Я полагаю, что журналист (по крайней мере, в моем понимании) – это человек, который пытается как можно более объективно освещать события. Вне зависимости от личных симпатий и антипатий. Главная задача журналиста сделать так, чтобы его читатель, зритель или слушатель лучше понимал то, что происходит. Он, конечно, может высказывать свое мнение. Но он должен четко понимать, что это – его мнение. Он должен довести это до сведения своей аудитории: то, что я сейчас вам говорю, это не какой-то факт, а это мое личное мнение по этому поводу, оно может быть точным, а может быть и не точным.

Такое понимание журналистики, у нас, к сожалению, не очень распространено. Почему-то мы считаем, что журналист обязан высказывать свое мнение. При этом совсем не думая о том, объективно оно или нет, ведь это его пристрастия.

Насчет времен Владислава Листьева. Давайте вспомним. Листьев делал программу "Поле чудес", где вообще не было места никакому авторскому мнению. Он делал программу "Интервью", где он просто задавал вопросы. Как правило, со своими гостями он не спорил, играя роль такого российского Ларри Кинга. Пожалуй, единственная программа, в которой он высказывал собственное мнение - это "Взгляд".

Но вообще в те годы гласности журналисты себя рассматривали как "рыцарей на белом коне", которые сражаются за правду, за истину. Может быть, даже являются главными героями страны. Что не соответствует, на мой взгляд, задаче журналистики. Надо четко понимать разницу между комментатором или обозревателем и журналистом.

Еще раз говорю: журналист должен стремиться к максимально объективному показу того, что происходит. Иногда это может быть опасно. Иногда именно эта объективная информация подавляется властью, больше особенно не кем. Это может быть власть федеральная, это может быть власть местная – это не принципиально. Но важно, что это происходит. Дальше каждый журналист решает для себя: готов ли он идти на конфликт, готов ли он рисковать своим положением, своей работой, своим благополучием и благополучием своей семьи ради того, чтобы эту объективную информацию дать.

Без компромиссов вообще нет ни одной профессии. В том числе журналистики. Если кто-нибудь думает, что можно прожить жизнь без компромиссов, этот человек сильно заблуждается. Что касается опасений, которые могут быть не только у журналиста, я люблю в этом случае вспоминать четверостишие Евгения Евтушенко из стихотворения, посвященного Галилею. Первые четыре строчки звучат следующим образом:

Сосед ученый Галилея

Был Галилея не глупее,

Он знал, что вертится Земля,

Но у него была семья.

Таков мой ответ на этот вопрос.

Средства массой информации всегда являются инструментами влияния. Важно понять, чьими. Когда средства массой информации являются собственностью отдельно взятых людей, то они являются инструментами в руках своих владельцев. Если взять нашу, в этом смысле довольно короткую историю, то можно вспомнить НТВ при Гусинском или Общественное Российское Телевидение при Березовском. Каждый владелец имеет свои интересы и, конечно же, использует принадлежащие ему средства массовой информации для продвижения этих интересов.

Однако когда у средств массовой информации разные владельцы, то, соответственно, информация дается под разным углом зрения. А это значит, что зритель, слушатель или читатель может получить разные взгляды и сделать свои выводы, сравнивая их.

Когда же все или основные СМИ принадлежат государству, то и государство, естественно, использует их для своих интересов. Но в этом случае у них есть только один хозяин, а именно – власть. Тогда аудитория не получает альтернативного мнения. Это большой минус, и это действительно опасно.

Почему сегодня в России средства массовой информации пользуются гораздо меньшим доверием, чем, скажем, 20 лет тому назад?

Потому что, с одной стороны, конечно же, произошло ужесточение власти в смысле контроля над СМИ. Хотя это касается не всех СМИ. Можно привести примеры различного рода газет и журналов, которых это не коснулось. Это "Новая газета", газета "Коммерсант", журнал The New Times. Можно привести пример радио "Эхо Москвы", где вмешательство власти, по сути дела, отсутствует. Но в целом власть стала гораздо более активно вмешиваться в политику средств массовой информации. Это – с одной стороны.

С другой стороны, сами журналисты не стали этому особенно сопротивляться, в этом смысле они пошли на очень серьезный компромисс. Понятно, что сочетание этих двух факторов постепенно привело к тому, что доверие к журналистам, а, следовательно, и к СМИ, упало.

Что с эти можно делать? Это как дорога с двусторонним движением. С одной стороны, необходимо, чтобы власть понимала, что такое ее вмешательство вредно для страны. Это ограничивает источники информации, что, в конечном итоге, все равно вредно и приводит к тому недоверию, о котором мы сейчас говорим.

С другой стороны, сами журналисты, если они хотят себя считать таковыми, должны изменить свой подход. Этот вопрос очень сложный, потому что такая позиция связана с риском, а далеко не каждый готов рисковать.

1. Вопрос правильный. На него есть ответ. В мире существуют так называемые общественные телевизионные каналы, общественное радио. Они работают следующим образом - у них нет владельца, они не зависят от рекламы, то есть от денег. С другой стороны, они не зависят от власти, поскольку власти они не принадлежат. Можно привести примеры. Если взять телевидение, то таких независимых телевизионных компаний порядка 49 в мире. Это BBC, NHK в Японии и так далее. Подобных каналов довольно много, они устроены, исходя из понимания власти, что такого рода СМИ полезны для государства. Именно тем, что они не зависят ни от денег, ни от самой власти. Конечно, на них тоже можно оказывать определенное давление, но это уже совсем другое.

К сожалению, в России нет общественного телевидения, нет общественного радио. Его нет именно потому, что, как мне кажется, для власти в нашей стране это вещь неподходящая. Но, в принципе, независимая журналистика существует, я думаю, что она будет существовать и в России, просто пока это время не настало.

2. Надо четко для себя определить, что такое цензура. Цензура – это наличие определенной контролирующей организации. В Советском Союзе эта организация называлась Главлит (Главное управление по делам литературы и издательств). У работников Главлита были книги, в которых было перечислено, что запрещено. Прежде чем можно было что-то выпустить в печать или выдать в эфир, надо было принести этот материал к цензору. Был официальный человек – цензор. Он, исходя из существующих правил, которые были определены властью, читал этот материал, что-то вычеркивал, потом ставил печать, означавшую, что это можно выдать в эфир. Или, наоборот, запрещал материал вообще.

Это не коллегиальное мнение. Это определенный свод правил, которые выработаны государством, исходя из своих интересов. Чем более репрессивное государство, тем больше запретных тем. Это не вопрос цензора – определить, "нравится - не нравится". Просто если материал нарушает какое-то из правил, его выдавать в эфир нельзя. Вот это называется цензурой, и я считаю, что это абсолютно недопустимо. Слава богу, что сегодня в России этого нет.

Самоцензура – это совсем другое. Это когда человек, опасаясь чего-то, не решается что-либо писать или говорить. Это тоже абсолютно отрицательная вещь, потому что она основана именно на опасениях. Другое дело – ответственность, она должна быть у каждого человека, в том числе и у журналиста.

Когда-то один из членов Верховного Суда США, Оливер Уэнделл Холмс-младший сказал следующее: "Человек не имеет права кричать "Пожар!" в битком набитом кинотеатре только потому, что ему хочется кричать 'Пожар!'". Понятно, что если бы он кричал "Пожар!", в результате могла бы возникнуть паника, давка, кто-то мог погибнуть и так далее. Это не вопрос самоцензуры, это вопрос ответственности. Журналист должен понимать, что то, что он говорит или пишет, имеет влияние на аудиторию. Поэтому он должен проявлять ответственность, понимая, к чему это может привести. Но это не самоцензура, это, напротив, свобода. Потому что чем более свободен человек, тем более он ответственен.

3. Надо понимать, что ведение блога – это не журналистика. Блогер не журналист. Блогер – это человек, который высказывает свое мнение, говорит то, что хочет. К этому надо так и относиться. Блогер – это не профессия, а журналист – профессия. Этому учатся. А блогером может быть любой человек в любом возрасте, достаточно того, что он умеет писать. Требовать от блогеров ответственности не приходится, потому что это личное желание высказываться и так далее. Другое дело, если человек в своем блоге призывает к насилию, к убийствам, конечно, тогда он несет за свои слова ответственность. Но как отдельно взятая личность, а не как журналист. Это все-таки совершенно разные вещи.

Если Владимир вы так считаете, тогда зачем мне отвечать на этот вопрос? Если вы считаете, что смысла нет, то лучше и не задавайте мне этот вопрос.

Телевидение, как мне кажется, выполняет три функции, причем они связаны между собой - это информация, просвещение и развлечение. Разные программы в разной мере выполняют эти три задачи. Информация, если она не интересна, то есть, говоря широко, не развлекает, бессмысленна. Люди не будут ее смотреть, читать, слушать. Просвещение, если нет информации, если это неинтересно – не затронет.

Речь идет о соотношении. Естественно, в информационных программах концентрация должна быть на информации. Это не значит, что это не должно быть интересно, и в этом нет просветительства. Телевидение должно в одинаковой мере заниматься этими тремя направлениями.

Я в журналистике очень давно, 50 лет. Я много раз сталкивался с подобными ситуациями, работая в Советском Союзе, в России и в США, где я 7 лет работал на телевидении. Это неизбежные вещи. Каждый раз человек должен сам для себя принять решение, как на это реагировать.

Что касается случая, о котором идет речь в вопросе, то моя программа выходит в прямом эфире, то есть она выходит сразу на Дальнем Востоке. Дальше она повторяется по орбитам, по спутникам связи. Это уже "полупрямой" эфир, потому что это просто повторение того, что было в прямом эфире. И если руководство Первого канала захочет что-то убрать, такой эфир дает возможность это сделать.

За годы работы в программе "Познер", которую я сейчас делаю, было два таких случая. В одном со мной разговаривал, разумеется, не главный редактор, а генеральный директор (мои программы не имеет права никто трогать, кроме генерального директора). Он аргументировал, почему он посчитал нужным убрать мою так называемую "прощалку", которую я делаю в конце программы. Я должен признать, что в его аргументе была определенная логика, с которой я согласился.

Что касается второго случая, то это произошло фактически без моего ведома и без каких-либо объяснений со стороны руководства. Я должен был в связи с этим принять какое-то решение. Есть крайнее решение - хлопнуть дверью и уйти. Я против хлопанья дверей. Это ничего не дает, кроме того, что лишает тебя возможности выходить в эфир вообще.

Но бывают такие абсолютно принципиальные случаи, когда ты не можешь согласиться с таким решением. Ты просто понимаешь, что больше не будешь работать, но принимаешь такое решение. В данном случае я не счел, что убирание "прощалки" к моей программе настолько принципиальная вещь, что я должен уйти с экрана. У меня был разговор по этому поводу с генеральным директором. Я с ним не согласился. Но он генеральный директор, и я не работаю на Первом канале. Первый канал покупает программу "Познер".

Конечно, Первый канал покупает не "кота в мешке". Канал должен понимать, что он имеет. Очевидно, что генеральный директор счел, что "прощалка" опасна и не должна выйти в эфир.

Вот такое у нас было принципиальное разногласие. Я высказался по этому поводу, сказал, что если ситуация повторится, то у меня не будет иного выхода, кроме как уйти. Пожалуй, больше мне к этому добавить нечего.

1. Я думаю, что это связано, прежде всего, с тем, что я не являюсь оппозиционером. Я журналист. Меня интересует информация. Меня интересуют конкретные люди, которые являются ньюсмейкерами, поскольку они позволяют мне по ходу интервью помочь зрителю понять, что происходит в его собственной стране.

Меня не рассматривают как человека, который хочет с помощью своей передачи воевать с властью, агитировать за кого-то. У меня есть определенная репутация объективного журналиста, старающегося быть именно журналистом, а не политическим деятелем, агитатором, пропагандистом и так далее и тому подобное.

Вот это понимание плюс определенная репутация, которая у меня есть, позволяют делать мне некоторые вещи, которые не все могут делать.

2. Да, это возможно. Я думаю, это, несомненно, будет. Конечно, я не могу предсказать когда. Мне кажется, что это обязательный этап развития любой страны, которая все-таки, так или иначе, стремится к демократии. Так что, это будет. Но через год, три или через пять – этого я сказать не могу.

Этот вопрос я тоже иногда себе задаю. Могу ответить: если бы у меня был такой выбор, и я мог бы переговорить с любым человеком, который когда-либо жил, то этим человеком был бы Леонардо да Винчи. Почему? Потому что я считаю, что более великого гения в истории человечества не было. Он меня необыкновенно интересует как человек, поэтому я хотел бы взять у него интервью.

Я бы никогда не пригласил на интервью человека (собственно говоря, на этот вопрос ответил и Венедиктов), исповедующего нацистские, фашистские взгляды. Потому что я понимаю, что он все равно, так или иначе, мог бы эти взгляды озвучить. А это опасно, и особенно на сегодняшний день в нашей стране. Я бы не давал такому человеку возможность выйти в эфир.

Как выясняется, это очень разные зрители. Я не устаю удивляться тому, что, общаясь с людьми, бывая в разных местах (начиная с рынка и заканчивая чем хотите), я убеждаюсь в том, что очень разные люди смотрят эти программы, люди разного уровня образования, интеллекта, положения в обществе. Меня это удивляет и, должен сказать, очень радует. Я много езжу по стране и тоже убеждаюсь в том, что совершенно разные люди смотрят мои программы. Когда-то я думал, что "мой зритель" – это образованный человек, интеллектуальный, с определенным достатком. Но выясняется, что я заблуждался. На самом деле, это очень широкий круг людей. Объяснить это я не могу. Тем не менее, это так.

Высокопоставленные чиновники – это те люди, которые, так или иначе, управляют страной. Мне кажется важным, чтобы зритель составил впечатление об этих людях. Если он видит их, слушает и приходит к выводу, что они либо не интересны, либо не компетентны, либо не откровенны, то ведь это тоже немаловажная информация.

Или напротив. Если кто-то из них его удивит именно тем, что это толковый, умный и довольно откровенный человек – это тоже полезно. Понятно, что люди, занимающие определенное положение, имеющие доступ к закрытой информации, не могут быть совершенно откровенными. Все-таки есть правила игры. Это надо понимать.

Это относится не только к чиновникам, но и к послам. Они должны соблюдать некоторые правила игры. Но все-таки они производят разное впечатление, потому что сами по себе они очень разные люди. Когда у меня в программе была министр здравоохранения и социального развития Татьяна Алексеевна Голикова, то она была на редкость откровенной и прямой в ответах. На мой взгляд, это было очень интересно. Не менее интересно, когда сталкиваешься с таким человеком, который и не умеет, и не хочет говорить. Это тоже информация. Она полезна. Люди должны знать, кто ими управляет.

Мне не кажется, что это был "Поединок", но такая реакция меня очень радует. Если программа вызывает бурную дискуссию, значит, она интересная. Значит, цель достигнута. Что касается того, что одни разделяют точку зрения Гребенщикова, а другие разделяют мою точку зрения… Я вам должен сказать, что в интервью я стараюсь свою точку зрения не высказывать, мое дело все-таки задавать вопросы, а не спорить. Но если такая реакция – программа получилась. Это меня радует.

1. Что касается Лукашенко, то я его неоднократно приглашал, но он всегда отказывался. Что касается Шевчука, пока его пригласить на Первый канал невозможно, после его столкновения с Владимиром Владимировичем Путиным руководство этого опасается. Хотя я бы с удовольствием его пригласил.

Кураева я бы с удовольствием пригласил. Но и тут, понимаете, какие есть опасения у руководства. Известно, что я атеист, я не скрываю этого, хотя сегодня это не очень популярно. Понимают, что я критически отношусь не только к Русской православной церкви, но и к религии вообще. Поскольку сегодня в нашей стране Русская православная церковь имеет довольно большое влияние и поддерживается властью, возможно, сделать такое интервью будет сложно. Мне мысль о Кураеве в голову не приходила. Поэтому я благодарю вас за вопрос, я попробую его пригласить.

Что касается Евгения Максимовича Примакова, я пару раз его приглашал, он себя не очень хорошо чувствовал, поэтому сделать с ним интервью не удавалось. Думаю, что в какой-то из моих программ он появится.

2. Отказывают. Причем главным образом высокопоставленные чиновники. В частности, министр внутренних дел, министр сельского хозяйства. Есть целый ряд министров, которые под разными предлогами отказывают. Даже господин Зюганов или лучше сказать товарищ Зюганов… Говорят: "В этот раз не получится. Давайте в следующий раз". Я неоднократно приглашал Валентину Ивановну Матвиенко, но она каждый раз находила повод, чтобы отказаться. Так что да, такое встречается.

1. Насчет Матвиенко я вам сказал. Приглашает не Первый канал, а приглашаем мы. Я приглашал Путина через его пресс-персону и получил отказ. Что касается президента Медведева, то нужно понимать, что президент не дает интервью одному отдельно взятому человеку. Он может давать интервью, скажем, представителям трех каналов.

2. Люди дают согласие, потому что им хочется воспользоваться возможностью выступить по телевидению. Эта одна причина. Вторая причина - моя программа им нравится и им просто хочется побывать в этой программе. Почему отказывают? Скорее всего, потому что опасаются, что мои вопросы окажутся для них трудными, и они будут не очень хорошо выглядеть.

1. У меня с генеральным директором канала есть определенные договоренности относительного того, что есть некоторое количество конкретных людей, которых Первый канал не желает видеть в эфире. Это небольшое количество людей, но тем не менее. Я изначально с этим согласился, но сказал, что этот список не должен расширяться. Мы договорились, что этих людей я пока не приглашаю. В этом смысле можно сказать, что да.

Но, вообще говоря, я знаю, что иногда мои передачи вызывают недовольство в верхах. Они об этом дают знать генеральному директору, который мне об этом никогда не говорит. В данном случае он выступает в качестве, если хотите, преграды на пути каких-то нападок на меня.

Хорошие рабочие, деловые отношения.

Оно, по сути дела, правильное, но произвело на меня странное впечатление. Мне показалось, что плохо выбрано место и время для этого. Это было официальное торжественное собрание, связанное с вручением Леониду Геннадьевичу премии имени Влада Листьева. Мне не кажется, что именно им, людям, которые сидели в зале (многие из них – его коллеги), было адресовано это выступление. Оно было адресовано власти.

В данном контексте это было не совсем продуманно. Но, как вы видите, он не пострадал. Он продолжает работать. Сейчас он завершает работу над фильмом, посвященным 80-летию Михаила Сергеевича Горбачева. Не было никаких негативных реакций, которые бы как-нибудь на него подействовали.

Еще раз повторю, то, что он сказал, было правильно. Но у меня есть сомнения относительно места, где это было сказано.

Лента.Ру: Читатели спрашивают, какие у вас личные и профессиональные отношения с Леонидом Парфеновым?.

С Леонидом Геннадьевичем у нас очень хорошие профессиональные и личные отношения.

Надо иметь в виду, что эта церемония транслировалась только в интернете - на сайте Первого канала, на сайте телеканала "Россия", на сайте tefi.ru (это Академия российского телевидения) и на сайте RuTube. Поэтому в телевизионном эфире ничего не было, и ничего странного в этом нет.

Что касается второй части вопроса, что государственное телевидение должно защищать интересы государства, я могу сказать, что я вообще противник государственного телевидения. Во всех сколько-нибудь развитых демократических странах нет государственного телевидения вообще. Оно не существует. Есть частное телевидение и есть общественное телевидение.

Другое дело, что государство в лице своих высокопоставленных чиновников пользуется этим телевидением. Приходит в эфир, когда приглашают, и очень активно проводит свою точку зрения. Приходят министр иностранных дел, министр торговли, министр финансов и так далее. Но канал, который просто отстаивает интересы власти – это как раз тот канал, который очень быстро теряет всякое доверие зрителя.

Цензуры в США в том понимании, о котором я вам сказал, нет. Но она есть в смысле проведения интересов владельцев канала. Например, канал Fox News принадлежит Руперту Мердоку, он имеет свои сугубо политические интересы, он человек абсолютно правых взглядов. Соответственно, этот канал проводит его взгляды и играет определенную роль, поддерживая политику, точку зрения республиканской партии, особенно ее агрессивного крыла.

Конечно же, те или иные каналы проявляют симпатию к той или иной партии, к тому или иному человеку. Что касается "хвалить демократов", я не думаю, что есть какой-то телеканал, который может хвалить одну партию. Но он может играть в этом определенную роль.

2. Во-первых, я не знаю, насколько тот человек, который задает этот вопрос, в курсе обстановки на телевидении. Во-вторых, я там не работаю. Я бываю на Первом канале только один день в неделю – а именно: в воскресенье, когда выходит в эфир моя программа. У меня там нет кабинета, машины, водителя и всего такого прочего. Кроме того, руководство канала не может вызвать меня на ковер, потому что я у них не в подчинении.

В-третьих, я делаю эту работу, потому что она мне безумно нравится, эта работа мне очень интересна, и я ее делаю не за деньги (хотя, разумеется, я делаю ее не бесплатно). Обойтись без оплаты за эту программу я могу, но обойтись без этой работы мне будет намного труднее, я ее люблю, я хочу ее делать – это главное. Обстановка же на самом телевидении меня вообще не касается, потому что я вне этой обстановки.

"Революция в умах" – это многовато, но, несомненно, источник объективной информации может очень серьезно повлиять на состояние умов. Особенно в стране, в которой, по сути, демократия находится только в зародыше, и совершенно нет традиции, чтобы СМИ выступали бы в оппозиции к власти и обнажали бы недостатки, ошибки и недостойные поступки представителей этой власти.

Это вообще характерно для России. Конечно же, если бы средства массовой информации выполняли свою задачу и свой долг не только на уровне федеральных каналов, но и на уровне региональных каналов, общие умонастроения в России были бы совершенно другими. В этом нет никакого сомнения.

Я думаю, что вы, Михаил, заблуждаетесь. Блоги и прочее – это не профессиональная журналистика. Информация там очень сомнительная, иногда она точная, иногда она совершенно не точная, чаще всего она непроверенная. Как правило, дается одна точка зрения, а не разные.

Я абсолютный сторонник развития этой сферы, но противопоставлять это печати, свободным СМИ не приходится. Это разные вещи. В одном случае – это возможность людей обмениваться между собой мнениями, высказываться. В другом случае – это профессиональная работа, направленная на интервьюирование людей. Не надо путать эти вещи.

2. Проходит. В том плане, что так называемые сетевые телевизионные каналы (у нас они называются федеральными), то есть большие каналы, которые раньше в разных странах забирали себе гигантскую долю аудитории, сегодня все больше и больше теряют эту долю в конкуренции с другим видом телевидения. Например, с кабельным телевидением или со спутниковым телевидением. Но само телевидение по-прежнему охватывает огромное количество людей.

Телевидение дает вам возможность присутствовать в тот самый момент, когда происходит действо. Вы являетесь свидетелями того, что происходит тогда, когда это происходит. И никто – ни вы, ни репортер – не знает, что будет через секунду. В этом колоссальное преимущество телевидения.

Радио (притом, что я его очень люблю) - это все-таки только слово. Телевидение дает вам еще и возможность видеть, чего не делает ни интернет, ни блоги, ничто.

Поэтому я не думаю, что телевидение будет серьезно терять свои позиции. Оно будет видоизменяться, но я не представляю, что могло бы заменить вот эту сиюминутность присутствия в момент действия.

Трудный вопрос. Я не могу однозначно ответить. Во многих странах нет демократии в западном понимании этого слова. Я убежден, что из всех возможных способов существования общества демократия - лучшее из того, что мы знаем.

Как мне кажется, люди захотят ее вкусить. Другое дело, что в России еще очень мало демократии. Хотя возможность высказываться и не бояться, что ночью за тобой приедут, - это все-таки демократия. Все-таки есть разные СМИ, радиостанции, можно купить любую литературу, чего никогда не было прежде.

На мой взгляд, развитие демократии идет, но оно идет постепенно и тяжело. Россия – страна, в которой никогда не было демократии. Этот процесс в Западных странах потребовал столетия. Понятно, что за 20 лет в стране столь в этом смысле отсталой, какой была и какой теперь остается Россия, демократия установиться не может.

Я бы сказал так - давайте предложим народу демократию, создадим эту возможность. А потом посмотрим, скажут ли люди: "Нет, это мне не нужно". Разумеется, без желания снизу из этого ничего не получится. На мой взгляд, желание снизу возникает все в большей степени. Но сказать окончательно я не могу, это очень непростой вопрос.

2. Мне кажется, что чувство самоуважения воспитывается, прежде всего, в семье, дома. Школа и окружающая среда играют определенную роль, но все-таки есть определенные вещи, которые закладываются в раннем детстве. В том числе это чувство собственного уважения, уважения к себе, а отсюда потом идет и уважение к другим. В стране рабской, где человеку сказано, что он ничто, и за него все будут решать, очень трудно ожидать широкого распространения чувства собственного достоинства. Но даже и в таких странах оно есть.

На это влияет совокупность факторов. Очень важно чтобы это чувство возникло очень рано, когда формируется характер. Многие психологи утверждают, что характер уже сформирован к пяти годам. Если он сформирован без этого чувства собственного достоинства, то дальше особых надежд нет. А ведь до пяти лет ребенок все-таки больше общается со своими родителями. Это вопрос семьи, тоже очень непростой вопрос.

Я согласен с этим. Но вы должны понимать, что сегодня в России телевидение исключительно коммерческое. Главная задача телевидения – это заработать, за счет продажи рекламного времени. Цена минуты или секунды рекламного времени определяется рейтингом, популярностью той или иной программы. То есть телевидение стремится к самому общему знаменателю – чтобы программы эти смотрели как можно больше людей. Коль скоро так, неизбежно снижается уровень требования к зрителю. Сопереживание, сострадание, размышление – делается попытка все упрощать для самого широкого круга.

Это то, что происходит сегодня не только с российским телевидением. Это происходит, к сожалению, во всем мире. Общественное телевидение как раз направлено на общественную элиту. А вот коммерческое телевидение направлено совсем в другую сторону.

Это печальный факт абсолютно верен для российского телевидения, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Лента.ру: Кто финансирует общественное телевидение?

В разных странах это устроено по-разному. В Великобритании "Би-би-си" финансируется за счет того, что каждый человек, у которого есть телевизор, платит за него определенный налог. Если у него два телевизора – он платит вдвойне. Если у него, например, как у меня дома, три – он платит втрое больше. Эти деньги идут только на счет "Би-би-си". Так как у всех есть телевизор, и это очень строго отслеживается, то таким образом "Би-би-си" получает очень большие деньги, которые позволяют содержать эту компанию, производить программы.

В Канаде есть CBC (Канадская вещательная корпорация). Есть закон, принятый в свое время правительством, что ежегодно CBC получает некий процент из государственного бюджета. Причем этот процент не может быть снижен, он может быть только повышен, этот процент поступает на счет CBC. Кроме того, записано, что правительство не имеет права вмешиваться в вещательную политику CBC. В Канаде власть понимает, что очень важно иметь вот это независимое общественное телевидение.

Боюсь что да. Можно, конечно, писать письма, писать в газеты, в журналы, в Союз журналистов, на само телевидение. Но самое действенное – это не смотреть. Как только люди перестают смотреть, рейтинг падает, и на это мгновенно обращают внимание, даже закрывают программу, если видят, что ее не смотрят.

Я не против. Но, к сожалению или не к сожалению, я не являюсь генеральным директором телевизионного канала. И поэтому мне легко ответить. Но если поговорить с таким директором, он, вероятно, объяснит, почему именно так, а не иначе. Думаю, что это связано с деньгами.

Лента.Ру: Как вы считаете, публика способна "подтянуться до хорошего вкуса"?

Я думаю, что хороший вкус – это дело воспитания. Если соответствующим образом работать, можно добиться того, чтобы у публики значительно улучшился вкус.

Да. В основном это объясняется тем, что якобы мои зрители – это именно те, кто смотрит телевизор в это время, это интеллигентный, интеллектуальный, интересующийся и активный зритель. Считается, что в более раннее время телевизор смотрит совсем другая публика. Думаю, что это не совсем так. Но тут уж я ничего не могу сделать.

1. Я абсолютный сторонник этого. Нужно убрать власть из средств массовой информации. Это правильно. Об этом, собственно, говорил и Медведев. Кроме того, было бы хорошо добиться того, что бы никто (я имею в виду из частных владельцев) не мог бы владеть более чем одним телевизионным каналом, одной газетой, одной радиостанцией в том или ином городе. Чтобы не было монополизации со стороны кого-либо. Это необходимо сделать.

2. Я этого не знаю.

Мне интереснее всего работать в России. Как мне кажется, сегодня в России журналист может сделать то, что не может сделать во многих других странах, в частности, во Франции и в США. Вопрос не в комфорте, а в ощущении отдачи. По крайней мере для меня. Для меня Россия сегодня наиболее интересное место для журналистской работы.

1. Я могу много имен перечислить. Из более современных: Гитлер, Сталин, Мао Цзедун. Всякого рода люди, исповедующие терроризм. Политические деятели, которые были антидемократичными, тоталитарными. Если уходить вглубь веков, тогда авторитарными были все. Поэтому немножко трудно ответить на этот вопрос. Если говорить о современной истории, о ХХ веке, то, конечно, Гитлер и Сталин для меня в этом смысле стоят совершенно отдельно.

2. Их много. Я очень много читаю и очень много читал. Когда я был маленьким, моим любимым литературным персонажем был Д’Артаньян. В какой-то степени он им и остался.

3. Я не могу вам ответить на этот вопрос. Другое дело, что я хотел бы уметь многое из того, что другие умеют, а я нет. Сказать, что я хотел бы быть другим человеком, и назвать этого человека, я не могу. Это на самом деле очень странно для меня.

4. Я ему сказал бы: "Как вам не стыдно?" Потому что если Бог в ответе за все, в том числе за то, что дети пухнут от голода в разных африканских странах, если он в ответе за бесконечные страдания человека – за войны, за гибель, за цунами, то я бы его спросил: "Как же вам не стыдно?"

1-2. Всегда есть мнение, что это такая конспирация. Я не придерживаюсь этого мнения. Я это приветствую, я считаю, что это очень хорошо.

3. Может быть, да, потому что те цитаты, которые приводятся из разных посольств, наверняка могут использоваться и наверняка будут использованы в соответствующих разговорах.

1. Я считаю, что это правильно. Я сторонник того, чтобы были выработаны определенные стандарты, которые существует во многих странах. Чтобы в телевизионных программах напротив той или иной программы стоял специальный значок, который обозначал бы, что это для всеобщего просмотра, а это лучше детям не показывать, потому что там содержатся сцены насилия, сквернословие, а это запрещено тем, кому еще нет восемнадцати. Чтобы родители понимали, что и в какое время идет по телевизору, и могли бы делать соответствующие выводы.

2. В данном случае Станислав Сергеевич ссылался на то, что американское кино стало продуктом "для 15-летних цветных подростков". Я спросил у него, откуда он знает это, знает ли он хорошо Америку, разве он ходит там в кино и смотрит на зрителей? Это не так. Другое дело, что в кино ходит очень много молодежи, и вкусы молодых людей, особенно не очень образованных, склонны к тому, чтобы ходить именно на боевики и на триллеры. Конечно, киноиндустрия стремится получить как можно больше зрителей. В то же время, если посмотреть, какие фильмы в той же Америке получают наиболее весомые награды – "Золотой глобус" и "Оскар" - это не те фильмы, о которых мы сейчас говорим. Все равно существует представление о том, что такое хорошо и что такое плохо. Другое дело, что такие процессы, как коммерциализация кино, коммерциализация телевидения и стремление к максимальным прибылям, оказывают негативное влияние. Это правда.

Я абсолютный сторонник сохранения памятников. Но нужно все-таки понимать, что возникают разные ситуации. Например, у нас в стране стоят тысячи Лениных с протянутой рукой - это не есть памятники истории, это не есть памятники искусства, их можно спокойно убрать.

Но что если памятник хороший? Например, памятник Дзержинскому, который стоял на площади Дзержинского, как она тогда называлась. Он был очень здорово сделан. На совесть. Дзержинский был, ЧК существовало. Исторически был такой период? Да. Дзержинский был в этом смысле человеком выдающимся? Да. Вместе с тем, это же было ужасно, из ЧК потом возникло ОГПУ, наконец, КГБ. Сколько абсолютно невиновных людей было загублено, убито. Это жуткая трагедия. Может ли стоять памятник такому человеку? Это вопрос. С одной стороны, это памятник, произведение искусства и памятник истории. А если это памятник Гитлеру? Он тоже может быть прекрасно сделан первоклассным скульптором. И как тут быть? Простого ответа нет.

Конечно, душегубам и преступникам не должны стоять памятники. Возможно, если они уже есть, то их все-таки надо сохранить, может быть, не на том месте, где они стоят. Тут возникают очень серьезные вопросы. С одной стороны, получается, что их таким образом славят. Но с другой стороны, уничтожать такие вещи, как мне кажется, не следует.

Да, мы с Иваном Ургантом будем делать документальный фильм об Италии. Мы уже приступили к организации этого проекта, будем снимать фильм. Мы надеемся, что он выйдет к осени этого года.

Да.

Это очень тяжелый вопрос. Я столько читал и читаю, что выделить ТОР-10 мне очень трудно. Я могу назвать книги, которые для меня очень важны, которые на меня очень повлияли. Это не значит, что они лучше других, просто так получилось. Не в порядке главенства, просто то, что приходит на ум: "Братья Карамазовы", "Мастер и Маргарита", "Моби Дик", "Маленький принц", "Лорд Джим" Конрада. Весь Пушкин, потому что одну вещь я не могу выделить. "Дон Жуан" Байрона, "Трамвай 'Желание'" Теннеси Уильямса.

Еще был такой великий английский поэт в 17-м веке - Джон Донн (John Donne).

Наверное, "Три мушкетера".

Наверняка я потом вспомню в три раза больше всего, это то, что я могу ответить вам с ходу.