как кинограмма: четыре кадра, а по бокам - перфорация от пленки. И во всех кадрах одно и то же, только разные фазы движения. На этих фотографиях Ельцин встречается с другом Биллом после какого-то очередного налета чеченцев и рассказывает ему о том, какие чеченцы ужасные. И Борис Николаевич так эмоционально все это рассказывает - с мимикой, жестами, а напротив него Клинтон, который тоже весьма эмоционально реагирует. Удачные эти фотографии или нет? Главное - правильно подать.