Святочный рассказ Как Таисия Ананьевна своего суженого во время гадания в зеркале увидала

Николай РЕДЬКО

Бабушка моя, Таисия Ананьевна Теребунская, красивая черноокая казачка дожила почти до 100 лет, не потеряв интереса к жизни. Целыми днями смотрела она телепередачи или слушала радио и прекрасно ориентировалась во всех событиях, происходящих в мире. О политике поговорить любила. Когда внуки или правнуки приезжали погостить, расспросам не было конца: не приведет ли распад СССР к войне, вступит ли Украина в НАТО, что случится, если Китай подружится с Америкой… Всегда всех выслушивала, но свое мнение имела и никогда его не меняла. Последнее слово оставляла за собой, говорила тихо, твердо, веско, так что продолжать начатую тему было уже бессмысленно.

Бабушка жила с младшей дочерью и зятем, которым перевалило уже за семьдесят. Относилась к ним бабушка, как к малым детям, и, когда ее не было рядом, они жаловались на ее деспотический характер. В последний мой приезд тетя Вера возмущалась:
— Борщ спокойно сварить не дает, все поправляет — сколько я томата добавила, положила ли перца, не рано ли засыпала капусту. Я что, первый раз у плиты стою?

А дядька Вася, человек могучего телосложения, приобняв меня за плечи, повел в сад показывать «злодейские козни» бабушки. В дальнем углу сада росли две вишни и черешня. Из вишен варили компоты и варенье, без которого вечернее чаеванье в долгие зимние вечера бабушка и представить себе не могла. К черешне же бабушка была совершенно равнодушна, а поскольку черешня еще и вишни затеняла, считала ее совершенно бесполезным деревом. Зять, наоборот, обожал черешню и никогда не брал к чаю любимое бабушкино варенье. Споры о вишне и черешне длились не один год, пока бабушка не взяла топор и не стесала по кругу ствола с черешни всю кору. Срубить дерево у нее сил не хватило.

Той же осенью услышала бабушка по радио, что надвигается заморозок, и начала требовать, чтобы капусту сняли. Никакие доводы о том, что легкий морозец капусте не повредит, не помогли. И когда дядя Вася куда-то отлучился, бабушка тем же топориком сама с капустой расправилась.

Трех дочерей бабушка воспитала одна. Дедушка наш, Теребунский Михаил Романович, погиб в первые дни войны где-то на западной границе. «Пропал без вести» — только и осталась запись эта в военкоматовских журналах с пометкой, что разыскивает его жена, Теребунская Таисия Ананьевна… Это все, что мы сумели найти, чтоб хоть какая-то память осталась.

Бабушка была прекрасной рассказчицей. Долгие зимние вечера нашего детства часто превращались в сказку. Мы с двоюродным братишкой забирались на теплую русскую печь, на стене зажигалась лампа с отражателем, и этот желтый свет, и дрова, потрескивающие в печи, и расписанное морозом окно создавали ту особенную картину, что сохраняются в памяти навсегда. Бабушка всегда что-то делала: то блины пекла, то гладью вышивала, то носки теплые вязала и наговаривала нам всякие были и небылицы.

Однажды попросили мы бабушку рассказать о том, как она с дедушкой нашим познакомилась. И услышали такую историю.

Случилось это зимой, на святки. После девичника решились девчата погадать на суженого. А самое сильное гадание, как рассказывала бабушка, это гадание в бане, в полночь. Ну, собрались, взяли с собой свечи, зеркала — одно большое, одно маленькое, ножницы. В предбаннике жребий бросили — кому первой гадать. Выпало — Тайке, бабушке нашей. Вот зашла она в баню со свечой зажженной, на лавку большое зеркало поставила, напротив — маленькое, по краям две свечи поставила, а перед собой ножницы положила. И шепчет бабушка заветные слова:
— Суженый, ряженый, приди ко мне ужинать...

Смотреть надо в зеркало долго, не мигая. Ночь. Тихо. Жутко! А зеркало между тем будто туманом окуталось.
— И так мне страшно стало, — рассказывала бабушка, — а тут еще в зеркале сначала расплывчато, а затем все четче крылечко проступать стало. Вдруг дверь скрипнула, и вижу я — на крыльцо выходит парень в рубахе красной. Сижу ни живая ни мертвая и шепчу как в забытьи: «Чур, меня! Чур, меня!». А парень-то плечи расправил, улыбается.

Вспомнила бабушка про ножницы — схватила, клацнула ими… Да, видать, задела свечи. Показалось, что земля качнулась. Что-то упало, загремело. Все провалилось в темноту.

Очнулась Тайка уже в хате. Положили ее на топчан, отливали водой, а когда пришла в себя, спрашивали, что случилось, да ничего Тайка не сказала, боялась, что на смех подымут.

А утром, когда проснулась, уже и сама засомневалась в том, что ночью привиделось. Гадали-то не впервой, и по-всякому. На забаву все это похоже было. Любили гадание с петухом. Ставили в комнате тарелку с зерном, тарелку с водой, зеркало выставляли и приносили самого красивого петуха. Выпускали его и смотрели, куда красавец направится: коль водицы напьется — быть мужу пьяницей, зерно клюнет — работящим будет суженый, ну, а если в зеркальце посмотрится — знать, гуленой будет. А еще ходили на конюшню, с лошадью гадать. Выводили коня через оглоблю, если зацепит — муж сердитым будет, ласки от такого не дождешься… Часто гадали по нитке. Нарежут их одинаковой длины. Встанут девчата в кружок, кто-то достанет лучину из печи, да и подожжет нитки разом: чья быстрее сгорит, та первой замуж выйдет. У кого нитка потухнет — беда: жить тому век свой в девках…

А день был морозный, солнечный! Весь радостью светился. Вскоре девчонки прибежали, колядовать позвали. Шумной ватагой отправились по хуторским хатам с песнями, шутками, прибаутками. Где пирогами попотчуют, где конфетами. Шум, гам, веселье! Вдруг замечает бабушка наша, что остановились они возле хаты с высоким резным крылечком, ну, точь-в-точь как в ее ночном видении. А тут еще на крылечко парень выходит в рубахе красной, а на рубахе-то спереди будто край обрезан… Парень незнакомый, видать, из чужих. Пока ватажок в хату захаживал, Тайка со всех ног домой. Прибежала, и к бане. Зашла, а там лавка на полу перевернута, зеркало разбито, а на полу — лоскуток красный…

Приключения бабушкины на том не закончились. За обедом отец весело так объявил:
— Готовься, Тайка, сватать тебя сегодня будут!
— Я до маменьки, — рассказывала бабушка, — я до папеньки: родненькие, не отдавайте меня замуж!

Да сказал отец, как отрезал:
— Твой черед пришел, Тайка, хватит тебе в девках ходить.

— Заледенела я, застыла, — продолжала рассказ бабушка, — помню только, обнимает меня мамушка да жалостную песню поет: «чего сидишь, не заплачешь, твое усе да минуется, воля твоя умойвается, младшой сестре доставается…».

Но делать нечего, нужно было родительской воле покориться. Непослушание считалось по тем временам грехом тяжким. Засватали бабушку тем же вечером, а мужа своего увидела она только через год и оказался он тем самым парнем в рубахе красной… И жили хорошо, в мире и согласии.

Итог голосования: «+» 64, «-» 20