В последние выходные сентября в Подмосковье прошел второй открытый форум гражданских активистов "Последняя осень". Одним из мероприятий форума была дискуссия между представителями СМИ разной степени оппозиционности на тему "Есть ли в России место для политической журналистики?"
Корреспондент "Ленты.ру" поговорил о так называемой системной и несистемной либеральной прессе с одним из самых известных оппозиционных политиков Гарри Каспаровым.
"Лента.ру": Чем плохи так называемые системные либеральные журналисты?
Гарри Каспаров: Они плохи тем, что регулярно делают абсолютно беспочвенные заявления, дискредитирующие оппозицию. Например, утверждение, что оппозиция не умеет разговаривать с народом. А кто это видел? Вот Боря Немцов избирался на пост мэра в Сочи - у него не было ни телевидения, ни газет. Боря набрал свои 20 с чем-то процентов, просто общаясь с людьми - он просто ходил и разговаривал с ними. И это при том, что его мочили по полной программе. Ясно, что если подобные разговоры будут проводиться чаще, то ситуация будет меняться. Поэтому надо стремиться к возможности расширения диалога с народом.
Все апологеты сегодняшнего режима, даже те, которые рядятся в либеральные одежды, априори подразумевают, что народ - это быдло, которое ничего не понимает, хочет выпить пивка и посмотреть сериал. Сванидзе именно так сегодня оценил большинство людей, и именно Сванидзе и ему подобные по телевизору дебатируют с Кургиняном и другими сходными персонажами. Очевидно, что власть прекрасно понимает - если с Кургиняном будет дебатировать кто-то другой - скажем, Навальный, цифры могут резко поменяться, поэтому нужно звать Сванидзе, звать людей, которые безопасны. Сванидзе, Радзиховский и другие - это либеральная вакцина: ее впрыскивают в небольшом количестве, чтобы в народе был иммунитет к либеральным идеям.
И что делать в такой ситуации либеральному сообществу?
Либеральному сообществу приходится очень тяжело, потому что власть навязывает обществу, далекому от политики, представление о том, что Белых, Чубайс, Немцов - это одно и то же. А на самом деле это не так. Вот Сванидзе, Радзиховский, Рыклин, Пархоменко, можно назвать и другие имена - это все одно и то же.
Индикатор того, на какой стороне находится журналист - это фамилия Путин. Явлинский может написать очень хорошую программу - но там нет фамилии Путин. Когда Сванидзе говорит про десталинизацию и не упоминает в этом контексте Путина, это совершенно очевидно работает против либеральной идеи, потому что люди прекрасно видят, что творится вокруг, и думают: "Чего он там несет про десталинизацию, у нас тут уже свой культ личности есть". Подобные журналисты пытаются всячески представить либеральную идеологию как какой-то продукт 1990-х годов. Сегодняшний российский либерализм реально не имеет никакого отношения к Гайдару и Чубайсу, а в таких выступлениях разница между ними размывается. Такие журналисты постоянно пытаются втиснуть пессимизм в сознание наиболее активной части общества.
Эти журналисты проводят такую политику по собственной инициативе?
Конечно, нет. Сванидзе и Радзиховский - люди на зарплате, у них работа такая. Эти люди выполняют очень важное ответственное поручение, гораздо более важное, чем, например, Шевченко, потому что аудитория, на которую ориентируются Шевченко или Проханов - с ней все более или менее понятно, там работа топорная. У Сванидзе аудитория гораздо труднее, хотя между ними и нет разницы: они все работают в одной системе координат. Зюганов, Жириновский, Рогозин, Явлинский - это все одна система. Причем это даже не системная оппозиция, слово "оппозиция" тут неправильно употреблять, потому что ни одного шага в сторону там сделать нельзя.
И что может делать несистемная оппозиция в такой ситуации?
Бороться с этим.
Каким образом?
Мы, слава богу, обладаем достаточным словарным запасом, знаем энное количество нематерных русских слов для того, чтобы свою мысль изложить. Поэтому такие диалоги <между либерально-оппозиционными журналистами и журналистами, входящими в "систему"> необходимы.
В ходе дискуссии журналист "Газеты.Ру" Александр Артемьев заметил, что аудитория, к которой может обращаться оппозиция, очень ограничена. До кого вы сможете донести свои идеи?
Ну что значит "ограничена"? В интернете сидят 45 миллионов человек. Если 10 процентов из них интересуются политикой, - а так примерно и есть, - то мы имеем 4-5 миллионов человек. А главное, что именно эти 5 миллионов человек все и решают. Вспомните Египет: на площади Тахрир было абсолютное меньшинство населения, и они все изменили, хотя, согласно декабрьским опросам общественного мнения, 90 процентов населения поддерживали Мубарака.
Получается, что переубеждать большинство населения оппозиции и не нужно - достаточно заручиться поддержкой активного меньшинства?
Для победы на выборах в странах, где есть нормально работающие демократические институты, конечно, надо убеждать большинство. А в условиях противодействия тоталитарным и недемократическим режимам мы должны ориентироваться на активное меньшинство, которое в состоянии поменять ситуацию.
То есть в случае России можно говорить только о революционном сценарии?
Да, потому что в России нет нормальных демократических механизмов. Другого в мировой истории не бывает. Но опять же, революционность сценария зависит от того, какое количество людей сможет принять участие в акциях протеста. В Египте тоже была революционная ситуация, но кончилось все относительно мирно.
Теперь смотрите - тот факт, что Путин все больше напоминает Каддафи, означает, что, может быть, лучше вообще ничего не делать, потому что, скорее всего, Путин будет отдавать команды а-ля Каддафи. Вопрос, сможем ли мы мобилизовать достаточное количество людей, которые сделают невозможным для силовиков эти команды выполнять. Потому что одно дело ломать руки тысяче демонстрантов на Триумфальной площади, а другое дело стрелять в двухсоттысячную толпу.
А почему все-таки не получится добиться постепенных перемен путем пропаганды, публичных выступлений или чего-то другого?
У оппозиции нет никаких доступов, чтобы вести масштабную пропаганду. Все шлюзы перемен закрыты, власть четко подала сигнал, что будет править пожизненно. Вопрос теперь не в том, сколько будет править Путин, а сколько мы ему отведем. Радикальный сценарий выбрала власть, он может случиться через год, через два, неважно, но он уже не может стать постепенным, потому что все возможности, даже минимальные зазоры, которые оставались, законопачены.