Реформа российской науки началась. К добру или к худу, но первые шаги сделаны. Реструктуризованы (переподчинены, расформированы и т.п.) несколько крупных научных центров, администрации академических НИИ получили распоряжение подготовиться к 20-типроцентному сокращению штатов. В учреждениях РАН формируются новые инновационные структуры, которые по мысли реформаторов буду кормить себя сами. Беспокойство в научном сообществе все возрастает. Некоторые сайты в Рунете накалены до предела. Руководители государственных академий постоянно совещаются с руководителями Министерства образования и науки. В общем, "лед тронулся".
Чем же так обеспокоено научное сообщество? Подумаешь - реформа! Неоднократные попытки реформировать науку на нашей памяти были еще в хрущевские и брежневские времена. Уже тогда было ясно, что СССР отстает от технологической революции, охватившей Америку и Европу с Японией, и поиски "виноватых" естественным образом привели к науке. Тогда это выливалось в цепочку периодических сокращений в академических и отраслевых НИИ, а также в регулярную (раз в 3-4 года) перекройку ВАКа. Все эти передряги научное сообщество страны благополучно пережило: вслед за сокращением штатов академические институты постепенно вновь достигали своих первоначальных, а то и больших размеров, а пертурбации в ВАКе тормозили защиты диссертаций и выдачу дипломов и аттестатов, но никак не влияли на качество научных работ и работников. Оно постепенно падало. Чтобы в этом убедиться, достаточно сравнить "среднюю" диссертацию 50-60-х годов с современной - дистанция "огромного размера"!
Зато психологический климат в науке тогда был совершенно иной. И дело не только в том, что "остепенившийся" младший научный сотрудник уже чувствовал себя достаточно уверенно, а профессорский оклад вообще превращал его получателя в состоятельного человека: шутка ли - 500 рублей в месяц! Это действительно были большие деньги, дававшие их обладателям искомую устойчивость, а соискателям - мощный стимул для научного и карьерного роста. Но главное - труд ученого был уважаем и даже (что сегодня просто трудно представить!) овеян некоторой романтикой, про ученых писали книги, снимали замечательные фильмы (помните? - "9 дней одного года", "Иду на грозу" и др.), многие молодые люди совершенно искренне думали про себя: "Я б в ученые пошел - пусть меня научат!".
Сегодня наука выпала из культурного контекста, и отчасти это связано с объективными причинами. Последнее великое научное открытие (лазер) было сделано у нас полвека назад, влияние науки (в отличие от техники) на жизнь людей мало заметно, и "населению" невдомек, что весь прогресс, все достижения европейской (в том числе - российской) цивилизации - это следствие развития науки.
В годы перестройки и распада СССР наука выживала с трудом, сидя на голодном пайке. Как следствие этого многолетнего голодания, наступило истощение: кадрового потенциала, приборного парка, да и научных идей. Сытое брюхо, конечно, к науке глухо (но ведь такого у нас никогда и не было!), но и голодное тянет отнюдь не к познанию…
Сегодня общество убеждено в том, что наша наука неэффективна, поэтому ее нужно реформировать. Так ли это на самом деле?
Больна ли наша наука?
Высшим признанием научного авторитета в естественных науках считается Нобелевская премия. За всю историю этой награды (чуть больше 100 лет) она была присуждена менее чем 400 физикам, химикам и биологам. Среди награжденных - 12 наших соотечественников (9 физиков, 1 химик и 2 биолога - И.И.Мечников и И.П.Павлов), сделавших свои открытия в России (плюс еще несколько выдающихся ученых российского происхождения, живших на момент получения премии в США или других странах, но мы их в расчет не берем). Это - 3 процента от общего числа лауреатов в области естественных наук (другие области в расчет брать не стоит: слишком большое влияние политики!).
В научном мире главным критерием дееспособности ученого служат его публикации, причем не любые, а в уважаемых научных журналах. Существует перечень российского ВАКа, где указаны журналы, в которых рекомендуется публиковать результаты исследований будущих докторов наук, он насчитывает около 1000 наименований. Степень всемирной "уважаемости" журнала определяется его "импакт-фактором" - специальным показателем, ежегодно рассчитываемым по стандартному алгоритму, который учитывает актуальность публикуемых статей, их резонанс в научном мире и т.п. Чемпионами по "импакт-фактору" считаются такие престижные во всем мире журналы, как "Nature", "Lancet" и некоторые другие. Во всем мире реферируемых журналов с ненулевым импакт-фактором насчитывается почти 6000. Среди современных российских научных журналов только 100 (1,66 процента от мирового количества) имеют более-менее значимый импакт-фактор, остальные никто в мире не читает. Не значит ли это, что 90 процентов наших научных журналов можно было бы и не издавать?
При этом средний импакт-фактор научного журнала в мире составляет 1,673, в России - 0,439, т.е. в 3,8 раза ниже.
Да и активность наших ученых оставляет желать лучшего. В мире в год публикуется немногим более 1 миллиона научных статей (разумеется, учитываются только публикации в журналах с ненулевым импакт-фактором), в России - только 25,5 тысяч.
И это не случайно. Во всем мире наиболее продуктивно работают ученые среднего возраста - от 35 до 55 лет. Именно они чаще всего являются получателями разнообразных грантов, премий и т.п. форм поддержки. У нас же в России на сегодняшний день именно это поколение ученых представлено слабее всего. Есть некоторое (недостаточное!) количество молодежи до 30 лет (главным образом, аспиранты и молодые кандидаты наук), есть "старики" (55 и старше), а в наиболее продуктивной серединке - "провал" по меткому выражению академика Алфимова. Если же посмотреть на возрастной состав государственных академий, то впечатление будет еще более драматичное: подавляющее большинство академиков и членов-корреспондентов старше 60 лет, и выбирать новых не из кого: молодежь еще не созрела, а активных специалистов среднего возраста почти не осталось.
Однако, если сопоставить все эти удручающие цифры с уровнем государственных затрат на науку, то картина выглядит совсем иначе:
Количество нобелевских лауреатов в области естественных наук за все время присуждения премии Средний импакт-фактор журналов (2005г.) Количество статей за 2004 год в реферируемых журналах Доля ученых наиболее продуктивного возраста (приблизительно) Затраты на науку, $(данные за 1997-2001 гг.)
Россия 12 0,439 25582 30% 6500000000
Весь остальной мир 375 1,673 1058464 60% 640000000000
Россия в % к остальному миру 3,2% 26,2% 2,417% 50% 1%
Россия сегодня тратит на науку в 100 раз меньше денег, чем весь остальной цивилизованный мир, но при этом имеет всего лишь в 30 раз меньше Нобелевских лауреатов, лишь в 40 раз меньше серьезных публикаций, а по среднему импакт-фактору своих журналов (не считая, разумеется, тех, которые печатать и не стоило бы) и вообще отстает лишь в 4 раза. Да еще при катастрофически непропорциональной возрастной структуре научного сообщества! Да больна ли вообще российская наука? Может, нужно просто дать ей достаточно денег - и все проблемы будут решены?
Симптомы болезни
Любая популяция или народ по законам природы стремится к увеличению своей численности. Если численность падает - это свидетельство серьезных невзгод, неважно, внутренними или внешними причинами они обусловлены. Когда численность снижается до критического уровня - народ (популяция) обречен, его история заканчивается. Численность научных работников в России за 20 последних лет снизилась примерно в 4-5 раз (точно сказать невозможно, поскольку многие работают сразу в нескольких научных учреждениях: пытаются выжить при мизерной зарплате). Кроме того, по некоторым оценкам, которые кажутся вполне правдоподобными, реально наукой на достойном уровне сегодня занимаются только 20-25 процентов от общей численности научных сотрудников академических НИИ. Кризис налицо, причем такой, который грозит самому существованию науки в России.
Очень примечательна такая статистика (рис.): число публикаций отечественных ученых в реферируемых журналах всего мира. Это число начало снижаться с 1989г., резко упало в 1993 (следствие распада СССР?), а затем медленно стало выправляться (заработал Закон о науке и научные фонды). Но с 2001г. падение вновь стало преобладающей тенденцией. Скорее всего, сказывается ненормальная демографическая ситуация в популяции ученых.
(статистические данные почерпнуты мною на интернет-форуме "Бытие российской науки" - www.scientific.ru - за что выражаю искреннюю благодарность участникам форума).
Итак, объективных симптомов тяжелой болезни российской науки, в сущности, три:
Симптомы недвусмысленные: все-таки российская наука тяжело больна!
Другой вопрос - в чем причина болезни и как ее лечить?
Диагноз болезни и рецепты лечения
Поставить правильный диагноз - необходимое условие для выбора адекватного лечения. Иначе может быть как в том старом анекдоте: врач спрашивает у коллеги: "Ну что, будем больного лечить, или пусть живет?".
Причины проявления описанных симптомов могут быть разные. Вот несколько распространенных суждений по этому вопросу.
Во-первых - негодная, ни на что не похожая организационная структура. Действительно, нигде в мире нет такой как у нас "академической" науки, во всем мире наука крутится вокруг и внутри университетов. Отсюда - рецепт: пересадим ученых из академических НИИ в университетские лаборатории - все пойдет, как надо. Да вот только пересадка органов всегда сопровождается реакцией отторжения, как бы нам не потерять при этом и науку, и университеты…
Второй часто озвучиваемый диагноз - непрофессионализм управления. Наука нуждается в хорошем менеджменте, который у нас уже народился в бизнесе. Рецепт такой: сделаем науку составной частью бизнеса - и дела пойдут на лад, менеджер всегда найдет лучший способ приложения денег и обеспечит их эффективное использование. Действительно, бизнес умеет управлять, но его цель - прибыль, а цель науки - совсем другая, ее интересуют знания, причем исключительно новые и чаще всего непредсказуемые. Какой бизнесмен будет вкладывать средства и силы в непредсказуемую сферу?
Управление наукой со стороны бизнеса имеет еще и другую, реально опасную сторону. Одна из функций науки в обществе - защита этого самого общества от самоубийственных действий. Замечательный пример этого - труды академика Н.Н.Моисеева, предсказавшего на основе математического моделирования "ядерную зиму" в случае 3-й мировой войны, что сильно охладило многие горячие головы в 80-е гг. ХХ века по обе стороны океана. Подчиненная бизнесу наука уже не сможет выполнять эту роль. Наоборот. По заказу бизнеса она вынуждена будет искать оправдание самым безумным, самоубийственным начинаниям, сулящим гигантские прибыли. Красочно и точно об этом говорит Дэн Браун в своей последней книге "Точка обмана", где одна из героинь романа объясняет, чем опасна коммерциализация космоса и почему этого нельзя допустить во имя спасения человечества. На самом деле, это относится не только к космосу, но и к науке в целом.
Третий диагноз - консерватизм, недобросовестность и нежелание что-либо менять в управлении наукой со стороны научных "генералов". Отсюда рецепт - лишить академиков и директоров НИИ возможности распоряжаться большей частью финансовых потоков, идущих в науку, регулируя эти потоки через конкурсы и доводя напрямую до работающих научных групп или даже отдельных научных сотрудников. Однако, резкое увеличение числа "фигурантов" превратит процедуру управления в хаос, внутренняя конкуренция разорвет научное сообщество и наука погибнет от анархии. Власть - не такая штука, чтобы валяться бесхозной, если ее отнять у одних, тут же найдутся другие, кто ее подберет - и все вернется на круги своя. Кроме того, не уверен, что такой "огульный" негативный взгляд на административно-управленческий аппарат науки, включая директорский корпус, да и академиков, соответствует истине. На самом деле, большинство руководителей академических НИИ и академиков искренно озабочены судьбой науки и ломают голову не только над тем, как выжить самим и сохранить свои институты, но и над тем, какие меры срочно нужны для спасения науки в стране. Другое дело, что революционные меры среди администраторов науки непопулярны, ломать остатки еще функционирующей системы, не выстроив ничего взамен - это, по их мнению, административный авантюризм, и мало кто из реальных руководителей науки на это добровольно согласится. А противодействие директорского корпуса в нашей стране, как известно, остановило не одну реформу!
Четвертый диагноз - неразумная система финансирования науки через академические программы по принципу "всем сестрам по серьгам". Предлагается поддерживать только те институты, лаборатории, научные группы, которые работают на мировом уровне ("точки роста"), а остальные пусть вымирают. Такой "социал-дарвинистский" подход вполне оправдан в условиях финансового дефицита, так как "размазанные по тарелочке" средства не оказывают ни стимулирующего, ни даже поддерживающего эффекта. В то же время, абсолютизировать этот подход нельзя, так как существующая инфраструктура, даже плохо используемая, нуждается в поддержании, на это нужны немалые средства. Например, в этом случае могут погибнуть многие обсерватории, биостанции, заповедники и другие уникальные научные комплексы, сегодня почти не используемые из-за нехватки кадров и денег. Но когда подрастет новое поколение исследователей и эти объекты понадобятся (так хочется на это надеяться!), устраивать их заново будет намного дороже, чем поддерживать существующие.
Пятый диагноз - совсем простой: "гипобаксия", то есть острая нехватка "баксов". Деньги в науке - это не только (и не столько!) зарплата, это в первую очередь - инфраструктура: здания, оборудование, экспериментальные станции и полигоны, специализированный транспорт, исследовательские суда и самолеты, телекоммуникационные системы, современные приборы, а у нас их не делают, их надо покупать у американцев, немцев, итальянцев или японцев. И рецепт здесь простейший: дайте науке денег столько, сколько ей положено по Закону о науке - 4 процента от ВВП, а потом уже будем думать о структурных и всяких прочих перестройках. Когда у больного острая гипоксия - рассуждать некогда: кислородную подушку в зубы - и пусть дышит, как может! Все разговоры и анализ причин, поиск выхода и т.п. - потом, когда смертельная опасность минует! Но ведь так можно получить "кадавра полностью удовлетворенного", помните, у Стругацких, который в пароксизме собственной благодати начал сворачивать пространство и чуть не погубил мир… Да и зачем подкармливать неэффективно работающую науку, продлевать ее агонию?
Итак, несмотря на очевидные симптомы, ни однозначного диагноза, ни очевидного способа лечения науки нет. В таких случаях у врачей принято созывать консилиум.
Консилиум
Сейчас в этом консилиуме принимают участие четыре "лекаря", представляющие собой разные по весу, опыту и возможностям силы. Попробуем в них разобраться. Причем, для простоты, будем считать, что все они абсолютно честны, бескорыстны и искренно болеют за результат. Вот только что считать результатом - об этом-то как раз договориться пока и не удается.
Первая сила - чиновники. Они-то и инициировали весь процесс, объявив, что наука (вернее - капиталовложения в науку, а это несколько иное дело, не правда ли?) неэффективна. Их цель - взять управление наукой на себя под тем предлогом, что деньги на науку выделяет государство, а стало быть и распоряжаться ими должны государственно мыслящие люди. Они согласны увеличить финансирование, но при условии, что смогут получить взамен быстрый взлет эффективности. Конечно, наивно ожидать быстрых улучшений в столь консервативной сфере, ведь "квантом времени" в научном процессе является не год и не пятилетка, а поколение. Главный результат реформы в понимании чиновников - повышение управляемости научной отрасли народного хозяйства и повышение экономической отдачи от нее.
Вторая сила - научные администраторы, от президиумов госакадемий до завлаба. Они вполне четко осознают реальность проблем и знают их изнутри. Их цель - провести реформу максимально безболезненно для тех людей, которые несмотря ни на что продолжают работать в науке, может быть и не достаточно эффективно, но честно. Реформа - это изменение правил игры, и к этому надо приспособиться, привыкнуть. Результат реформы для этой категории "лекарей" - сохранение и возрождение научных школ, приток в науку молодежи, которая будет определять ее облик через 10-20 лет.
Третья сила - "цвет" научного сообщества. Это в большинстве молодые, энергичные кандидаты и доктора наук, работающие в академических НИИ и ВУЗах и непосредственно занимающиеся научной работой на мировом уровне. Объединившись в интернете, они вместе пытаются выработать стратегию реформы. Их цель - создать такие "правила игры", которые были бы справедливы, объективны и давали бы преимущество тем, кто на самом деле успешно работает в науке. Именно они настаивают на расширении доли конкурсного финансирования, одновременно требуя создания открытых и объективных схем экспертизы научных проектов и разработок. Реальным результатом реформы для них служило бы повышение престижа российской науки в мире, а также достойные условия профессионального научного труда в России.
Четвертая сила - это политики и экономисты, их роль и вес - очень высоки, поскольку они апеллируют непосредственно к высшему руководству страны. Их цель - выстроить науку как одну из отраслей экономики, обеспечив при этом позитивный имидж как реформы в целом, так и роли политиков в этом процессе. Главная их забота - инновационный процесс, без которого не выстроишь современную экономику и который, в свою очередь, невозможен без эффективной науки. Хорошим результатом для этой группы "лекарей" было бы успешное разрубание гордиева узла проблем российской науки и разработка такой стратегии выхода из кризиса, которая удовлетворила бы всех: научное сообщество, управляющие структуры, а также политическое руководство. Задача не из легких.
Как видим, каждый из "игроков" на этом реформаторском поле имеет свои цели и свое представление о позитивном результате. Разумеется, четкого разграничения целей и мотивов на самом деле нет, каждая из этих сил в чем-то пересекается с остальными (что, собственно, и дает надежду на консенсус). Причем поодиночке ни у кого из этих "врачей" вылечить российскую науку не получится!
Истинная проблема заключается в том, чтобы этот ансамбль действительно сумел сыграть стоящую музыку, а не превратился в крыловский "Квартет".
В конечном счете, проблема упирается в выбор стратегии реформы. А для выбора стратегии важнейшим является определение цели. Вот здесь и начинаются разночтения.
Эффективность капиталовложений, устойчивость "научного корабля", справедливая оценка труда ученого и формирование инновационного пространства - вот четыре "пункта назначения", четыре совершенно разных направления, к которым зовут четыре группы реформаторов. И, что, может быть, важнее всего: среди реформаторов (да и в обществе) нет единого понимания роли науки в современном мире.
Науке часто приписывают утилитарную функцию (производительная сила, отрасль народного хозяйства, источник новых технологий). С другой стороны, ее рассматривают и как составную часть культуры человечества, а то и просто как способ удовлетворения индивидуального любопытства за государственный счет.
На самом деле наука - это особый вид деятельности, состоящий в сборе, анализе и передаче последующим поколениям информации, помогающей человечеству выживать в этом не слишком благоустроенном мире. Перефразируя классика, можно сказать, что "в определенном смысле… наука создала человека".
Наука, как и организм, - самоорганизующаяся система (СОС), ею нельзя управлять как войском или школьным классом. Среди сложных, многокомпонентных систем далеко не все являются СОС. Так, рынок - СОС, а вот отдельное предприятие - нет. Общество в целом - СОС, а органы государственного управления, созданные этим обществом - нет. Управляемая система подчиняется прямым приказам, СОС реагирует на "правила игры", а прямые приказы либо игнорирует, либо искажает. Отдельный НИИ - это не СОС, ему можно приказывать, хотя это и плохо. А вот наука в целом нуждается в совершенно другом методе управления.
Признаки СОС, отличающие их от систем управляемых, сводятся к следующему:
Жизнь СОС подчиняется законам функциональных систем, открытых более полувека назад академиком Анохиным. Незнание этих законов может привести реформаторов к серьезным, непоправимым ошибкам.
Важнейшим свойством СОС является ее неоднородность. Научное сообщество неоднородно как по вертикали (от мэнээса до академика), так и по горизонтали (от профана до гения). Все это создает мозаику разнообразных прав и возможностей. Можно ли это изменить, устранив неблагоприятные сочетания (например: академик-профан)? Хирургическим путем - можно, но вот последствия… Вообще-то, для любой СОС чем больше ее внутреннее разнообразие, тем выше ее устойчивость при любых напряжениях. Сделаем все элементы одинаковыми - погубим СОС. А вот создать условия, "правила игры", при которых социальный и экономический градиент в направлении "мнс-профан - академик-гений" был бы достаточно велик - это и означает провести реформу в интересах науки, а значит и в интересах страны. Потому что сегодня этот градиент не действует. Вот и нет у науки внутреннего стимула для развития. Вот она и болеет…
Попытка "механического" лечения, объявленная Минобрнаукой и подтвержденная словами президента - увеличение зарплаты до уровня 1 тысячи долларов к 2008 году - не даст положительного результата, если одновременно не будет создан этот важнейший градиент. Открытая система (а любая СОС - открытая система) может двигаться только по градиенту, это закон физики, с ним не поспоришь.
(продолжение следует)
Сонькин В.Д.Доктор биологических наукнаписать автору